Среди чужаков вновь произошло замешательство — либо никто из них не знал грамоты, что было вполне обычным делом среди полионской знати, либо причина была в чем-то другом (в конце концов, среди сотни чужаков должен же быть хоть один писарь!).

— Нам достаточно того, что вы росомоны — наши соседи и товарищи по оружию! — высокопарно ответил средний воин, вернув Вышате грамоту, даже не разворачивая ее; росомонам показалось, что сейчас прозвучал совсем другой голос, нежели минуту назад!

— Мы можем следовать дальше? — спросил Вышата, убирая грамоту в ларец и передавая его Корзуну.

— Конечно! Желаем вам доброго пути!

Милаву почудилось, что под забралом он разглядел знакомые глаза. Но всезнание почему-то молчало, не оформившись в конкретную мысль. А жаль…

Чужаки вернулись к своему отряду и потеснились, давая дорогу росомонам.

… Они отъехали уже достаточно далеко, а Милава все преследовал взгляд чужака. «Определенно, я видел эти глаза, — думал он. — И голос! Я слышал его совсем недавно! Но где?» Мысль билась, словно синица, невзначай угодившая в силки хитрого охотника, и никак не могла вырваться из порочного круга: «помню — но кто?»

Кальконис ехал рядом и тоже о чем-то размышлял. Милаву почудилось, он порывается что-то сказать, но сдерживает себя.

— Вижу, вы размышляете над тем же, что и я, — сказал он Кальконису.

— А вас не затруднит открыть, о чем вы думаете? — улыбнулся сэр Лионель загадочно.

— Мне кажется, что хитрую физиономию чужака под забралом я уже где-то видел.

— Несомненно, уважаемый Милав, — откликнулся Кальконис. — Вы не просто с ним виделись — я бы сказал, что вас связывает много общего. Очень много общего!

Милав резко повернулся к Кальконису:

— Что вы хотите этим сказать?!

Вышата тоже насторожился, а Ухоня задышал часто и прерывисто — все ждали развязки.

Кальконис несколько мгновений молчал, потом, набрав в легкие побольше воздуха, — словно перед прыжком в водяную бездну, — выдохнул:

— За забралом вы видели самого себя!

Милав остолбенел:

— Что… что ты несешь! — Он даже не сразу подобрал нужные слова. А когда слова нашлись и он собрался обрушиться на Калькониса уничтожающим потоком оскорбленного достоинства, в мозгу вдруг что-то прояснилось. Он прокрутил в памяти все виденное и с ужасом понял — Кальконис прав! Поэтому и молчало всезнание, поэтому и взгляд показался знакомым, поэтому…

— Конечно, — донесся до Милава голос Калькониса, — вам тяжело в это поверить, потому что вы себя со стороны никогда не наблюдали. А вот нам…

— Действительно! — воскликнул Вышата, пораженный не меньше Милава. Ведь это был ты! И жесты, и движение руки, когда он брал грамоту! А я-то все голову ломаю — откуда мне этот чужак так знаком?

— Но какое может быть тут объяснение? — вмешался Ухоня, молчавший до поры до времени. Милав задумался.

— Сторцин-оборотень, — наконец подсказала ему память, — может создавать до пяти тел-оболочек. Но откуда остальные?

— А может оболочка повторить саму себя? — спросил Кальконис.

В Милава будто сотню игл вонзили.

— Точно! — вскричал он. — Оборотень создает пять оболочек, затем каждая из них — по пять и так далее… О боги, сколько же их может быть?!

— Я думаю, трагедию нечего устраивать, — философски заявил Ухоня, сторцин живет не более суток. Да и волей — как ты сам недавно нам говорил он не обладает. Главный вопрос в другом: почему они отпустили нас?

Ответить попытался Милав.

— Несомненно, ими кто-то управляет, — предположил он, — только так можно объяснить непонятную заминку чужаков. Возможно, тому, кто контролирует колонию оборотней, что-то помешало, и он отдал приказ пропустить нас.

— И чего нам следует ждать? — спросил Вышата.

— Либо к нам потеряли интерес, что весьма и весьма маловероятно, либо нас ждет впереди еще более хитроумная западня…

— Я вот что думаю, — подал голос Ухоня, — отправляясь в этот поход, мы рассчитывали на то, что прохождение отряда по землям полионов никаких проблем не вызовет. Так?

