Встретившись взглядом с Рейчел, Матильда не впала в панику. Она сразу поняла, что её многолетняя борьба за то, чтобы Рейчел не узнала всей ужасной правды, оказалась в конце концов бесплодной, и ей надо было смириться с этим и принять это, как должное. Она посмотрела на Рейчел и медленно произнесла:
— Ты была у Роулинсов?
Рейчел кивнула.
— Да, — сказала она. — В ветвях дерева показались старые кости.
Это было выражение, которое укоренилось в семье Закари с той поры, как они жили в Сан-Саба. В окрестностях этого городка можно было встретить множество деревьев, в ветвях которых индейцы, по старому обычаю, хоронили своих покойников. Перед тем как устроить покойника в ветвях дерева или в подвешенных к ним специальных плетёных платформах из тростника или деревянных веток, они укутывали его в плащ или в другую материю. Но со временем материя истлевала, или её расклёвывали птицы, которые прилетали поживиться плотью умершего, и в ветвях дерева становились хорошо видны голые кости умершего.
Матильда замерла. Ни Кэша, ни Энди не было дома. Они оба как проклятые работали далеко в прерии, стараясь успеть закончить то, что они хотели, до наступления полнолуния и появления кайова. Обе женщины были совершенно одни. И теперь пришло время рассказать про старые кости, которые показались в ветвях дерева...
— Думаю, мне надо рассказать тебе всю правду, — медленно проговорила Матильда. — Наверное, мне следовало сделать это давным-давно... Ты хочешь узнать всю правду про себя?
— Да, — твёрдо ответила Рейчел.
— Это случилось в 1857 году. Ещё до начала войны между северянами и южанами, — начала мать. — В тот год кайова разграбили и уничтожили целый ряд домов белых поселенцев, которые жили отдельно, и убили их всех. Твой отец собрал отряд добровольцев, чтобы наказать их, и бросился в погоню. Он очень торопился, поскольку было известно, что кайова захватили семь или восемь маленьких детей белых. Кайова даже не предполагали, что твой отец сумеет преодолеть несколько сотен миль, преследуя их, но он это сделал и дошёл до того места, где располагалось их поселение. Это было в районе Солт-Форк. Индейцы воины попытались задержать его, но он разгромил их отряд и бросился дальше. Однако было уже поздно: всё поселение кайова к тому времени уже снялось с места и бросилось в бегство. Их бегство было очень поспешным, они страшно торопились, и когда папа добрался до того места, где располагалось поселение кайова, он увидел тебя.
— Меня?
— Да. Ты лежала в траве. Очевидно, индейцы не заметили, как ты свалилась с лошади или с носилок, на которые тебя посадили. Папа увидел белую девочку, которая лежала в траве, взял тебя на руки...
— Почему он решил, что я — белая девочка? — холодно спросила Рейчел.
— Он понял это по твоим зубам.
— Разве у индейских девочек нет зубов? Почему он решил, что я — белая, а не индианка?
— Это было совершенно очевидно. Достаточно было просто посмотреть на тебя. — Матильда вздохнула: — Папа взял тебя на руки и привёз к нам домой. Ему пришлось проделать двести миль с тобой на руках. На это у него ушло две недели. Он полюбил тебя с той самой минуты, когда впервые увидел тебя. И продолжал любить всю свою жизнь. Любить даже больше, чем если бы ты была...
— Если я была белым ребёнком, которого индейцы захватили в плен, почему никто не попытался выяснить, кто же мои настоящие родители?
— Я не знаю, Рейчел. Конечно, мы пытались это сделать. Но у нас ничего не вышло. Может быть, мы недостаточно старались... Но ты всегда была так дорога нам, так любима нами, что нам было не так уж и важно, кто ты — кто ты на самом деле. Это не имело бы никакого значения. Ровным счётом.
— Да, да... — глухо откликнулась Рейчел.
— Ну конечно! Скажу тебе больше: даже если бы выяснилось, что ты не чистокровная белая и в тебе есть примесь индейской крови, это ровным счётом ничего бы не изменило в нашем отношении к тебе. Какая разница, какая кровь течёт в жилах у человека? А уж если говорить об индейской крови... Женой основателя Хьюстона, Сэма Хьюстона, была индианка из племени чероки. Соответственно, дети Хьюстона — наполовину индейцы. Ну и что? И у генерала Пикетта, который командовал наступлением федеральных сил при Геттисберге, жена тоже индианка. И их дети — тоже наполовину индейцы. И что теперь? Я вообще не понимаю, почему люди придают такое значение вопросам крови и пытаются акцентировать на этом внимание. И почему их так расстраивает, если в чьих-то жилах течёт кровь индейцев.
