Рядом перекинувшийся Чар, вгрызся четверорукой твари прямо в шею. Волин создавал земляные воронки, просто погребая врагов в них. Аск атаковал магией мертвых, насылая заклятье "Мертвецкой Бледности" — что-то вроде ускоренной, поражающей за считанные секунды чумы. Лиррен резвился с огненной плетью, коя рубила похлеще самого заточенного топора. Прочие воины не отставали. В пылу схватки все позабыли и про природный страх пред сильным недругом и про его неуязвимость. Загнанным в угол нужно не так уж много, чтобы раскрыть все свои способности — всего лишь выжить.

Но Феникса манило не это. Близко. Она близко. Я чувствую ее — пришло осознание перед тем, как птица влетела в импровизированный подземный зал, дабы увидеть, как над Лиани какой-то смертник занес кинжал.

Вот и все.

Мысль выдалась на диво спокойной, и лишь толика разочарования скользнула по сознанию — жаль над головой земляной свод, а не ночное небо. Глядя на звезды, умирать романтичней…

Андрогин торжественно оборвал речь, и вознамерился с силой опустить руки, как… Огненная птица дивной красоты с отчаянным криком, впилась когтями в плоское лицо перволюда и воспламенилась, став этаким фитилем для приспешника Безымянного. Он полыхнул за секунду, и не способный отразить атаку, зарычал и вовсе страшно. Но меня испугало не это, нет. Все внутри похолодело от осознания — Феникс здесь. Явился, как и предсказано, презрев мои ухищрения.

Против воли сил сей факт поприбавил. И я даже попыталась заерзать под цепями, не сразу вспомнив, что могу их снести магически, как…

Руки загоревшегося чудовища дрогнули и выпустили из захвата острую смерть, которая, словно натасканный на убийство верный пес, заскользил вниз, аккурат к моей грудной клетке. Увернуться не было и шанса. Только теперь участь действительно испугала. С Демирина ведь станется…

Удар выбил из легких весь воздух. И принес с собой пустоту. Столь стремительную, что я… Не успела в последний миг налюбоваться своей огненной птичкой, обещавшей мне продемонстрировать крылья только после свадьбы. Что ж… Нынешние обстоятельства повяжут нас куда, как крепче.

Тело, не чувствующее положенной боли, похолодело, а то и вовсе заиндевело, стало не удобным, чужим. Мысли вялой кутерьмой, будто снежная метель, закружили, завертели и вознамерились унести меня, наверное, за грани. И тем неожиданней в образовавшейся темноте оказалось узреть протянутую руку. Женскую, жилистую, сухую руку. В нее я вложила свою ладонь по наитию, чувствуя себя заплутавшим, наконец, сыскавшим поводыря.

Глаза распахнулись мгновенно. А лучше бы остались в неведении, честное слово.

Потому как первым что узрела — стал алтарь, и я лежащая на нем, на диво умиротворенная, с тонкой улыбкой на губах, человека всем довольного. Ну, конечно, задуманное ведь выполнено. Не вязалась в идеалистическую картинку только истошно кричащая птица, замершая над странным алым пятном, расползшимся над моим застывшим сердцем, будто вышивка нарядная.

И было в этом крике столько боли… Словно Феникс забрал ее всю себе, оттого и умиралось мне так легко.

— Нет. Нет, пожалуйста, — взмолилась я, обращаясь к Безликой, которая, поди, ж ты сдержала слово о скорой встрече. Именно она ведь явилась за мной…

Богиня, стоящая рядом, и продолжающая крепко стискивать руку, словно мой бестелесный призрак мог сорваться с цепи и что-то предпринять, лишь покачала головой, давая понять — вмешиваться не станет. То ли не желает, то ли не в ее силах — повелевать живыми. Не знаю, что ей руководило. Но было это бесспорно жестоко, поскольку стоять и смотреть, как любимый обменяет свою жизнь на мою, а родители и друзья вязнут в битве, в коей их заведомо меньше — нестерпимая мука.

Ладонь я все же вырвала, и пусть показалось в сей момент, что у богини Тлена осталась взамен и кожа с костями, медлить и проникаться ощущениями не стала. Роль призрака, конечно, нова, но…

Рыхтовы обстоятельства, не располагали к промедлению. Уж слишком много я поставила на кон, чтобы проиграть.