— Так, — за всех ответил Вышата, не понимая еще, куда клонит ухоноид.

— На деле же, — продолжал Ухоня, — вышло совершенно наоборот: не проходит и дня, чтобы с нами что-нибудь да не случилось. Не кажется ли вам это странным?

— Да здесь все вокруг странное! — в сердцах произнес Вышата.

— Погоди, тысячник, — Милав попытался успокоить товарища, — если проанализировать происходящее с точки зрения Аваддона, (Вышата криво улыбнулся), можно предположить, что ему безопаснее попытаться нас остановить здесь, в земле Полион, и сделать это чужими руками, чем потом охотиться за нами на своей территории. Для этого и собрал он у полионов всевозможных тварей, для этого и плетет против росомонов заговор при дворе короля Сигиза Мунда. Мне почему-то думается, что земли вигов нам будет преодолеть проще.

Вышата покачал головой, не соглашаясь с мнением кузнеца.

— Мысль не лишена оснований, — ввернул Ухоня умную фразу, — все же есть и в твоей версии кое-какие «но».

— Какие же?

— Именно у вигов нас проще всего полонить. Это же не народ, а племя грязных разбойников!

— Думаю, Аваддон не хочет, чтобы нас просто уничтожили. Ему нужен либо я, либо Ухоня. А выследить нас в диких лесах вигов не так-то просто: у них нет ни одного крупного города — мелкие поселения да кочевья.

— А вы что скажете, сэр Лионель? — обратился тысяцкий к Кальконису. Вы же большой знаток вигов.

Кальконис шутки не принял и ответил Вышате очень серьезно:

— Думаю, уважаемый Милав прав: не захочет Аваддон связываться с вигами — это слишком дикий и совершенно неуправляемый народ. У них отсутствует централизованная власть, договориться с каждым отдельным вождем нет никакой возможности. Быть может, чародей именно по этим причинам выбрал Полион, чтобы здесь утвердить свое влияние. И мы уже убедились — он не ошибся. Так что я почти уверен: страну Виг мы преодолеем без особых трудностей. А вот дальше… дальше я загадывать не берусь — там видно будет.

Небольшая речь Калькониса заставила всех задуматься. С каждой пройденной верстой приближался миг расставания, и все они пытались заглянуть в то неведомое, что ожидало их впереди.

ШЕПОТ?

— Парадокс: чем больше он знает, тем больше он не знает!

— Это не парадокс, хотя в его глазах таковым и выглядит. Просто не нужно забывать, что, чем шире круг человеческих знаний, тем больше и область незнания, создающего этот круг. И так до бесконечности. Нетренированному уму понять это непросто. Ибо основа всего — мысль. И только от самого человека зависит: пользу или вред он получит, напрягая свое воображение.

— К сожалению, очень часто люди не задумываются о причинно-следственных отношениях в мире. И не в силах поверить, что мысль самый совершенный творец, а поток мыслей поистине неодолим!

— Он хочет верить. Он почти уже поверил, но окружающий его мир так жесток и непредсказуем!..

— Посмотрите, что я нашел?!

Ухоня держал в лапах бьющегося зверька. Милав приблизился к нему и осторожно вызволил пленника. Повертел его перед собой и удивленно спросил:

— И что удивительного в этом зайце?!

— А уши! — вскричал Ухоня.

— Что — уши? — опять удивился Милав. — Уши как уши — длинные, такие и должны быть у косого!

— Не-ет, — возмутился Ухоня, — следопыт из тебя просто никудышный! Ты на уши-то его посмотри!

Ушей было две пары!

— Это еще что! — продолжал сыпать открытиями Ухоня. — Я тут недалеко лису видел — у нее штук восемь ног и три хвоста! И до того простодушна, что сама идет в лапы!

Вышата тревожно посмотрел на Милава.

— Аваддон, — откликнулся кузнец, — его штучки — решил взять нас не мытьем, так катаньем.

Тысяцкий тут же вызвал Корзуна и распорядился дичь не бить, рыбу на привале не удить, зверья в лесу не трогать — питаться только тем, что им воевода Кженский в дорогу дал.