Гораздо важнее в военном отношении были другие партизаны, носившие мундир. Первоначально они назывались «летучими отрядами» и были созданы еще в середине лета, по приказу Барклая, чтобы тревожить вражеские тылы и коммуникации. Состояли эти небольшие контингенты из легкой кавалерии – иррегулярной (казаков, башкир или калмыков) и регулярной (гусаров с драгунами). Но и с этими партизанами в сложившейся легенде об Отечественной войне не всё гладко. Неприятность для патриотично озабоченных историков заключалась в том, что главным партизаном был иностранец, гессенский уроженец барон Фердинанд фон Винценгероде, возглавивший первую крупную партизанскую операцию войны – удачное нападение 19 августа на витебский гарнизон. И совсем уж нехорошо (в особенности для историков советского периода) то, что первым помощником барона был флигель-адъютант Александр фон Бенкендорф – тот самый, что потом станет шефом жандармов. Поэтому вся слава досталась второму помощнику, гусарскому подполковнику Денису Давыдову, впрочем, действительно лихому командиру.

Старостиха Василиса. Неизвестный художник начала XIX в.

Однако, повторю еще раз, значение партизанского фактора и тем более «дубины народной войны» в гибели Великой Армии было невелико.

Главной причиной, как ни странно это звучит, были лошади, единственное тогдашнее транспортное средство. Прокормить десятки и десятки тысяч животных на подножном корму было очень трудно, а когда выпал снег, сделалось вообще невозможно. Люди еще как-то шли, а вот кони быстро слабели, не могли тащить повозки и пушки, падали, умирали. Армия теряла артиллерию и кавалерию. Еще хуже было то, что без конной тяги стало невозможно подвозить провиант и для солдат. Начался голод.

Измученные, деморализованные солдаты авангарда, достигнув первой базы, смоленской, накинулись на склады и разгромили их, так что основной части армии ничего не досталось.

Великая Армия погибла из-за аномальной погоды, скверного планирования и плохой логистики. Виноват в этом прежде всего был, конечно, главнокомандующий. Из Москвы Наполеон вывел 100 тысяч боеспособных солдат. После Смоленска в строю осталась половина (и только 5 тысяч кавалеристов), а до границы было еще очень далеко.

При изменившемся соотношении сил Кутузов, который со своей всегдашней осторожностью доселе просто следовал параллельным курсом, решил, что пора добить врага.

Под городком Красный, в 45 километрах западнее Смоленска, русские преградили французам путь. Четыре дня Наполеон со своими голодными, разрозненными частями прорывался через заслон. Потерял две трети людей (количественно – столько же, сколько при Бородине), остатки артиллерии, но все-таки пробился к Орше, где находилась следующая после Смоленска опорная база.

Здесь Бонапарт смог накормить и снабдить боеприпасами уцелевших. Великая Армия превратилась в Маленькую Армию, но до некоторой степени восстановила порядок и снова могла драться. Потом подошли свежие войска маршалов Удино и Виктора. Теперь у Бонапарта было 30 тысяч готовых к бою солдат и примерно столько же, если не больше, сброда, на который махнули рукой.

Видя усиление врага, Кутузов, которому зимний марш тоже давался очень тяжело, отстал на сто с лишним километров. Главнокомандующий мог себе это позволить еще и потому, что наперерез французам двигались свежие силы: с юга Дунайская армия адмирала Чичагова, с севера – корпус Витгенштейна.

Наполеон оказывался в капкане. Ему нужно было под угрозой нападения с нескольких сторон преодолеть реку Березину. Лед на ней еще не встал, и не бог весть какая широкая водная преграда представляла собой серьезную проблему.

В этой, казалось бы, безвыходной ситуации император в очередной раз явил свое тактическое мастерство. Он построил переправу к югу от города Борисова, обманув Чичагова, а тем временем быстро навел два понтонных моста севернее и за три дня (14–17 ноября по старому стилю) увел всех, кого успел – в первую очередь дисциплинированные части. Но и те понесли огромные потери. Из тридцати тысяч прорвались только девять.

