Посему, я лишь голову ненаглядному на плечо положила покорно, да руками шею обвила. Вознамерившись отринуть девичьи страхи и, наконец, получить сию огненную птичку в единоличное, законное право. А что он думал, только ему моя свобода покоя не дает? Зря.

С таким лозунгом мы и подошли к резным дверям пристанища богов, отворившимся весьма самостоятельно, что заставило лишь увериться в мысли — Рыжик и Созидание спелись.

Внутри оказалось светло и благостно. Витражные окошки, яркие, светлые фрески и лики святых, наполняли храм духом веры и чуда. Слезы невольно навернулись на глаза. Сказалось или все-то что случилось, или то, что именно о такой свадьбе я и мечтала. Одной на двоих и никого более…

Демирин поставил на ноги, взял за руку, и повел вперед уверенной поступью, ни на секунду не сомневаясь в своем решении соединить наши жизненные пути. Я следовала следом, ощущая, как всполошено бьется сердце. Не от страха, нет. От радости.

Перед статуями богини Созидания и Творца, мы опустились на колени, беззвучно благодаря за высший дар, который нам только могли преподнести. Чаща с огнем вспыхнула пред нами, когда с благодарностью было покончено, и Феникс, посмотрев испытывающе, улыбнулся, как может только он тепло и лукаво, и вопросил:

— Не передумала?

Я же в ответ воинственно вздернула носик, не утративший за пережитое время своей горделивости, и со значением фыркнула:

— Не надейся.

Наши улыбки стали тем единодушным "да", которое подвигло божественное пламя пролиться нам на запястья, скрепляя их вязью одинаковых брачных татуировок — истинного знака принадлежности друг другу. Мы же в свою очередь не отставали от божественной воли и подтвердили сие событие поцелуем.

Он все длился и длился, и прервался лишь на но, чтобы отыскать маленькую комнатку, за кафедрой с иконами. Большего нам и не нужно было. А после… Несносный Рыжик все же получил желаемое.

Это походило на танец. Поначалу легкий, несмелый, дающий возможность привыкнуть к движениям партнера. Чувственные, скользящие прикосновения рук, ног, губ. Острая вспышка боли, как особенно сложный пируэт, разделивший все на до и после. Дающий понять танцующим, что они созданы друг для друга. И пламенное, страстное завершение, когда смешивается дыхание, сердцебиение, и стирается грань между телами. А уста исступленно шепчут, не веря, что может быть ТАК хорошо и правильно:

— Мой Мир…

И получают в ответ легкий, счастливый выдох:

— Моя Война.

Проснулась я от смутного и неясного давления в районе поясницы, еще не вспомнив того, что произошло после венчания. Ибо в целом сей факт не являлся особо заметным, на фоне общей расслабленной неги и приятной ленивой истомы, разлившейся по организму на редкость гармонично и равномерно. Мне было мягко, тепло и…

И еще на теле, аккурат, на груди возвышалась длань… Лишняя, но с уверенной фундаментальностью, если не сказать надежностью, ее поддерживающая. Глаза я распахнула мигом, что позволило воспоминаниям обо всем, что делала и что шептала жених… (тьфу ты, теперь еще привыкай к новому статусу) мужу, просочиться обратно в сознание, и в целом испытать эмоции весьма сумбурные от счастья до непрошенного смущения. А уж когда я, стараясь не потревожить рыжиковскую конечность в частности и муженька в целом, повернулась к нему и узрела, что коварный Феникс не спит, а очень даже самозабвенно изучает меня, и больше всего уделяет внимание раскрытой груди…

Под покрывало я нырнула инстинктивно, не задумываясь о том, что переживать после всего поздновато. Логика под горящим взором любимого пасовала и старалась не отсвечивать.

Секунда и Демирин последовал моему примеру — накрылся, придвинулся поближе, (отчего я мигом смекнула, что именно мне там упиралось в спину, и едва сдержала истеричный смешок) и горячо зашептал на ушко:

— От кого прячемся?

— А то ты не понимаешь? — выдала возмущенно, осознав, что робость — определенно не мое, а вот эгоцентризм самое то.

— Даже не догадываюсь, Воительница, — молвил ненаглядный насмешливо и ушко поцеловал.

И ладно если б этим ограничился.

