— Что?

Смеющийся взгляд Байдена обволакивал его словно тёплое желе. Мысли путались в комок вокруг звука, становящегося всё определённее.

— Что-то не так?

— Вы ничего не слышите?

— Я ничего. И вы ничего не должны слышать. Забавно, правда?

— Что именно?

— Слышать то, чего не слышат другие.

По-прежнему улыбаясь, начальник прикоснулся к браслету, и уши Хагена оглохли от тишины.

— Это крики. Женские, мужские. А вот детских нет, по известным причинам.

— Простите, я не совсем…

— У вас восьмой эмпо-уровень, м-м? А, может, уже девятый? Неплохо бы замерить. Я хотел проверить порог вашей чувствительности.

— Слуховой?

— Слуховой. И эмпо. Это реальная запись с обработки. Вы среагировали не на звук, Хаген, точнее, не только на звук. Простите наш убогий профессиональный юмор. Мы все здесь циники, и вы тоже станете циником, если не сойдёте с ума.

— Так это проверка?

— Мне же нужно знать, как именно вас использовать. Давайте начистоту. Я не очень люблю взаимодействовать со Штабом, но мне нужен был техник, а вас порекомендовали. Вы внутрист, Хаген?

— Что?

— Ничего. Вы техник, просто техник. Мне и нужен просто техник — старший техник — не сотрудник внутренней службы. У нас здесь и без того достаточно надзирателей.

— Я… понимаю.

— Надеюсь, что понимаете. Меня смутил ваш эмпо. Он, знаете ли, сильно ограничивает и вас, и меня в выборе подходящей вам деятельности.

— Я вам не подхожу.

Хаген попытался сказать это максимально бесстрастно, но сгущающееся напряжение грозило разорвать его изнутри. Он посмотрел на свои руки. Пальцы едва заметно дрожали.

— Расслабьтесь, — с ленивым добродушием повторил Байден. — Вы подходите — пока. Можно сказать, я вас и искал, техника с высоким эмпо. Большая редкость, знаете ли. Моим операторам нужен руководитель, обладающий творческой жилкой, фантазией и — не побоюсь этих слов — способностью к сопереживанию. Мы крупно опарафинились, Хаген. Территория ломает нас как гнилые ветки. Нужно узнать, почему. У меня на вас большие планы. Не сейчас, конечно. Сейчас я познакомлю вас с отделом, а потом отпущу до завтрашнего утра. Вам ведь нужно обустроиться, я понимаю. Вы ведь не против общежитий? Настоятельно рекомендую вам «Стрелу», там проживают все наши. Во избежание инцидентов, — он подмигнул со значением, понятным Хагену лишь отчасти.

Стычки между солдатами и техами стали притчей во языцех. Но, возможно, было ещё что-то. Взять хотя бы неожиданную откровенность начальника, упоминание о внутристах. Очередная проверка?

«Я не выдержу, — подумал он во внезапном приступе отчаяния. — Шпион. Я не шпион, а психофизик. Идиотская идея, и с самого начала была идиотской. Странно, как Лидия не поняла этого. Вот уж у кого высокий эмпо».

— Вам не придётся заниматься чистым моделированием — для этого у нас нет ни средств, ни времени. Мы имеем дело с проблемами более насущными. Но обо всём — завтра, завтра. Сегодня обустраивайтесь, отдыхайте, познакомьтесь с городом, сходите в Цирк… Да, сходите в Цирк, Хаген! По количеству культурных объектов мы не можем сравниться cо столицей, но Цирк великолепен. Вот вам наглядный пример того, как минусы обращаются в плюс. Я говорю о нейтралах, конечно. Между прочим, для вас, как для сотрудника «Кроненверк» — семидесятипроцентная скидка. Вы партиец? Тогда имеете возможность пройти бесплатно.

— Благодарю вас, — сказал Хаген. — Интересная мысль. Я обязательно схожу.

Он не планировал похода в Цирк, по правде говоря, местная достопримечательность напрочь выпала из головы. Но идея показалась не лишённой здравого смысла. Всё равно нужно как-нибудь убить время до вечера.

— Вот-вот, сходите. Я вижу, вас не греет мысль, что вы неожиданно оказались на передовой, но даже здесь можно развлекаться, Хаген. Если мы сработаемся, я покажу вам ещё пару-тройку доступных развлечений.

***

Район Шротплац располагался на самой окраине. На это недвусмысленно намекали налепленные на фонарных столбах жёлтые наклейки с треугольным значком Территории.

