– Вот ещё сложности, – поморщился Чандра. – Гурудэв, давайте договоримся так. Вы не будете ничего говорить никому, и я тоже. А ребёнка вы спрячете так, чтобы никто не узнал о поведении вашей жены – ведь тогда и ваше доброе имя пострадает. Обещайте мне это!
– Видимо, другого выхода нет, – неохотно проговорил Брихаспати, обдумав всё. – Я обещаю, что об этой истории не узнает никто, и спрячу твоего ребёнка. Но ты должен дать ему благословение и имя.
– Ой, это так необходимо? Хорошо, пусть он носит имя Буддх – я знаю, что это будет мальчик.
– И благословение, – неумолимо напомнил Брихаспати.
– Ну… пусть у него будет прекрасная память, – неохотно произнёс Чандра. – Выучите его всему, чему захотите, главное, никому не показывайте.
С этими словами Чандра поспешно оставил рыдающую Тару и бледного от гнева и стыда Брихаспати.
– С тех пор я не видел твою мать, Буддх, – сказал Чандра в настоящем, опуская глаза. – И гурудэв держал своё слово, пока Шани не убедил его, что правда важнее обещаний её скрывать. Остальное ты знаешь. Это… мне стыдно за то, что произошло, Буддх.
– Вы поступили подло, – тихо сказал Буддх, но глаз при этом не опустил, а, напротив, смотрел на отца с вызовом.
– Признаю это, – негромко ответил лунный дэв, как-то съёживаясь под пронзительным и непримиримым взглядом сына. – Но, учитель, что стало с Тарой потом? Она не…
– Нет, с собой она не покончила, – грустно сказал гурудэв, глянув на Буддха. – Правда, её состояние и жизнью назвать трудно. Пойдемте со мной, я покажу вам обоим Тару.
Уже давно рассвело, так что не было необходимости зажигать лампу. Брихаспати долго вёл отца и сына, которые избегали смотреть друг на друга, по лесной тропинке. Наконец они пришли на пригорок у реки. Там, в колышущихся травах, стоял большой чёрный камень. Форма его напоминала сидящую в позе медитации фигуру человека.
– Вот Тара, – сказал Брихаспати, и Чандра с Буддхом в изумлении уставились на человекоподобный камень.
– После рождения Буддха Тара выбрала это место для аскезы. Она сидела здесь долгое время, постепенно уходя всё глубже и глубже в свою внутреннюю суть. Однажды я увидел, что Тара стала камнем, – Брихаспати сжал пальцы на своих чётках рудракши, чтобы справиться с чувствами, – видно было, что до сих пор испытывает боль из-за утраты любимой жены.
– Как вы будете это исправлять, Чандра-дэв? – потребовал ответа Буддх. Брихаспати глянул на лунного дэва молча, но в его глазах читался тот же вопрос.
Чандра задумался.
– Вы оба хотите, чтобы Тара вернулась к жизни и была с вами? – спросил он осторожно.
– Да, я хочу, чтобы гуру и его супруга воссоединились, – живо откликнулся Буддх.
– Буддху нужна мать, – заявил, в свою очередь, Брихаспати. Чандра опустил глаза – Буддх и гуру говорили о семье, в которой ему, Чандре, места не было. Но лунный дэв не стал лить по этому поводу слёз, он думал об опыте отречения, который испытал в Восьмом доме. «Подумай, что было бы истинным благом для твоего сына», – вспомнил он слова Даттатреи.
– Господь, прошу, просвети, дай знаний, как можно вернуть Тару к жизни, – прошептал Чандра, складывая руки в молитвенном жесте. И, не успел он уронить слезу, как на пригорке появился, кружась и повторяя мантру Шивы, Даттатрея. Он, не обращая ни малейшего внимания на почтительно кланяющихся дэвов, с закрытыми глазами, обошёл несколько раз камень, а затем, выкрикнув имя Махадэва, уселся прямо на плечи каменной Тары, и только после этого открыл глаза и глянул на присутствующих. Брихаспати пришёл в недоумение, а Буддх нахмурился – ему не понравилось, что кто-то, пусть даже и сам Господь, так обращается с его матерью и женой его гуру.
– Спрашиваете, как разбудить Тару? – начал агхори без предисловий, своим хриплым грубым голосом, в котором не чувствовалось ни малейшего почтения. Чандра молча кивнул.