Задохнулась не то от возмущения, не то от того, что после уха, вероломный искуситель, всерьез вознамерившийся исполнить свою давнюю угрозу и таки посвятить меня во всех нюансах взрослой жизни, перебрался на шею, а рука… И вовсе бесстыдная поменяла дисклокацию.

Хотелось ехидно заметить, что для индивида, так долго делающего вид, что у меня нет груди, он нашел ее излишне споро, но…

Слова как-то резко утратили смысл, а смущение и вовсе растаяло, словно лучи заходящего солнца, решившего деликатно предоставить нас самим себе.

Прошло два месяца…

— Оно не подымается, Рин. Я уже все перепробовала, но результата ноль.

Именно этим отчаянным возгласом я встречала опешившего друга на пороге нашего с Рыжиком маленького, двухэтажного домика, расположенного на окраине Радалэна. Поближе, так сказать, к родной академии и подальше от городской суеты, явно неспособной понять моих экспериментов.

Тролль, нужно признать, домчался быстро, что делало ему чести, ведь Триура я за другом позвала всего-то минут двадцать назад. А расстояние нешуточное… И выглядел соответственно запыхавшимся, взъерошенным и раскрасневшимся, как будто и впрямь не с извозчиком на пролетке, а бегом добежал.

— Что..? — только и смог он выдавить осипшим голосом, наблюдая как у меня на глазах наворачиваются слезы, и уже заранее не зная, что с этим делать.

Как показал опыт, его и дубиной по голове не возьмешь, а вот стоит всплакнуть и пожалуйста — пришибленный Эринир, готов на любые подвиги.

Подвигов мне было не надо, да и собственная плаксивость, откровенно говоря, удручала, но… Навязчивая идея оказалась сильнее, чем здравые доводы разума. Который хоть и вякал, но этак скромненько, без огоньку и пылу.

— Пойдем, — буркнула безжизненно, шмыгнула носом и, повесив голову, поплелась вглубь первого этажа.

— Эмм, мелкая… — стараясь не сказануть лишнего, осторожно начал троллик, когда смекнул, куда я его веду. — А ты уверена, что подымать мертвецов на кухне, разумно?

В ответ получил еще один всхлип, преисполненный наивысшей печали, и сразу же сдался:

— Впрочем, кухня так кухня, — заметил с энтузиазмом и улыбнулся одобрительно.

— Вот он, твой труп, — ткнула пальцем на миску, прикрытую полотенчиком, и рухнула на высокий табурет, прикрыв лицо ладонями. — Четыре часа с ним промучилась, а оно…

Что там оно, не договорила, давая возможность Рину выяснить это самому.

Тролль не подвел, подобрался к цели, нахмурил брови, и двумя пальцами, приподнял сокрытое.

— Тьфу на тебя, Фирсен, — выдохнул с облегчением, хватаясь за сердце, в наличии которого мы с Марисой регулярно сомневались, — вот напугала. Я уже думал, у тебя там голова притаилась, а это всего лишь тесто.

— Во-первых, не Фирсен, а Лианель из рода Алых Фениксов. Ты ведь знаешь, что после того, как предки моего благоверного прознали, что к нему вернулась способность превращаться, они чуть ли не лебезили перед ним, стараясь замириться на любых условиях. А во-вторых… — вздохнула горестно, — с головой я бы и без тебя управилась, а вот с этим…

И не договорила, поскольку собственное поражение признавать не хотелось, но и отрицать бессмысленно.

— Хозяюшка, — тут же скабрезно залыбился приятель. А когда вдоволь наглумился, поинтересовался: — С чего ты вообще решилась печь?

И что мне ему на это сказать? Я и сама ведь не знаю ответа. Но чувствую, что надо. Вот прямо всенепременно. И что б пироги, и булки и ватрушки. При упоминании последних, опять опечалилась до такой степени, что принялась размазывать дорожки слез по лицу. Я же и творог купила, и книгу поваренную, и муку и яйца, и сахару с запасом, и дрожжи, зело свежие, живые. Хотя как по мне — жутко звучит, но продавщица советовала, говорит, сама только эти беру… И смешала все по инструкции, с соблюдением всех пропорций, до того точно, что и Инка позавидует. А оно, поди ж ты, не поднялось. И запах приобрело такой кислый, пивной, удушливый. Будто я туда не дрожжи, а хмеля от души пролила.