Посему к застывшему собственному телу, метнулась со всем возможным рвением. Но не для того, чтобы попытаться занять опустевшее, привычное пристанище, а затем, дабы со всей силы отпихнуть поникшую птаху, переставшую пылать огнем, и казалось не видящую ничего, что творится вокруг.

Нет, родной, поплачешь после. На могилке, так сказать, и не янтарными, а обычными слезами.

С первого раза ничего не вышло, однако я с завидным упорство продолжила таранить Феникса, чтобы отвлечь от…

Блеснувшие слезинки, словно драгоценнейшие из камней, которые мне доводилось встречать, покатились по клюву, дабы сорваться вниз, прямо на зияющую рану, и раствориться, смешаться в ее недрах.

— Демир… — простонала, опуская руки и опускаясь рядом.

Все враз утратило смысл. Поблекли цвета, звуки, очертания предметов и лиц. Я просто обняла своего самоотверженного, несносного Рыжика и горько заплакала, жалея больше всего на свете, что он не почувствует этих прикосновений…

Бой кипел, кружила сталь, сметали все на своем пути смертельные заклинания, но мне до этого больше не было дела…

Наверное, именно поэтому я не могу сказать, когда все изменилось.

Тело мое вздрогнуло, засветилось и распластало руки и ноги широко-широко, образуя эдакую звезду, от вида которой сделалось стыдно — срам один. Но возмутиться по-настоящему, а еще удивиться, откуда столько резвости, не вышло. Ибо лимит изумлений на сегодня еще не выполнен. Столп света, ударил из моей груди яростным заревом, устремившись вверх. Аккурат к потолку, грозясь пробить его к рыхту. Открывшийся источник, опьянил своей силой даже мою бестелесную сущность. А Демирин, которого я продолжала пораженно обнимать, встрепенулся, перевоплотился обратно в человека, соскользнув на край необжитого пространства камня, и уставился на меня преподозрительно видящим взором. Аж неловко от этакой осознанности стало.

Дальше, больше. Возликовавшие поначалу перволюды, очень скоро испытали эмоции прямопротивоположные. Поскольку вырвавшийся на волю светоч, вместо того, чтобы просверлить горы, ринулся к четверорукому шоблу и его приспешникам, нанося удары, от которых проклятая магия, зашипела, скорежилась, лишая противников преимущества. И вскоре от поклоняющихся Безымянному осталась только горстка, даже не пепла, а этакой трухи. Все случилось за считанные мгновения, заставив испытать собравшихся сильнейшую растерянность, одну на всех.

Только Мира сия эмоция обошла стороной. Напротив, ненаглядный взирал на меня с вполне ощутимым гневом, всем своим видом доказывая, что чхать он хотел на мою бестелесность. Сейчас как оттягает за уши за дурь излишнюю, да самоволие, и помирать можно будет спокойно. Я даже поежилась от перспективы. Почему-то нисколечко не сомневаясь, что этот сможет угрозы воплотить в жизнь.

— Демирин, я… — начала примирительно, здраво рассудив, что на прощание осталось времени мало, потому как богиня Тлена, так и стояла в стороне, дожидаясь свою непокорную подопечную, дабы лично уже сопроводить за грани, — Это единственный способ остановить войну. Добровольная жертва. Осознанная и покорная своей участи. Мой источник магия проклятых замарать не смогла, напротив, именно он ее очистил, лишая андрогинов связи с проклятым богом.

Огненный защитник, продолжая молчаливо всматриваться в мое лицо, замедленно кивнул, не отрывая взора двух горящих солнц, словно стремясь — зарисовать в памяти сей момент.

— Я люблю тебя, — прошептала пламенно, обняв его лицо ладонями, молясь всем богам разом, чтобы достало силы, на последний прощальный поцелуй.

Феникс в свою очередь, закрепил мои ладошки своими, уперся лбом о мой и твердо поинтересовался:

— Неужели ты думаешь, я позволю тебе уйти?

Ответить не успела, потому как за меня это сделало новое действующее лицо.

— Всегда любила своих вестников за излишнюю самоуверенность. Знают, поганцы, что питаю к ним непозволительную слабость, оттого и вьют из меня веревки, — с притворным укором молвила… девушка, в длинном бежевом одеянии, русыми волосами, и невероятно мудрыми, цвета весеннего неба глазами, которой взяться здесь было попросту неоткуда.