— Сотню?

— Эти парни всё равно не умеют считать за сто. Назови мы им большую сумму, она бы просто отпугнула их.

У Матильды был отсутствующий вид, словно она не вполне участвовала в разговоре. С годами, по мере того, как мать старела, с ней всё чаще происходило подобное. Наконец она встрепенулась и посмотрела на Бена:

— И что же будет, если ребята вдруг поймают Эйба Келси?

Бен с Кэшем переглянулись. После этого Бен медленно произнёс:

— Мама, мы не просили работников изловить Эйба Келси.

— А что же вы просили их сделать? За сто долларов?

— Сто долларов, — бросил Кэш, — это плата за его скальп.

Мать вздрогнула.

— Но ведь Эйб не сможет сопротивляться. Он даже и не будет пытаться это сделать. Им придётся просто взять и пристрелить его.

— Да, именно так, — кивнул Кэш.

На глаза матери внезапно навернулись слёзы.

— Несчастный старик, — сквозь слёзы негромко произнесла она и уставилась в пустоту. Её сыновья на некоторое время замолчали. Они хотели дать матери несколько минут, чтобы она сумела справиться со своими эмоциями.

— Если Келси вдруг каким-то образом проберётся к дому, когда нас здесь не будет, — прерывая затянувшуюся паузу, сказал Бен Закари, — я хочу, чтобы вы с Рейчел хорошенько запёрлись внутри — так, словно к дому подъехал не один Эйб Келси, а как будто вместе с ним приехала целая орава вооружённых кайова. После того как вы запрётесь, берите его на мушку и стреляйте в него. — Он повысил голос: — Если нас здесь не будет, это придётся сделать вам. Пусть Рейчел стреляет в него, пока не убьёт. И я хочу, мама, чтобы ты ни в коем случае не мешала ей сделать это. Ты слышишь меня? Ни в коем случае!

Мать ничего не сказала. Но, судя по выражению её лица, она согласилась с Беном, что другого выхода не было.

— А теперь я хочу затронуть ещё один вопрос, — сказал Бен. — Я не знаю, встречался ли Келси уже с Зебом Роулинсом или нет, и если встречался, что именно он успел ему наговорить про нас. Сам я собираюсь предупредить Роулинса о том, что Эйб Келси — вор и верный друг и подручный индейцев. Но дело в том, что у Келси до сих пор сохранилось немало друзей во всём Техасе. А та ложь, которую он распространял по поводу нашего семейства, до сих пор циркулирует по штату. Поэтому нельзя исключать того, что если Келси приедет к Роулинсам и начнёт им рассказывать свои небылицы, те внимательно выслушают его. И чему-то поверят.

— Да, — на удивление спокойным тоном произнесла Матильда, — тут два варианта: это либо случится, либо нет.

Бен кашлянул.

— Мама, скорее всего, надо исходить из того, что рано или поздно это всё-таки случится. — Он пристально посмотрел на мать. — Думаю, что если бы у самих Роулинсов не было репутации людей, которые почти ничем не лучше чёртовых янки, то Эйб Келси давно бы уже вступил с ними в контакт. Но теперь это — лишь вопрос времени. И нам надо подумать, мама, что будем делать мы, когда это произойдёт.

— Думаю, нам придётся перестать общаться с ними, вот и всё, — протянула Матильда.

— Будет очень плохо, если это случится. Тогда мы просто не сможем вести здесь своё хозяйство. Мы не сможем заниматься здесь скотоводством, если будем воевать с собственными соседями. — Бен глубоко вздохнул: — В каждом графстве Техаса есть семьи, давно враждующие друг с другом. И время от времени пускающие в ход оружие друг против друга. Боюсь, что нечто подобное может случиться здесь у нас.

— Я знаю, — кивнула Матильда.

— Есть ещё одна вещь, — начал было Бен, но внезапно замолчал.

В проёме двери, ведущей в спальню, вдруг появилась фигура Рейчел. Рейчел была босой, из одежды на ней была лишь ночная рубашка. Её длинные волосы были заплетены в косы.

— Можно я посижу вместе с вами? — спросила она. — Хотя бы чуть-чуть? Я слышала, как вы разговариваете, но не могла разобрать слов. Можно, я посижу и послушаю, о чём вы говорите?

