— Я считаю, что он умер от испуга. Возможно, он что-то увидел. Или вспомнил…

— Боже милосердный! — простонал Байден. — Не начинайте, техник, прошу вас! Вся эта тема воспоминаний шита белыми нитками каким-то псевдонаучным шулером вроде вас. «Они что-то видят». «Они пугаются»… Они получают увечья, вдыхают споры, дырявящие лёгкие, плавятся в кислоте и выживают, а потом вспоминают и… Вспоминают что? Вы можете расшифровать?

— К сожалению, импульсация не поддаётся стандартным протоколам.

Или к счастью? Маска безграничного ужаса, застывающая на лице добровольцев, заставляла задуматься над тем, что именно они видели. Сочетания красок, дисгармоничные образы, чуждые человеческому восприятию? Даже если однажды их удастся расшифровать, это ничего не изменит. Проблема не в расшифровке, а в экранировании. Возможно, лёгкий фоновый шум, только чтобы нарушить синаптический узор, но тогда потеряется и без того зачаточная способность предвидеть удары Территории. И опять мы приходим к идее разделения функций: солдаты и прогностики. Эмпопрогностики, если уж начистоту. Вот только их уже большей частью переработали в печах Крематория в соответствии с декретом «о лишних людях» и правилом «Об экономии ресурсов».

— Вы обязательно спасёте мир, Хаген, просто не сейчас, — Байден успокоительно покивал, побарабанил пальцами по столешнице. — Хорошо, признаем, что мы слегка застряли, получим новую нейрозапись, попробуем ещё раз. В крайнем случае, откажемся от этой идеи и сосредоточимся на симуляторах. Подружимся с Отделом Обучения.

— Это возможно?

От неожиданности он утерял бдительность, и облегчение выплеснулось, вырвалось как из баллона под давлением, заставив задрожать голос. Проклятье! Он захлопнул рот, но поздно. Мастер смотрел на него с интересом и пристальным сожалением, в котором угадывались нотки злорадства.

— Техник-техник! Не волнуйтесь так.

— Я устал, — сказал Хаген.

— А я знаю, — откликнулся Байден весело. — Вы вымотались и плохо спите. Почему вы плохо спите, Хаген, вам же ничего не снится? Вы пьёте «Релакс» и рецептурный «Реадапт», который непонятно где достали. Кто даёт вам транки, техник? Это карается лагерями. А ещё вы плохо сходитесь с коллективом, хотя открытых конфликтов избегаете.

Векслер, сволочь! Усилием воли Хаген расслабил сжавшиеся челюсти. Корпоративная культура, ничего личного. Какой техник не хочет стать мастером? Но всё же сволочь, Боже, какая сволочь! Хныкал в глаза, хамил, подлизывался, доверительно делился новостями и слухами. Ладно, допустим. Но «Реадапт»?

— Откуда?..

— Анализ мочи, — сказал Байден с удовлетворением. — Я всегда слежу за тем, как вливаются новые сотрудники. Простите за каламбур. Мы неплохо оборудованы, моими стараниями. Каждый писсуар — микролаборатория. Не делайте такие глаза, Хаген. И, между прочим, мне не нравится, что вы якшаетесь с этим Ранге из Отдела Пропаганды. Я понимаю, добрососедство, но у наших отделов довольно длинная история взаимоотношений, а вы новичок и многого не знаете, а значит, способны наболтать лишнего. Держитесь своего мастера, умненький шулер, и не ведите двойных игр. А, может быть, есть что-то ещё, чего я не знаю?

В сером ноздреватом небе за окном парил метеозонд, похожий на водородную бомбу. Шквалистый ветер толкал его прямо на рогатину антенн радиомачты. Казалось, ещё немного и пуфф! — однако новый порыв ветра отгонял резиновый баллон на прежнее место, лишь чуть смещая в сторону. Бесконечное движение, нагоняющее тошноту.

— Почему вы перестали дышать, техник? — хихикнул Байден. Он успел подняться с кресла и каким-то мистическим образом оказался за спиной Хагена, так, что его тёплый тяжелый взгляд давил на макушку, ощущался корнями волос. — Вы оскорбились? Да не поднимайтесь же, отвечайте так. Что за неугомонный!

— В чём вы меня подозреваете?

Он чувствовал, как замедлилось время, и воздух уплотнился, сделавшись практически непригодным для дыхания. Усиливающийся ветер смещал метеозонд в сторону единственного делового центра в Трауме, высотного здания, облицованного серой блестящей плиткой с вкраплениями алюминия. Дрейфующий шар тоже ощущал атмосферное давление, но в гораздо меньшей степени.

