— Сзади! — сорванным голосом вскрикнул Ленц. — Ульрих, сзади!

— Вижу!

Отрывистые щелчки прозвучали над самым ухом. «Дьявол, — сказал Ульрих. — Краузе, развернись!» — и Хаген отшатнулся от вспышки, полыхнувшей прямо в лицо. «Осторожнее, чёрт!» Где-то лаяли зенитки, выли сирены, а в центре крутящегося огненного смерча дёргались чёрные тонкие стебли. Жар становился нестерпимым. Прикрыв лицо скрещенными руками, Хаген попытался осесть наземь, но ему помешали.

— Быстро, — прохрипел Рогге. — Давай-давай, назад! Успеем.

Они пятились до середины улицы, а потом повернулись и припустили, грохоча снаряжением, стараясь отбежать как можно дальше от подпрыгивающей штуковины, напоминающей банку с вколоченной в неё деревянной рукояткой.

— Сейчас!

Земля подпрыгнула. Ударная волна опрокинула их как кегли. Затем последовал второй удар.

— Надо же!

— Подъём, — сказал Ульрих. — Чего разлеглись? Ленц, выводи нас отсюда, живо!

В чёрно-снежном небе порхали бумажные бабочки. Необычайно красивое зрелище. «Когда выйдет луна, я смогу увидеть человечка, — подумал Хаген. — В анфас и профиль, близко, как наяву. Я его узнаю».

Что-то наступило на ладонь, тяжело, до хруста.

— Подъём, — объяснил Мориц. — Тебе же ясно сказали.

Бумажные бабочки корчились и сгорали заживо на его плечах.

***

Когда впереди показались проволочные ограждения второго периметра, все заметно повеселели. Кто-то насвистел несколько тактов походного марша. Звуки покружили и растаяли в прозрачном воздухе. Хаген старался держаться с наветренной стороны. От его спутников невыносимо несло.

Копчёное чучело игриво подмигнуло ему белесым, слезящимся глазом:

— Дерьмово выглядишь, безымянный солдат.

— Ты едва не сломал мне пальцы, — сказал Хаген.

Мориц пожал плечами.

— Так что ж? До этого я спас тебе жизнь. А ещё раньше ты чуть не перегрыз мне горло. Один, да минус два, да десять держим в уме… Не сочти меня мелочным, но твоя арифметика хромает на обе ноги. Не хочешь сказать «спасибо»?

— Не хочу.

— Честно и прямо. И очень глупо. Очень.

— Очень, — подтвердил голос с другой стороны. — Эй, а вот — лучше расскажи про деда, пока мы ещё здесь. Твой дед из Дендермонде…

— Мой дед, — пропыхтел Мориц, растирая по коже грязь и копоть. — Под Верденом он горел как феникс. Он был настоящий штурмовик. По сравнению с ним вы все — и я с вами — огрызки и обсоски, уж можете мне поверить.

— Верим-верим, — успокоил его Краузе. — Тем более, что нет у тебя никакого деда. И не было никогда. И не могло быть.

— Ну так что ж, — ответил Мориц после непродолжительной паузы. — Откуда тебе знать, ты, счастливчик-свинопас? Может был, а может, и нет, так сразу и не разберёшь. Но вот если бы он был…

— Захватывающая история, — прокомментировал Ульрих.

Ленц тихо скис от смеха. Его яркая голова в остроконечном шлеме кивала как подсолнух на ветру. «Следующая нейроматрица будет моей, — подумал Хаген. — Кальт получит свёрнутую, зашифрованную, оцифрованную мысль и выпарит в тигле, чтобы выкристаллизовать… что?»

Территория пыталась меня убить!

Почему-то это казалось особенно важным. Как будто ему был вынесен приговор, а он до последнего надеялся на помилование. Неглубокая рана в мякоти плеча зудела и ныла как больной зуб. Он перемотал её эластичным фиксирующим бинтом из спецпакета, прямо поверх рукава; перемотал небрежно, потому что инфекция, если она, конечно была, уже проникла в кровь, заразила зеркальной дрянью: цап-царап веретено — спи, проклятое дитя.

Пыталась меня убить…

«Почему бы нет? — спросил он сам себя. — Разве я чем-то отличаюсь? Принципы? Смешно. Как выразился бы Мориц, я оказался недостаточно иммунен. Да здравствует ускоренное обучение в полевых условиях. Отлично прочищает мозги».

Территория.

Тротил. Напалм. Белый фосфор. Эту землю нужно засыпать солью, известью, уничтожить, не оставив ни пяди. Эта земля была отравлена, как и они сами, отведав отравленного веретена.

