Стали возникать первые акционерные товарищества, в торговых городах появлялись товарные биржи, проводились мануфактурные и сельскохозяйственные выставки.

Но это движение могло бы быть намного масштабнее и активнее, если бы не два серьезных негативных фактора.

Главной бедой была очень низкая покупательная способность населения. Нищие крестьяне совсем не имели лишних денег, часто жили только натуральным хозяйством и всё, что могли, не покупали, а изготавливали сами.

Нижегородская ярмарка. Гравюра из «London Illustrated News»

Другим тормозом было само государство. С одной стороны, оно мешало развитию частной инициативы своей подозрительностью ко всему новому, коррумпированностью бюрократии, слабостью судебной системы. С другой – не помогало там, где могло бы: плохо поддерживало внутреннюю торговлю кредитом. Частные банки находились под фактическим запретом, а монополист, Государственный Коммерческий банк, основные свои средства расходовал на помощь разоряющимся помещикам.

Российской торговле не хватало спроса, оборотных капиталов, свободы – в общем, более или менее всего.

Финансовая система империи при Николае испытала на себе как сильные, так и слабые стороны самодержавной модели.

На первом этапе, примерно до 1840 года, меры по дисциплинированию бюджетной политики давали вполне ощутимые результаты. Расходы поддерживались в примерном соответствии с расходами, рубль «слушался» приказов. Относительное благополучие денежного хозяйства было особенно заметно по сравнению с беспорядком, установившимся в конце предыдущего царствования.

При Александре проблему бюджетного дефицита решали не мудрствуя: сколько не хватало денег, столько печатали ассигнаций. К 1825 году этих необеспеченных обязательств накопилось почти на 600 миллионов рублей. Из-за недоверия к «бумажным» деньгам в стране существовало два курса – для серебряного рубля и для ассигнационного. Эту разницу признавало и государство, приравнивая серебряный рубль к 3,5 бумажным (на практике платили и больше). Это подрывало престиж денежной единицы, вводило путаницу в расчеты, плодило всякого рода злоупотребления. Копился и внешний долг, превысивший 100 миллионов рублей (разумеется, серебряных – за границей бумажные были никому не нужны).

Санацией государственных финансов занялся министр Е. Канкрин, хоть и генерал-от-инфантерии, но грамотный экономист. В соответствии с духом эпохи и политическими взглядами императора он не изобретал ничего революционного, а действовал по «государственнической» логике.

Помимо подушного налога, увеличивать который до бесконечности при крестьянской нищете было невозможно, у бюджета существовал давний надежный источник дохода – «питейные деньги». Но и этот ресурс очень оскудел из-за государственной монополии на виноторговлю. Спиртное продавали казенные люди, думавшие не о прибыли, а о том, как бы побольше украсть.

Канкрин предложил «приватизировать» продажу вина – продавать лицензию коммерсантам, которые платили бы установленный сбор прямо государству. Ничего новаторского тут не было, такое практиковалось и прежде, но мера сработала. Лицензии продавались раз в четыре года, их стоимость все время повышалась. Доход казны за 30 лет увеличился в четыре раза. Конечно, это означало, что народ стал больше пить, но об этом тогда не думали.

Другой оздоровительной мерой графа Канкрина была отмена ассигнаций. Вместо них ввели кредитные билеты, которые при желании обменивались на серебро один к одному.

Это очень укрепило национальную валюту, упорядочило взаиморасчеты и на время обеспечило российским финансам стабильность.

Но рублевый ренессанс продлился недолго. Поддержание статуса сверхдержавы требовало все новых и новых затрат. Собственных средств на это у государства не хватало. Десять лет, до 1840 года, Канкрин продержался без внешних займов, но затем пришлось их возобновить. К концу николаевского царствования долг иностранцам будет почти втрое больше, чем при Александре Первом.

Николаевский кредитный билет

Но и этого было недостаточно.

Все дороже и дороже обходилась ненасытная железная дорога. А с 1848 года резко возросли военные траты, и прежде немаленькие.

Венгерская кампания стоила государству займа в тридцать пять миллионов. Крымская – еще одного, уже в пятьдесят.

Пришлось печатать кредитные билеты так же, как раньше печатали ассигнации. Снова «поплыл» курс. К 1855 году государственный долг по кредитным билетам достиг 356 миллионов, а суммарная задолженность правительства по внешним и внутренним обязательствам докатилась до астрономической суммы в 1,2 миллиарда. При любителе жесткой дисциплины Николае финансовая система в конце концов оказалась в несравненно худшем состоянии, чем при неорганизованном Александре.

Российское государство надрывалось, поддерживая свою военную мощь. В 1850 году оно тратило на армию и флот 57 процентов бюджета. Главный геополитический соперник Англия обходилась 28 процентами.

В конечном итоге в этом и состояла основная причина провала николаевской финансовой политики.

В середине девятнадцатого века после новых приобретений Российская империя занимала территорию в 18 миллионов квадратных километров, на которой проживали почти 70 миллионов человек.

При этом естественный рост населения происходил медленно, в среднем 1 процент в год. Средняя продолжительность жизни была короткой, всего 30 лет – верный признак социального неблагополучия. Женщины рожали много, в среднем по семь-восемь раз, но четверть младенцев не доживала до года и больше половины детей – до пяти лет. Мешали приросту населения и тяжелые условия, в которых существовало подавляющее большинство народа. Крепостная деревня всё больше впадала в нищету. Насколько несвободные крестьяне жили хуже свободных, видно по демографии. За последние 25 лет крепостного права вольное сельское население увеличилось на двадцать с лишним процентов, а помещичьих крестьян осталось столько же.

Кроме того, рост замедлялся из-за эпидемий, частых неурожаев (на николаевское тридцатилетие пришлось четырнадцать голодовок) и, конечно, из-за того, что сотни тысяч мужчин, фактически пожизненно взятых в солдаты, не обзаводились семьями.

Но жизнь сословий и различных групп складывалась неодинаково. Сколько государство ни пыталось всякими охранительными мерами удержать социальный баланс, перемены все же происходили, и немалые.

Привилегированное сословие по-прежнему составляло сотую долю россиян. К 127 тысячам «благородных фамилий» принадлежали 600 тысяч потомственных дворян и 300 тысяч личных. Ко второй категории относились младшие офицеры и невысокого ранга чиновники, выбившиеся из низов, – свой статус они по наследству не передавали и обладать живым имуществом не могли. Но и потомственные дворяне далеко не все имели собственных крестьян, а 70 % помещиков считались мелкопоместными, то есть владели менее чем двадцатью «душами» (в среднем – семью). Без службы просуществовать на такие средства было невозможно. По-настоящему богатых семейств в России набиралось примерно четыре тысячи. Зато они владели половиной всех крепостных. Помещичьему сословию принадлежала значительная доля главного национального богатства аграрной страны – треть всех земельных угодий.

Но имущественное положение российского дворянства при Николае все время ухудшалось. Происходило это из-за низкой производительности подневольного труда, оскудения почв, неумелого хозяйствования – и постоянно возрастающих потребностей, удовлетворять которые было не на что. Единственным источником для неслужащего помещика получить дополнительные средства был заклад имения. К середине 1850-х годов две трети поместий были заложены и перезаложены. Общая сумма задолженности превышала 400 миллионов рублей.