– Приговор будет приведён в исполнение только следующим вечером, а до этого многое может случиться, – мягко сказала Чандрая, коснувшись руки расстроенной царицы. – Помолитесь Господу Шиве, он утешит вашу печаль и подскажет верный путь!

– Вы так думаете? – нерешительно спросила Абхилаша. – Но я не очень религиозна…

– Это сейчас не имеет значения, – улыбнулась подруга ганики. – Если вы готовы открыть своё сердце Господу и получить от него любовь – неважно, что вы делали до этого. Позвольте Махадэву разрушить сети, в которых вы запутались.

– А ведь верно, Махадэв – великий разрушитель… Что же… Я немедленно последую вашему совету, добрая Чандрая!

Проводив Абхилашу в дворцовое святилище Махадэва, Пуру отправился бродить по дворцу, в окна же с любопытством заглядывал небесный месяц.

В первую очередь Чандрая заглянула в комнату старенькой кормилицы царя. Старушке, наверное, было за сто лет – такой дряхлой она казалась. Она мирно дремала в кресле, но её хрупкий сон нарушили лёгкие шаги подружки ганики.

– Вот вода, матушка, – Чандрая с почтением подала кормилице кубок с прохладной водой.

– Кто ты, дитя? – несмотря на возраст, у старушки был прекрасный слух, и она тут же заметила, что воду ей подала не служанка.

– Чандрая, подруга ганики, пришла развлекать цариц, – улыбнулась девушка. – Но они устали и легли спать, а мне не спится. Можно задать один вопрос, матушка?

– Спрашивай, дочка, – кормилице было явно приятно, что кто-то в такое время зашёл побеседовать со старой женщиной.

– Отчего у царя нет детей, матушка?

– Это печальная история, – вздохнула кормилица. – В гороскопе махараджа планеты встали так, что получение потомства сильно затруднено. Когда царь был юным и женился в первый раз, он поехал на охоту. Увидев в глухом лесу медитирующего мудреца, царь, по легкомыслию, повесил ему на шею дохлую змею вместо чёток. Отшельник ничего не заметил, так был погружён в свою медитацию. Царю это показалось настолько забавным, что он стал водить своих приятелей, посмотреть на аскета, который не замечает мертвечину у себя на шее. Много дней царь так делал, пока наконец мудрец внезапно не вышел из транса из-за запаха разлагающейся змеи. Он страшно разгневался и проклял царя, чтобы во время занятий любовью от него исходил такой же запах, как от этой дохлой змеи. Женщины не в состоянии выдержать этот запах, и поэтому у царя нет детей.

– А его царицы… – медленно произнесла Чандрая.

– Получив такое проклятье, царь умолял отшельника как-то смягчиться. И мудрец наконец назвал условие – проклятье будет действовать до тех пор, пока не найдётся женщина, не испытывающая отвращения к гнилому запаху. Но такой пока не нашлось. Царь берёт себе жён, думая, что какая-нибудь из них сможет преодолеть отвращение, но напрасно.

– Вот как, – тихо проговорила подруга ганики. Она ласково коснулась головы старушки, и та заснула, мирно и крепко, как давно уже не спала.

Пройдя неслышно по дворцу и слушая разговоры слуг, стражников и иных обитателей дворца, Пуру убедился в том, что домашние любят племянника царя и осуждают махараджа за следование знакам золотой птицы. Тогда пастушок с оленем направились в зал, в котором царь держал этот удивительный механизм.

Золотая птица сидела на особой жёрдочке и, казалось, спала. Пуру спокойно вошёл в пустой, тёмный тронный зал. Только неяркий свет месяца трогал перья птицы, в этом свете она казалась совсем живой. Пуру подошёл поближе, птица не шелохнулась.

– Любопытно стало? Забавно, в последнее время немногие осмеливаются подойти к этой птице…

Пуру обернулся и увидел, как в зал проскользнул сам царь и разглядывает Чандраю, а не замершую птицу.

– Я – Чандрая, подруга ганики, господин, – поспешно поклонился Пуру, а олень замер в самом тёмном углу зала, слившись с ночными тенями.

– Это не так важно, – махнул рукой царь, усаживаясь на трон. – Гораздо важнее, что птица не проснулась. Значит, у тебя нет недобрых намерений по отношению ко мне. Пока, во всяком случае.