— Что ты там бормочешь?

— Одна хорошая бомба, — сказал Хаген. — А лучше не одна. Ковровая бомбардировка. И — в лоскуты, в ошмётки, в пепел, и чтобы никто и никогда…

— О, — хмыкнул Мориц. — Гляди-ка, поумнел. Ну, наконец-то.

«Неправда, — подумал Хаген. — Я удаляюсь от Пасифика. Что бы я не делал, с каждым шагом я всё дальше от него. Если планета действительно шарообразна, удастся ли в точке максимального удаления вновь обнаружить себя дома? Если и так, в родные места я войду задом. Задом наперёд. Вверх тормашками. Трам-пам-пам. Я никогда не буду прежним».

— А хорошо! — сказал Ленц. — Вы только посмотрите, до чего здорово!

Жуя невесть откуда добытую травинку, он мечтательно обозревал покинутую пустошь. Над разбомбленными квадратами курился сизый дымок. Территория изменилась. Сейчас она выглядела куда более освоенной.

— Эй, ты! Слышь? Псст!

— Что? — спросил Хаген устало. — Ну что? Что вам ещё от меня нужно?

Оловянные солдатики сбились в стаю. В волчью стаю, с крупным, лохматым, опытным вожаком и тщедушным, но юрким и подвижным как ртуть сигнальщиком. «Скверно», — привычно подумал Хаген, привычно потянулся к поясу — э! — привычно мысленно плюнул с досадой и сжал кулаки.

— Снова здорово. Краузе, отойди, он опять…

— Упрямый парень!

— Как осёл…

— Как твой дед из Дендермонде.

Они посмеивались, перебрасываясь словами словно горячими камешками. Хаген ждал. Он слишком устал, чтобы уворачиваться, но был готов к последнему отпору. Он знал, кто прыгнет первым. Тот, кто всегда добивает упавших и раненых.

— Ну-ну, — сказал Мориц. — Я не кусаюсь. В отличие от тебя.

— Какого чёрта вам нужно?

— Маленький ответ на маленький вопрос.

— Какой?

Они переглянулись. «Кастет, — подумал Хаген. — Булыжник. Связку монет. Ну хоть что-нибудь». Но в его кулаке истекала потом солидная, увесистая пустота.

— Если нам удастся выбраться живыми и доктор Зима не продырявит тебе мозг, у тебя есть шанс узнать кое-что новенькое. Оглянись на Территорию — хороша? Безымянный солдат. Хочешь танцевать с нами?

Мориц, копчёный чертяка, смотрел на него, наморщив нос, оскалив мелкие собачьи зубы. Ульрих и Краузе стояли, подпирая друг друга могучими плечами как побратимы. А ещё был Рогге — с обмётанными трауром глазами и кольчужный Ленц, бритый как обезьянка. Они стояли, и за их спинами медленно иссыхали контуры сожженных деревень, городов, обращенных в руины. Остывших людских жилищ. Обугленных судеб.

Ты хочешь?

Нет!

Да?

Может быть.

Он колебался. Территория мешала думать. И вокруг столпилось слишком много тяжёлых тел.

— Тебе даже не нужно просить. Просто кивни. И сделай шаг нам навстречу.

В самом деле?

— Да, — сказал Хаген.

Где-то в противоположной части света беспечные, тёплые люди радостно встречали прорвавшийся поезд. Звенящая капель напоминала им о весне, и воздух уже полнился ароматом робкого цветения, призывным выдохом сирени, луговой свежестью. Слишком далеко. Но всё-таки это был Пасифик.

— Что? Повтори.

— Да, я хочу. И я не безымянный солдат. Меня зовут Юрген.

Он закрыл глаза, чтобы не видеть их торжествующих лиц. Но почему-то всё равно увидел их, как негативы, проявленные прямо на сетчатке.

— Хайль, Юрген! — весело сказал Мориц.

А потом…

— Хайль, Юрген! — поприветствовала его Группа.

[1] Цит. из перевода «SS — MANN UND BLUTS — FRAGE» (репринтное издание). http://www.libros.am/book/read/id/161126/slug/ehsehsovec-i-vopros-krovi-reprintnoe-izdanie.

.

Охая и ёжась, в несколько подходов и передышек, он стянул флисовое бельё, а за ним — сетчатую майку, мокрую от пота. Мелкими, робкими, подкрадывающимися шагами приблизился к зеркалу и замер в оцепенении от неверия, балансируя на грани ярости и удивления.