«Теперь, после того, как я пообщалась с Хейгер Роулинс, я это знаю», — мрачно подумала девушка. Но вслух она сказала:
— Ну конечно, какое это имеет значение?
Матильда поцеловала её и прижала к своей груди.
— Рейчел, к концу года нас уже всё равно не будет здесь. У нас есть деньги, и мы теперь займёмся твоим образованием. Сначала мы поедем в Новый Орлеан, потом — в Чарльстон, потом, возможно, в Ричмонд.
«Да, — с горечью подумала Рейчел, — мы всегда вынуждены куда-то бежать. Всегда, как только правда обо мне вылезает наружу».
— Но разве ты сможешь бросить Бена, и Кэша, и Энди? — спросила она.
В глазах Матильды блеснули слёзы. Но она усилием воли удержала себя от того, чтобы не расплакаться. Она давно думала над этим и пришла к определённому решению, и не собиралась его менять.
— Рейчел, мы должны быть сумасшедшими, чтобы наслаждаться жизнью в какой-то несчастной хижине, расположенной в самом глухом уголке Техаса, и радоваться тому, что нам приходится хранить наши деньги в какой-то вырытой в земле дыре, вместо того, чтобы потратить их с толком. Я понимаю, что ребятам сейчас нравится жить в прерии, нравится заниматься лошадьми, быками и коровами... но сколько это ещё продлится? Клянусь, рано или поздно им это надоест, и тогда они сами найдут возможность удрать отсюда. Сначала это сделает Кассиус, потом Энди. А Бен... бедный Бен — он тоже не выдержит такой жизни.
Глядя на Матильду, Рейчел ясно видела, как сильно она постарела, как осунулось её лицо, какой измождённой и несчастной она выглядела.
— Я поняла, Матильда, — мягко сказала она. — Но ты устала. Тебе надо лечь в постель.
Она отвела Матильду к кровати и уложила её. Потом она спела ей старую ковбойскую песню про несчастного парня, жизнь которого оборвали пять выстрелов, выпущенных в него в упор. Матильда слушала эту песенку, слабо улыбаясь, и вскоре заснула. Рейчел выскользнула из спальни, села на кресло в гостиной и задумалась.
«Живя здесь, мы привыкли постоянно сталкиваться с самым худшим и как-то приспосабливаться к нему, — пронеслось у неё в голове. — Эта привычка сделала нас сильнее, но как долго всё это может продолжаться? Сколько мы ещё сможем выдержать?»
Она опустила голову. Что бы ни говорила Матильда, сама Рейчел не сомневалась, что она не чистокровная белая. Все эти рассказы про белого ребёнка, похищенного индейцами, были таким же вымыслом, как и россказни Эйба Келси. Матильда могла утверждать что угодно, но по крайней мере часть крови, которая текла в жилах Рейчел, была индейской. Само поведение Матильды на протяжении всех последних лет говорило о том, что она сама прекрасно это понимала. Не зря же она постоянно нахлобучивала на голову Рейчел летнюю шляпу и заставляла её надевать длинные перчатки, скрывавшие её руки, стараясь всеми силами уберечь её от солнечных лучей, уберечь её от того, чтобы солнце не обожгло её кожу и не сделало её совсем уж похожей на индианку. А сколько лимонов они потратили, стараясь сделать на их основе отбеливающий крем, который сделал бы её кожу чуть-чуть светлее! И не зря же Матильда категорически запрещала ей носить индейскую одежду, даже удобные мокасины — она отлично понимала, что стоит Рейчел облачиться в индейскую одежду, и ей уже не избежать неприятных сравнений.
Как же она появилась на свет? И кем она на самом деле была? Всем было хорошо известно, что кайова на протяжении по крайней мере половины последних ста лет регулярно похищали белых женщин — похищали американок, похищали мексиканок, похищали француженок и насильно делали их своими жёнами. От этих браков у них рождались дети, которые были наполовину индейцами и наполовину белыми. Они также похищали детей белых людей и воспитывали их, как индейцев. Эти дети начинали говорить на языке кайова, носили индейские имена и жили и умирали индейцами, несмотря на то, что в действительности были чистокровными белыми. В свою очередь, они женились на индианках, и от этих браков рождались новые индейцы кайова, которые были на самом деле наполовину белыми. Неслучайно у многих кайова кожа была не более смуглой, чем у любого испанца, а волосы — каштановыми, рыжими, светлыми. Достаточно было вспомнить Потерянную Птицу с его светлыми волосами и глазами, которые...