– Если эти асуры продолжат свои нападения, то артисты не смогут хорошо сыграть драму, – опечалился Бхарата Муни.
– Что же делать? – Дхамини и Криттика растерянно переглянулись.
– Что им вообще не нравится в драме, – задумчиво произнёс Чандра, вглядываясь в чащу леса, откуда за ним следили недобрые глаза Раху.
– Это же асуры, им никогда не нравится то, что делают дэвы, – пожал плечами Буддх.
– Нет, я думаю, у этих нападений есть и скрытая причина, – покачал головой лунный дэв. – Давайте позовём Шукрачарью для переговоров.
– Но что мы можем ему предложить? – вопросил Буддх.
– О… Кажется, я знаю, – Чандра лукаво глянул на Буддха и больше ничего не сказал, наслаждаясь интригой.
– Так что вы можете предложить мне за то, что я утихомирю асуров? – через несколько минут Шукрачарья сам задал этот вопрос. Учитель асуров с интересом посматривал на труппу, его белая борода, широкие одежды и седые волосы придавали учителю вид весьма представительный.
– Зачем асурам портить представление, чем они недовольны? – улыбнулся Чандра, протягивая Шукрачарье серебряный кубок с розоватой сомой, который дэв взял из Чандра-локи, но окружающим показалось, что прямо из воздуха. – Может быть, тем, что эта история про дэвов, и асурам нет места в священных драмах?
– Может быть, – Шукрачарья не отказался от предложенной сомы.
– Но это не так. Как ценитель всего прекрасного, вы ведь можете им объяснить, что в священной драме не делается различий между дэвами и асурами. Не так ли, риши Бхарата?
– Это так, – подтвердил Бхарата Муни.
– В драме нет предпочтения асурам или богам, ибо драма есть представление состояний трёх миров. В ней упоминаются дхарма, артха, кама и мокша[1]. Она учит долгу тех, кто пренебрегает им, любви тех, кто стремится к ней, очищает тех, кто невоспитан или непокорен, поддерживает сдержанность в тех, кто дисциплинирован, рождает мужество в трусе, энергию в герое, просвещает неразумных, дает мудрость ученику. Она дает развлечение царям, твердость души тем, кого одолела печаль, надежду на богатство тому, кто стремится к нему, приносит спокойствие тем, кто возбужден. Драма есть воспроизведение действий и поведения людей, богатое различными чувствами и показывающее разнообразные ситуации. Она рассказывает о действиях людей добрых, злых и безразличных и дает всем им мужество, развлечение и счастье, а равно и совет. Драма, таким образом, будет поучительна для всех благодаря действиям и состояниям, изображенным в ней. Она также дает облегчение несчастным, одолеваемым скорбью, или печалью, или трудом, и будет способствовать соблюдению долга. Нет такого действия или чувства, каковое не было бы выражено в драме[2], – произнёс Чандра нараспев, с улыбкой. Шукрачарья с удовольствием его слушал, а Бхарата Муни одобрительно кивал, подтверждая сказанное.
– Рот некоторых людей, а также и дэвов, как будто бы полон песка и колючек – когда они раскрывают его, то осыпают собеседника этим песком и колючками, – заметил Шукрачарья Чандре. – Но ты – другое дело. Твой рот всегда полон мёда и молока. Всегда приятно слушать, даже если ты говоришь полную чушь. Но сейчас твои слова имеют смысл, Чандра. Риши Бхарата, вы дадите ли роль в предстоящем представлении и моим асурам? Тогда они не будут нападать.
– С удовольствием, о гуру, конечно дам, – поспешил заверить Шукрачарью Бхарата Муни. – И будьте зрителями сегодня, прошу! Однако нам надо поторопиться – солнце уже садится.
К своему изумлению, Раху с Кету тоже оказались частью драмы. В облике змей им предстояло сыграть свои роли.
– Раху, из тебя выйдет отличный Васуки – царь змей на шее Махадэва, – уговаривал полуасура Чандра, для убедительности доставая всё новые кубки с сомой из Чандра-локи. – Как можно представить Махадэва без его главного атрибута – змея…
– Ладно, ладно, убедил, – проворчал Раху, принимая очередной кубок. – Но только на время представления, больше я не позволю тебе мной командовать.