— Ах, боже мой.

Пружиня на носках и потягиваясь, Байден вернулся в своё кресло, вытянулся с наслаждением, похрустел пальцами.

— Расслабьтесь, Хаген. Вообще-то я хотел поговорить не о ваших грешках, они просто попались под руку… вскочили на язык, если можно так выразиться. У меня на вас большие планы, я уже говорил? А грешки… ну это так, проверка. Я сделал запрос — мне прислали вас, не кого-нибудь, а вас, серьёзного человека с напряжённым ртом. С высоким эмпо. О чём вы беспокоитесь, техник — о том, что провалили задание или сопереживаете испытуемому, чьи мозги сейчас нарезают ломтиками и рассматривают на предметных стёклах? О чём вы думаете, Хаген? Я должен понять, кто вы такой.

— И поэтому изучили состав моей мочи.

— И не только. Я всегда так делаю. Что? Вам не нравится?

— Это обычная практика.

— Вот именно, — Байден опять хохотнул, но верхняя часть его лица оставалась неподвижной — глиняная маска с пухлыми щеками, носом-пуговкой, бугристыми отёчными глазницами и прилипшими к глине запятыми бровей. Даже кожа приобрела глиняный оттенок — сказывались проблемы с желчным пузырём. Скорее так, для острого панкреатита начальник был слишком уж разговорчив.

— Настало время проектов, техник, крупных совместных проектов. Райс любит проекты. Разработка «песочницы» будет на время свёрнута, а потом возобновится… но уже без вас. Вас я пошлю в другое место, не навсегда — на время. Можно сказать, дам взаймы. Что вам известно о лаборатории Кальта? Хотя сейчас правильнее было бы сказать «проект». Так что вам известно о проекте Кальта?

— Практически ничего.

Это была правда. Хотя имя он где-то слышал. Кто-то из терапистов… ну да, лаборатория… Кошмарные опыты с изучением пределов выносливости, адаптации и Бог знает чего ещё.

— Я немного увлекаюсь физиогномикой и могу утверждать: вы авантюрист, Хаген, у вас треугольные мочки ушей. Я хочу вовлечь вас в авантюру. Кальту нужен игротехник, мне нужны глаза и уши, которые обеспечили бы мне полноценное участие в проекте.

Какая ирония! Хагену едва удалось сдержать истерический смешок. Теперь он щекотал гортань, мешал сглатывать, раздражал диафрагму, стремясь вырваться на свободу. Двойной агент. Он станет двойным агентом. Уму непостижимо!

— Вы улыбаетесь?

— Нет, — сказал Хаген. — Простите, я просто удивлён и не могу собраться с мыслями. Вы меня озадачили.

— Но вы согласны?

— А это имеет значение?

— Ну… — Байден призадумался. — Не то, чтобы у вас был выбор, но мне приятнее, если бы сотрудничали добровольно, старший техник. Мотивация — великая вещь. Если у нас с вами всё получится, я посодействую, чтобы вас сделали игромастером. Как вы относитесь к повышению? Не вижу энтузиазма.

— Я… честно говоря, мне важнее сейчас прояснить детали. Чем, собственно, занимается Кальт в своей лаборатории?

— Хороший вопрос, — пробормотал Байден. — Чем занимается? Проводит изыскания на Территории? Уничтожает нейтралов? Удовлетворяет свои потребности? Пытается вывести породу суперсолдат? Не удивлюсь, если у него несколько целей одновременно, и некоторые из них противоречат друг другу. В Кальта вливают массу средств, он одиночка, в некотором роде сам себе проект. Хотелось бы найти какие-то точки соприкосновения, если это, конечно, возможно.

— Чтобы подключиться к денежным вливаниям?

— Чтобы, мой умненький шулер. Прекратите улыбаться.

— Я не улыбаюсь, — возразил Хаген. — Вы хотите оформить перевод? Чтобы я работал на Кальта?

— Вы будете работать на меня и продолжать числиться в моем отделе. По крайней мере, я вижу это именно так. Я командирую вас в лабораторию, а вы будете давать мне информацию. Имейте в виду, Кальт заставит вас подписать бумагу о неразглашении.

— Но я всё равно…

— Именно. Просто будьте предельно осторожны. Не думаю, что смогу вас защитить. Он своеобразный человек, доктор Айзек Кальт, и обладает влиянием, хотя поговаривают, что Райс им недоволен. Тем не менее, ему фактически дан карт-бланш и солидное финансирование… На вашем месте, я бы не улыбался.