Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Я подарю вам карту, — пообещал Кальт. — Только одну. Ваш новый начальник не всесилен, но кое на что способен. Я не могу подарить всю колоду, но одну карту — вполне. Она вам нужна?

— Да. Нужна. Пожалуйста!

— Уверены?

— Да.

— И всё-таки мне хотелось бы, чтобы приняли решение взвешенно. Отложите карты. Давайте, отложите их, полюбуетесь позже! А пока забудьте и посмотрите на меня. Я предлагаю вам дом. Предлагаю вам полноценное участие в исследованиях. Я начинаю — вы продолжаете, так и трудятся в Райхе. Я предлагаю вам быть в курсе всех наших дел. Я предлагаю вам быть полезным. Территория сводит нас с ума. Давайте сведём с ума Территорию.

— Давайте, — слабо сказал Хаген. — Валяйте. Вы можете. Меня вы уже свели.

— Хорошо, — мягко произнёс Кальт. — Тогда осталось обсудить последний вопрос. Вопрос лояльности.

***

«Теперь я не боюсь!» — сказала Марта. «Раньше мы делали глупости в одиночку, теперь будем вместе», — сказала Марта. Он сидел и держался руками за живот. Раскалённая струна перепоясала желудок, дёргала петли кишечника. Внутри бушевала война: клетка шла на клетку, рявкали зенитки, взрывались соляные бомбы.

И точно такая же война шла выше. Штурм-группа «Голова» атаковала виски и лоб, поливая их кипящим маслом. «Мне нужен доктор», — подумал Хаген, а доктор сидел в пяти шагах от него, покачивая ногой в щегольском ботинке. «Я не боюсь», — сказала Марта, заключенная в картонном квадратике, свёрнутом в восьмушку. Он всерьёз задумался над тем, чтобы проглотить этот квадратик, но отверг эту мысль: внутри было хуже, чем снаружи.

— Я вас вылечу, — сказал Кальт.

Хаген воспринял его слова с сомнением. И с благодарностью.

— Вы упомянули про лояльность…

— А, — согласился терапист. — Верно. Важный момент. Мои солдатики. Вы поняли, почему оловянные?

— Стойкие? Я не знаю. Почему?

От фальшивого камина распространялись волны жара. Стеклянистая структура воздуха образовала подобие барьера, искажающего черты собеседника.

— Олово помогает предсказывать будущее. Его расплавляют на огне, а потом выливают в воду. Пфф! Получаются занятные фигурки.

— Ерунда.

— Разумеется. А ещё из олова изготавливают электроды. Они часто трескаются, но так уж получилось, что на Территории это самый надежный металл. Физики до сих пор не могут объяснить, но это так. В крайнем случае, электроды из других металлов можно покрывать луженым оловом для лучшей проводимости. Я так делал. Сейчас мы придумали более совершенные решения, но прозвище осталось.

— Нейроматрицы. Для чего они вам? В таком количестве?

— Вы удивитесь, до чего всё просто. Но мы о другом, не отвлекайтесь, Йорген, и не отвлекайте меня. Мы о лояльности.

— Вам ли о ней беспокоиться? — с запинкой произнёс Хаген. Ему приходилось говорить громче, чем хотелось, чтобы заглушить голос Марты и её товарища, того щуплого человечка в очках, которого он чуть не покалечил в Цирке. Человечка звали как-то на «Д», Денк, да, именно, Денк, и был ещё один — въедливый, который всё спрашивал, когда Пасифик предпримет «решительные меры», и его тоже как-то звали — он пытался запомнить имена, чтобы позже передать Инженеру, но вот не смог. Ничего не смог. Кальт не спросил про Пасифик, он ничего не знал про Пасифик, удивительно, но и это могло быть обманкой, блесной и крючком на рыбку-простачка.

Сейчас должно быть часа два или три ночи. И новый день. Продолжение каникул. Хаген поискал часы, но глянцевый циферблат на Ратуше показал ноль-ноль, показал пора спать, и он покорно занавесил окна, клюнул освинцовевшей головой…

— Эй-эй, Йорген, не покидайте меня! Мы не закончили.

— Я слушаю…

— Райху нужна благонадёжность, мне — лояльность. Чувствуете разницу? Я забочусь о своих солдатиках, а они — обо мне. Мы разговариваем на одном языке. Вы тоже начинаете им проникаться.

— Да, — отозвался Хаген. Сейчас, в два часа ночи, он был готов согласиться с чем угодно. — Да и да.