Это всё, с чем Наполеон вернулся из своего катастрофического русского похода.

Точные данные потерь французской коалиции оцениваются по-разному. Отечественный историк Б. Урланис подсчитал, что за время кампании 1812 года Великая Армия потеряла в боях 112 тысяч убитыми и 214 тысяч ранеными. Современный французский автор Тьери Ленц пишет, что на полях сражений, от болезней и холода погибли примерно 200 тысяч плюс 150–190 тысяч угодили в русский плен.

Великая Армия исчезла и, казалось, уже не возродится.

Император Александр прибыл к войскам и остановился в Вильне. Нужно было решать: двигаться ли дальше, преследуя Наполеона, или удовлетвориться достигнутым, чтобы не искушать судьбу.

Сомнения были нешуточные. Да, французская армия погибла, но уцелел Бонапарт. Его по-прежнему боялись – в особенности если придется сражаться на чужой территории, и, вероятно, в одиночку, поскольку Европа пока вела себя выжидательно.

Первое время казалось, что Франция сохраняет всех своих союзников. Россия же была разорена, от ее армии после тяжелейшего зимнего похода тоже мало что осталось, а перенесение войны в Европу сулило новые расходы и потери.

Опять, как в сентябре, все вокруг уговаривали Александра не рисковать. Ростопчин призывал смириться с тем, что враг ускользнул; пламенный патриот адмирал Шишков убеждал остановиться; даже провозглашенный спасителем отечества Кутузов был против войны. «Щадя русские войска, Кутузов не преследовал неприятеля с тем напряжением, с каким мог бы, полагая, что Наполеона следует приберечь для англичан, а для России он больше не опасен», – пишет дореволюционный историк Ф. Кудринский, автор книги «Вильна в 1812 году».

И вновь Александр проявил твердость. К этому времени он преисполнился мистической веры в свое божественное предназначение – избавить Европу от «тирана». Кроме того произошли два события, положившие конец колебаниям.

Во-первых, Наполеон отбыл на запад – ему нужно было убедиться, что его власть не пошатнулась, ободрить немецких союзников и набрать новую армию.

Во-вторых, у России образовался союзник – Пруссия. Эта страна, разгромленная, обобранная и униженная Бонапартом в 1806 году, была принуждена участвовать в русском походе, однако воевала очень неохотно. В декабре командующий генерал Йорк собственной волей заключил перемирие. Король было испугался и хотел предать изменника суду, но народ бурно приветствовал Йорка как героя. Французских войск в Пруссии стояло немного, Бонапарт был далеко, а царь близко.

В феврале составился русско-прусский альянс, основа новой, шестой по счету антифранцузской коалиции. На патриотической волне немецкие добровольцы тысячами вливались в национальную армию, и к весне Пруссия превратилась в серьезного союзника.

К началу кампании 1813 года ситуация выглядела следующим образом.

Русская армия, преследуя отступающих из Москвы французов, точно так же страдала от холода и голода, с той лишь разницей, что отставшие и обмороженные не попадали в плен, однако все равно выбывали из строя. Выйдя из Тарутинского лагеря со 100 тысячами солдат, Кутузов довел до Вильны только четверть. Две трети пушек пришлось оставить из-за нехватки лошадей. По всей дороге в госпиталях лежали 48 тысяч больных и раненых. При всем желании пока продолжать войну было нечем, а у французов, когда к ним подтянулись отставшие солдаты и окрестные гарнизоны, собралось 33 тысячи боеспособного войска.

Но Россия была недалеко, и оттуда все время прибывали подкрепления. К марту в объединенной русско-прусской армии было уже 70 тысяч человек. Торопились начать наступление, пока из Франции с новыми силами не вернулся Бонапарт.