– Вы так доверяете этой птице? Кто же сделал её, как зовут этого великого мастера? – восхищенно спросила Чандрая. Её не удивляло, что царь бродит по собственному дворцу, как вор – без света и слуг.

– Его имя – Вишвакарма, – гордо произнёс царь. – Да-да, тот самый дэв, мастер всех дэвов! Он строит дэвам дворцы, делает волшебное оружие, он и смастерил мне эту необыкновенную птицу!

В Сурья-локе все поражённо уставились на дэва Вишвакарму. Тот неловко опустил глаза.

– Дедушка, это правда? – воскликнула Ями.

– Увы, дочка, это так, – подтвердил мастер и вздохнул. – Мои намерения были самыми лучшими, и я никак не думал, что они обернутся своей противоположностью.

– Да кто бы мог такое предсказать, – сочувственно покачал головой Сурья-дэв.

– Я, – кратко заявил Шани.

– Самомнения тебе не занимать, – тут же ехидно вставил Индра-дэв.

– Самомнение тут ни при чём, – спокойно ответил Шани. – Просто я вижу вне времени, потому знаю, к какому исходу придёт то или иное действие.

– Так ты что, можешь предсказать всё будущее? – фыркнул дэврадж.

– Далеко не всё, но это вот конкретное – могу, – Шани замолчал, всем своим видом показывая, что не намерен больше спорить.

– О, сам дэв Вишвакарма, – почтительно отозвалась Чандрая. – Это поистине великий мастер! Как повезло вам быть награждённым таким даром! Есть только один вопрос, царь…

– Спрашивай, женщина, обещаю не сердиться, – великодушно заявил царь.

– Говорят, вы даже не спрашиваете тех, на кого указала птица, что они думают и почему. Не даёте им оправдаться и исправиться. Почему так?

– А зачем? Ясно же, что птица указывает на злоумышленников. Нет нужды выяснять, почему они злоумышляют, и нет нужды в их оправданиях. Если человек уже думает плохо – какое может быть к нему доверие в дальнейшем? Он может исправиться сейчас, но затем снова начать заговоры. Если уж эта зараза проникла ему в ум, то не избавиться. У меня много верных друзей, которые и мысли не допускают об измене.

– Как вы сильно полагаетесь на изделие небесного мастера, – медленно проговорила Чандрая. Зрителям в Сурья-локе послышалось нечто зловещее в её голосе, но царь ничего не заметил – ведь птица сидела смирно. – Государь, сегодня к вам привели двух людей, и вы сказали, что одного отпустите, а другого казните. Почему вы так поступаете с невиновным?

– Тебе-то какое дело до этого? – раздражённо махнул рукой царь. – Должны же быть какие-то развлечения в моём положении.

– Лишение жизни человека – это развлечение? – голос Чандраи был по-прежнему почтителен, но зрители в Сурья-локе ощущали таившуюся в нём угрозу, подобно тому, как в сгущающихся тёмных тучах таится ливень и молнии. Дхамини поёжилась – у неё по спине пробежал холодок: что-то сейчас произойдёт, неприятное.

– Если мои верные слуги сочли, что эти люди виновны – значит, они виновны, – пожал плечами царь. – Какая разница! Если они ошиблись – что ж, в следующем рождении невинно казнённому будет какое-нибудь благо от богов. А может, он чем-то нагрешил, откуда нам знать? Судьба же не просто так подвела его под мою руку.

– То есть, чтобы спасти невинных, требуется божественное вмешательство? – уточнила Чандрая.

– В этом подлунном мире всё так запутанно, девушка. Среди тысяч и тысяч воплощений, карма которых тянет свои последствия – как в этом разобраться смертному? Так что пусть мудрецы рассуждают, а цари предназначены для того, чтобы властвовать. Боги сами позаботятся обо всём, раздадут всем по заслугам, нам не о чем волноваться.

– О, в этом вы совершенно правы, махарадж, – сказав это, Чандрая, стоявшая довольно близко к царю, сделала стремительный шаг, и ударила царя ладонью прямо в висок. Царь не потерял сознание, а как будто бы замер, уставившись в темноту зала широко раскрытыми неподвижными глазами. Корона слабо блестела в лунном свете.