— Нет, Рейчел, нет, — покачала головой Матильда. — Завтра мы должны увидеться с Роулинсами. Впервые после долгой разлуки. Я не хочу, чтобы ты выглядела невыспавшейся и некрасивой. Иди спи, Рейчел.

Девушка просительно посмотрела на Бена, надеясь, что он поддержит её, но Бен решил не вмешиваться. Рейчел повернулась и исчезла в спальне, плотно притворив за собой дверь.

Пока она стояла в дверном проёме, Бен успел заметить, как она похорошела и как она стремительно превращается в соблазнительную женщину. Это было ясно видно даже под её бесформенной ночной рубашкой. «Интересно, обратят ли на это внимание кайова? — пронеслось у него в голове. — Ведь они постоянно рыскают здесь, направляясь в свои дальние грабительские вылазки, и рано или поздно заметят, что Рейчел быстро превращается в женщину. И что случится тогда?»

Лицо Бена потемнело. Он был более чем уверен, что проклятый Эйб Келси уже успел рассказать индейцам кайова то, что он постоянно твердил всем белым, кто желал его слушать: то, что Рейчел, которую Бен все эти годы привык считать своей родной сестрой, — на самом деле индианка, краснокожая. А Бен прекрасно знал, как относятся кайова к подобным вещам. Для них верность кровным узам была превыше всего. И если они послушаются Келси и вобьют себе в голову, что Рейчел — одна из кайова, беды не миновать. Они обязательно попытаются освободить её, а заодно и жестоко наказать тех, кто все эти годы держал её в плену. А Келси обязательно будет твердить им, что именно так и надо поступить — ведь это единственный способ по-настоящему отомстить семье Закари, который он знает.

Если же кайова не захотят слушать его, Келси всегда может обратиться к шаманам племени — к Небесному Скороходу или к Бешеному Коню, и попросить их погадать и расшифровать те знаки, которые те должны увидеть, наблюдая за полётом священных сов. И шаманы — если Келси догадается хорошо одарить их — обязательно «увидят» именно то, что хочет он. И скажут всем остальным, что женщина из племени кайова действительно томится в плену у белых, удерживаемая семейством Закари. А дальше... дальше какой-нибудь честолюбивый молодой воин, желающий добыть воинской славы для того, чтобы претендовать впоследствии на пост вождя, соберёт подобных ему молодых воинов, желающих прославиться и вернуться с хорошей добычей, и поведёт их в поход против Закари.

— Мама, я хотел сказать тебе следующее, — медленно начал Бен. — Этот год грозит стать очень тревожным и плохим для всех белых в плане нападений индейцев. Возможно, в этом году нам всем предстоит пережить больше нападений индейцев, чем когда бы то ни было прежде. С начала года индейцы убили уже дюжину человек, причём не где-то в глуши, а прямо возле Форт-Силл. И дерзко выкрали всех мулов, которых держали в каменном загоне прямо перед стенами форта. Это нападение, равно как и сотни других признаков, свидетельствуют о том, что этот год грозит стать очень тяжёлым и опасным для всех нас.

Матильда пожала плечами. Но не потому, что она не боялась кайова — наоборот, она боялась их панически, боялась порой безрассудно. Просто она боялась их всегда, каждый год, во всякое время, и не понимала, почему именно этот год должен стать хуже остальных.

— Я всегда говорила и говорю теперь, что это может случиться в любой момент, сынок, — произнесла она. — Любой индеец в любое время может подняться на пригорок прямо напротив нашего дома и застрелить любого из нас. В любое время.

Бен промолчал, не желая спорить с матерью, хотя в глубине души знал, что она не права. Индеец, которого заметили бы на пригорке напротив их дома, не мог представлять настоящей опасности. Одиночный воин никогда бы не решился напасть на дом белых или начать безрассудно обстреливать его. Он обязательно дождался бы большого подкрепления, выбрал бы подходящий момент для атаки, убедился бы, что это нападение может принести массу добычи и вражеских скальпов, и напал бы только тогда, но никак не раньше. Мать просто не понимала этого. Для неё все недружественные индейские племена были на одно лицо — дикие, невежественные кровожадные дикари, готовые броситься грабить и убивать при первом же удобном случае, точно бешеные животные. И сколько Бен ни пытался объяснять ей, что это не так, это не помогало. Его мать панически боялась индейцев самих по себе, и не желала выслушивать никаких объяснений.