Граница близко. Не стоит даже предупреждать, достаточно взглянуть на серые лица случайных прохожих. Особый цветовой код. Чёрно-рыжие граффити на выщербленных стенах. А что ощущают нейтралы? Есть ли вообще какой-то смысл в предупредительных лентах и полосатых шлагбаумах, когда отравленный ветер свободно гуляет по строительным лесам и лестничным клеткам опустевших домов?

Нет, это не Пасифик. Пасифик — солнце и вечная весна, а здесь — промзона. Здесь десятками умирают люди, а тела их сжигают и превращают в удобрение, которое никогда никому не пригождается.

Странное ощущение разреженности в висках усилилось. Территория, во всём виновата Территория. Проклятая земля, посыпанная солью и щедро политая кислотой. Правда ли, что здесь случаются кислотные дожди?

Нужную улицу он нашёл достаточно быстро. Ноги сами поворачивали на перекрёстках, как будто карта города была выгравирована на подкорке.

Дом выпрыгнул на него из-за угла. Хаген не ожидал его так скоро — и теперь пожирал взглядом, не в силах оторваться. Приземистое четырёхэтажное строение из красного кирпича казалось смутно знакомым, выползшим то ли из беспорядочных снов, то ли из столь же беспорядочной яви первых дней осознавания. Дней, когда улыбающиеся люди в светлых одеждах напомнили ему о том, что он есть Юрген Хаген, и это хорошо. Нет-нет, воспоминания отдельно — и отдельно сны, серые, полные тоски и незаполненного пространства.

Какая чушь!

Встряхнув головой, он решительно рванул на себя дощатую подъездную дверь и окунулся в пахнущий хлоркой полумрак. Второй этаж. Таблички на дверях ничего не говорили о проживающих. Внутри вполне могли оказаться полуразложившиеся тела. Призраки. Пожалуй, призраки — лучший вариант.

Ключ, самый обычный, не магнитный, легко провернулся в замке. Хаген вступил в комнату с боязливым чувством наёмника, разгромившего замок сюзерена. Всё здесь было приготовлено именно для него — неброская, слегка сумрачная мебель: гардероб, два табурета, письменный стол и кресло, прикрытое шахматным пледом. Рядом с креслом стоял торшер, старинный, ламповый, с тканевым абажуром. К такому бы торшеру да пару-тройку книжных полок, уставленных раритетами. Но книг в комнате не оказалось. Зато на столе чернел заветный чемоданчик. В этом весь Инженер — оставить коммуникатор на виду, упаковав его лишь в ненадёжную оболочку из псевдокожи. Любая проверка — и вся конспирация летит к чертям!

Он ворчал, но пальцы уже возились с застёжками, разворачивали промасленную ткань, разбирали, собирали, распутывали и скручивали. Допотопный прибор, динозавр — тем и ценен. Сложные электронные дешифраторы вряд ли среагируют на низкочастотный «пиип», практически не нуждающийся в расшифровке.

«Вот теперь я настоящий шпион, — подумал он со злорадным удовлетворением. — С рацией и секретным убежищем. Берлогой. Явкой. И дай Бог, чтобы труды оказались не напрасны. Если нет — впору застрелиться. Из пистолета, который непременно выдадут в „Кроненверк“ сразу после зачисления в штат. Нет, правда, что если рация не работает?»

Но она работала!

Полосатый динамик издал прерывистый звук, похожий на першение в горле. Хаген воровато оглянулся и убавил звук, повернув верньер практически до упора.

— База? Как слышно? Меня слышно?

— Отлично слышно, — бодро пророкотал динамик. Звук был настолько чистым, что создавалось ощущение, будто Инженер сидит где-то рядом, в соседней комнате. — Великолепно слышно, просто изумительно! Чистый канал, как я и рассчитывал. Как вы там, Юрген? Вы один?

— Один. А что, должен быть кто-то ещё?

— Нет-нет, не обращайте внимания — волнуюсь.

В динамике зашипело. Должно быть, Инженер издал смешок. Хаген представил, как он сидит в своём пластиковом скворечнике, согнувшись в три погибели и вытянув трубочкой полные губы. Конечно, при костюме и в галстуке. А кончик галстука, само собой разумеется, утонул в стакане чая с лимоном. Во рту моментально стало кисло и влажно. Лимон. Интересно, есть ли в Трауме лимоны? И чай?