– Ничего нет проще, – снова каркнул Даттатрея. В руке у него был посох с привязанным черепом. Глазницы черепа были пусты, возможно даже, заросли паутиной. Этим самым посохом Даттартея принялся изо всей силы колотить по камню, крича. – А ну поднимайся, ленивая женщина! Сколько дел надо сделать, а она тут расселась! Дом не убран, еда не приготовлена, сын не обласкан, муж не ухожен – вставай!
– Нет, нет, Господь! Что вы делаете! – хором закричали все три дэва. – Остановитесь, пожалуйста!
– Что, вам мой способ не нравится? – ухмыльнулся агхори, прекращая колотить по камню. – Да чего вы испугались? Это же камень, он ничего не чувствует! Ему наплевать и на слова, и на удары.
– Это понятно, но… – растерянно начал Чандра.
– В наших глазах это всё ещё Тара, – Брихаспати кивнул, будто догадался о чём-то. – Господь, вы обращаетесь с камнем как с камнем, что вы хотите сказать?
– Только то, что это и есть камень, – фыркнул Даттатрея. – Где сущность Тары – вам, строго говоря, неизвестно. Заключена ли она внутри камня, или где-то находится ещё.
– Она могла обрести освобождение, тогда все наши усилия по её возвращению будут бесполезны, – снова кивнул Брихаспати.
– Именно. Но вы не узнаете этого, пока будете тут сидеть и таращиться на камень, – отрезал агхори. – Допустим, способ вернуть Тару есть. Но вы подумали, к чему это приведёт? Чего хочет сама Тара? Глупые грахи! Ладно ещё Чандра – он вообще не видит дальше своего носа, Буддх слишком юный, тоже понятно, но ты, Брихаспати? Учитель дэвов должен бы видеть последствия своих желаний и поступков!
– Простите, Господь, – со всем почтением, но твёрдо заявил Буддх. – Но не стоит оскорблять учителя…
– То есть с оскорблением собственного отца ты согласен, – ехидно каркнул Даттатрея. Буддх начал наливаться краской.
– Как нам узнать то, что хочет Тара, Господь? – поспешно спросил Чандра, заметив, что ситуация начинает накаляться.
– Вот это – правильный вопрос, – агхори наставительно поднял указательный палец. – Как узнать, что хочет другой человек, а? Учитывая, что сейчас он не в таком состоянии, чтобы что-либо говорить.
– Веды и шастры… – начал было Брихаспати, но Даттатрея небрежно оборвал его.
– Теория! Дорогой гуру, теория учит тому, что быть должно. По Ведам устроен мир, и обязанности каждого существа определены. Но не из какой теории нельзя выяснить, чего же хочет человек в конкретном случае.
– Какой же выход, Господь? – вопросил Чандра. Он смотрел на Даттатрею, не отрываясь.
– Практика, – бросил агхори.
– То есть… Нужно поставить себя в ту ситуацию, в какой оказался этот человек? – догадался Чандра.
– Именно, – кивнул Даттатрея и спрыгнул с камня. – Сыграем лилу. Распределим роли, а дальше – дело за Шани, создать обстоятельства.
Шани кивнул, спокойно вглядываясь в карту. Но Дхамини решила, что замечает в его глазах интерес и удовольствие.
Даттатрея взмахнул посохом. Зрители в Сурья-локе увидели, как изображение в карте дрогнуло, картинка как будто распалась на несвязанные пестрящие пятна, а затем всё снова прояснилось. Но не было уже ни гуру, ни Буддха, ни Чандра-дэва. Только река да камень Тары остались прежними. Вокруг камня расположился ашрам, в котором явно обитала семья брахмана-учителя: сам брахман, его сын и его жена.
– Что это значит, дэвриши? – на этот раз, опередив даже Каколя, вопрос Нараде Муни задала Ями.
– Нараяна, Нараяна! – лукавый мудрец довольно улыбнулся. – Лила – это божественная игра, представление. Если майя – это иллюзия материального мира, то лила – это действие в майе. По сути всё, что мы видим вокруг, да и мы сами – разновидности лилы. Господь Даттатрея, соединяющий в себе силы Триады, владеет лилой точно так же, как и мой Господь Нараяна. Сейчас он создал лилу и поместил туда три грахи потому, что решить вопрос с Тарой – это очень важно для мироздания.
– Погодите, а где Буддх и все остальные? – воскликнул в недоумении Каколь.
– Смотри, Каколь! – воскликнула Ями, показывая на карту. Дхамини тоже заметила происходящую в ней сцену: как только красивая жена брахмана вышла по воду, неся кувшин на голове, как это в обычае в тех краях, к ней немедленно подбежал олень. Женщина улыбнулась и погладила животное.