– Драма – это чувства, командует тут всем Махадэв через Бхарату Муни, – улыбнулся Чандра.
– Не боишься, что я не стану ждать и сожму твою нежную шею своими кольцами? – ехидно вопросил Раху.
– Нет, сейчас ты этого не сделаешь, – покачал головой Чандра. – Ты же умный и понимаешь, что в священной драме бессмертные божества защищают актёров. К тому же зачем тебе ущербная Луна? Через несколько дней будет полнолуние, мой свет и силы достигнут максимума. Ты подождешь этого, Раху.
– Может, подскажешь мне и средство добыть тогда твой свет? – усмехнулся Раху, но Чандра только молча покачал головой, по-прежнему улыбаясь, как будто говорил не с тем, кто хочет причинить вред, а со старым приятелем.
Благодаря Чандре, ускоряющему события, представление началось вовремя. Солнце-сурья зашел за горизонт, на небе тут же зажегся Чандра-Луна, вместе с первыми робкими звёздочками. Шукрачарья, усаженный на почётное место, одним своим благообразным видом, полным достоинства, укрощал тех асуров, которым хотелось еще помешать драме. Но таковых было немного – зная, что асурам тоже дали место в представлении, демоны приняли вид обычных людей и чинно расселись на земле. Пришло много и обычных людей. А из дворца тайно пришла царица – ей так хотелось посмотреть драму, что она выскользнула с помощью служанок незамеченной. С царём Чандра обещал пообщаться ночью, после выступления.
Перед выступлением актёры вознесли молитвы Махадэву, так незаметно, насколько это было возможно, чтобы не привлекать внимание солдат царя и злобно настроенных людей.
– Ну, теперь ни о чем не беспокойтесь, просто делайте, что должны, а обо всём прочем побеспокоятся сам Махадэв и дэви Парвати, – напутствовал актёров Бхарата Муни. Видно было, что он волновался, но не чрезмерно – многолетняя практика аскета приучила мудреца контролировать свои чувства и полагаться на божественные силы. И очень немногие могли видеть, как над сценой встали сами бессмертные – вся Триада и Тридэви, оберегая хрупкое чудо искусства, творящее иную реальность.
История встречи Махадэва и Парвати, рассказанная музыкой, словами и движениями танцоров, которые с помощью жестов могли выразить даже абстрактные понятия, полностью захватила зрителей. Даже искушенный Шукрачарья был впечатлен. Наблюдатели в Сурья-локе тоже замерли в восхищении, даже Шани не мог не признать, что это уже не просто какие-то танцульки и движения тела – нет, это было подлинное погружение в мир, находящийся в обычное время за гранью восприятия. Простые же люди, для которых в основном и предназначалась драма, были в полном восторге.
– Смотрите, это Махадэв! А это – матушка Парвати! – шептали они, переживая за судьбу влюблённых, печалясь о судьбе Кама-дэва и его безутешной супруги Рати, следя за всеми поворотами драмы, забыв, что это – всего лишь актёры, а не сами боги.
В конце представления Махадэв и Парвати наконец встретились друг с другом и станцевали танец энергий – здесь, в Каши.
– Это же наш Каши! Наш город! Махадэв и дэви Парвати бывали здесь, прямо у нас! – ахали люди.
После представления они не расходились, желая слушать ещё истории о богах и прежних днях. Бхарата Муни с удовольствием рассказал некоторые из них, а Буддх помогал ему. В памяти юноши, казалось, были собраны все истории небесного мира – прямо от его сотворения. Дхамини только сейчас почувствовала, что стремительность в подготовке и представлении не прошла даром – всё её тело, каждая мышца болела. Но в душе девушка была совершенно счастлива и удовлетворена. Если бы ей сейчас предложили станцевать ещё пару драм – она, не задумываясь, согласилась бы.
Отойдя от толпы, не желавшей отпускать Бхарату Муни, Дхамини вышла на берег лесной речки. Она ступила в прохладную воду, умыла разгоряченное лицо. В этот момент она услышала смех – и, хотя не хотела подслушивать и подглядывать, всё же стала свидетелем сцены, которая ей не слишком понравилась. Чандра и Криттика, тоже улизнув от не желающих расходиться зрителей, остановились неподалёку от того места, где стояла Дхамини. Чандра учил Криттику партии, которую в драме исполняла Дхамини.