— Очнитесь, соня! — приказал Кальт. В голосе его звучала улыбка. — Мне нужна ваша добрая воля, а не горячечный бред. Ну же, напрягитесь, Йорген, откройте ясные глаза! Вы видели моих людей, говорили с ними. Даже успели повздорить. Так каков же ваш вывод? Смог ли я обеспечить должный уровень лояльности?

«Сволочь ты, — пасмурно подумал Хаген, — Уровень тебе… Лояльность тебе…» А вслух произнёс:

— Если под этим красивым словом вы разумеете страх, то да. Без сомнения. Солдатики боятся вас, очень. Почему?

— Любое животное боится палки и кнута. А вот почему боитесь вы? Кнут я ещё не применял.

— Значит, я трус.

— Но вы не трус, — произнёс Кальт раздумчиво. — Не приписывайте себе отсутствующих добродетелей. У вас есть какая-то скрытая цель, но боитесь вы не поэтому. Тут шероховатость, заминка, даже тайна. Микроскопическая, но всё же… Есть тайна, Йорген?

— Нет.

— Есть. А вот у солдатиков нет тайн от меня. Полная лояльность. Признаться, я болезненно отношусь к этому вопросу.

Та-та-тайна — стучал дождь за окном. Поезд миновал переезд и начинал разгоняться. — Та-та-тайна. Так-тайна. Так-тайна.

— Вы что-то в них встроили! — догадался Хаген, внезапно пробуждаясь. Он встрепенулся, распрямился, забыв о недомогании. — Вы! Вы хирург. Что-то сделали с ними! С каждым из них.

— Только с избранными, — уточнил Кальт. — Видите ли, я не люблю работать вхолостую. Мне нужны гарантии. Я хочу быть уверенным в том, что соберу карандаши там, где их выронил. Я оставляю маячки. Крохотные умные устройства на страже жизненно важных органов. Я оставляю свои маленькие кнопочки в разных отделах мозга. Мозг устроен очень сложно, Йорген, даже ваш. Там есть центры удовольствия, но нет чётко локализованного центра боли. И всё же боль можно сыграть — оркестром. Мне не жалко нот для моих солдат.

— Да перестаньте вы, — с омерзением и ужасом сказал Хаген, отодвигаясь от стола, на который облокотился. — Будьте проще! Карандаши, ноты… Так и скажите, что зачиповали их и сделали из них подопытных животных. И хотите сделать то же самое со мной.

— Хочу. Э, куда вас опять повело? Даже если бы здесь был нож, вы всё равно новичок-теоретик в этом виде спорта. Успокойтесь! Сядьте, что вы вскочили? Сегодня всё решает добрая воля.

— К чёрту волю!

— И я…

— И вас тоже к чёрту!

— Сидеть! — сказал терапист.

Он опять как-то ловко подхлестнул голосом, и мышцы расслабились, не успев получить санкцию мозга. Хаген упал в кресло, стукнувшись косточкой о подлокотник.

— Слишком впечатлительны для техника. Даже с учётом эмпо-индекса. Вы и в Отделе гарцевали с такой детской непосредственностью? Да уж, насчёт раутов я погорячился. Максимум — попойки на партийных междусобоях. Хотя вы же и пить не умеете. Будете вместе с лидером потягивать овощные соки.

— Не подходите ко мне!

— Успокойтесь. Помолчите и послушайте.

Он поднял палец и застыл, поблёскивая глазами, прозрачный и большой, отлитый из ледяного воска. Хаген прислушался. Сквозь шелест и шорох, мокрый плеск и фанерный перестук дождевой дроби пробивался тонкий, пронзительный, исчезающий в ночи монотонный вой сирены.

— Тишина, — сказал доктор Зима. — Послушайте абсолютную тишину, Йорген. А потом послушайте меня.

***

— Если вы со мной, то со мной до конца, — размеренно говорил Кальт, и капли его слов ложились одна на другую, пробивая желоб.

До конца. До конца.

— Одна небольшая операция, и мне станет легко и спокойно, а вы избавитесь от внутренних метаний, поняв, что при необходимости я достану вас где угодно. Хоть на Территории — сигнал проникает и туда, хотя посылать его придётся из особых точек. Я достану вас везде. Хоть в Океане. Хоть за Стеной. Понимаете в чём суть, Йорген?

Да. До конца.

— А если я откажусь…

— Верните мне карты, лидер зря рисовал их. Вы не умеете ценить искусство. Можете сразу порвать картинку, которую уже измусолили в кулаке. Давайте её сюда!

— Подождите!

42
{"b":"662343","o":1}