– Ну, иди и прикасайся к своему дядюшке. Он будет этому несказанно рад.

Вот, наконец-то, пробрало! Глазами сверкнул, зубы сжал – сердится. Просто загляденье, как невозмутимый Пашенька психовать умеет.

– Нам все равно придется обниматься при посторонних, так что привыкай. Иначе странно будем выглядеть.

– Ага, а так-то мы – сама естественность. Вот, смотрят люди на нас и сразу думают – их судьба свела! Правда?

– Лен, не забывайся. И помни о том, что у тебя на кону стоит. Так что веди себя прилично и не выделывайся. Надо будет – обнимешь, скажу – поцелуешь.

– Да, а трахать меня принародно ты не планируешь? Ну, чтобы все уже точно поверили? Иди в задницу! И не приближайся ко мне, пока не разрешу. Иначе, я ничего не могу гарантировать!

– Значит, по-хорошему не хочешь?

– У нас с тобой разное представление о хорошем. Все, иди, Паш, развлекайся. А я пока здесь посижу. Можешь всем рассказать, что я устала. А от чего – сам придумывай.

Как-то резко пропал весь запас бодрости. Как будто воздух из шарика спустили, со свистом. Даже смотреть в его сторону не могу. Пойду, посмотрю лучше, что тут есть в библиотеке. В кабинете две стены от пола до потолка заставлены книгами, и пара больших кресел тоже имеется. Вот и хорошо, хоть есть чем заняться, чтобы не свихнуться с тоски.

Интересно, этот дятел долго будет за мной молча наблюдать? Ну, пусть смотрит. В конце концов, видел уже в пижаме, да и без нее, наверное. О чем это я? Конечно, все видел, да и сейчас неизвестно, что с этой гребаной записью происходит…

Ты посмотри, еще пять минут вытерпел, и только потом хлопнул дверью и ушел. Ну, и замечательно.

Сколько я просидела, тупо глядя на первый абзац? Полчаса, час? Не заметила. Ни часов с собой нет, ни мобильника. Все в сумке оставила, а сумку – в машине. Черт! У меня же там ноутбук и прорва недоделанной работы! А я тут маюсь, не знаю, как отвлечься от тяжких дум!

Осталось только Пашку найти, чтобы он мне открыл багажник и отдал мои вещи. Придется выходить из сумрака…

Так, в большой гостиной его нет. Здесь вообще мало народу осталось: все куда-то разбрелись. Пойдем искать по коридорам. Хорошо, хоть светло везде, иначе все углы посшибала бы, с моим -то теперешним везением. Вот где его черти носят, засранца такого? Уже до кухни добрела, в черный ход уперлась, вышла даже на улицу – там толпа курящих стоит, а этого гада нет. Остался последний коридор. Кажется, в летний сад ведет… Ну да, вот эта спина, обтянутая темно-синим пиджаком. Ни с кем не спутаешь. Стоит под какой-то пальмой. И что это нас к природе потянуло? Поплохело, что ли? О, наоборот – похорошело! На то место, которое ниже спины, закинута женская ножка. Хорошая такая, кстати, и туфли красивые. Чулки в сетку немного вульгарны, а в целом – ничего.

Стоп, о чем это я? С какого бы, простите, перепугу он тут с кем-то обнимается? Мне, конечно, для хорошего человека ничего не жалко… Но! Во-первых, человек этот – не хороший. Во-вторых, по официальной версии, он пришел сюда со мной. И лапать здесь кого-то другого – значит, резать тупым ножом чувство моего собственного достоинства. А ему и так досталось в последнее время.

Нет, смотрится парочка, конечно, колоритно. Век бы любовалась. Но, не здесь и не сейчас. Скандал, что ли, закатить с истерикой? Чтобы с битьем горшков и стекол? И требованием жениться на мне немедленно? Ага, и потешить его самолюбие? Порадовать, что довел меня-таки до ручки? Вот уж фиг вам, не дождетесь.

Вдохновение накрыло, как обычно, нежданно. Ох, что творю, что творю…

– Пашенька, милый, это же ты? – Сейчас, главное, максимально идиотский вид сделать, как у всех его кукол.

Ха, как отпрыгнул-то. Господи, помаду-то с лица утри! А дамочку прикрывает, не светит…

– А с кем это ты здесь? Паааш, ну мы же договорились, что искать девушку для секса втроем будем вместе. А вдруг, она мне не понравится? Ты же сам потом расстроишься, что я недовольна… – Главное сейчас – не заржать. Потому что очень хочется не смеяться, а именно ржать, да так, что сил нет сдерживаться. Потому что… Ой, ну почему у меня фотоаппарата с собой нет? Такое лицо вытянутое, хоть бы челюсть чуть-чуть подобрал… Зато полностью ко мне развернулся, а из-за его плеча выглянула прибалдевшая брюнетка. Очень, кстати, симпатичная. И не менее – знакомая.

– О, Инга Петровна, это Вы? – Конечно, кто же еще. Милая мамаша нашего воспитанника. Та еще холеная стерва. – А Ваш муж не будет против наших забав?

Ага, любопытство на ее лице потухло, зато щеки загорелись, прямо под цвет маникюра. Какая стильная, однако, женщина.

Быстро смекнула, что пора валить и проскользнула мимолетной тенью. Молодец, уважаю сообразительных.

Дело за малым – пока товарищ стоит, обалдев от возмущения, подойти и хлестануть ему пощечину. Ох, как давно руки чесались. А теперь и повод есть – не прикопаешься.

Вот зараза-то, а не женщина! Вспомнить бы, когда мне последний раз по лицу давали? Ну, мужики били – было дело, не раз. Давно, правда. Сейчас все больше на словах сражения… А женщины? Не помню таких случаев. Либо поводов не давал, либо смелости не хватало.

А у этой – смелости, похоже, через край, а поводов и не нужно. Я ведь и понять толком не успел, что происходит – сначала Инга эта накинулась, затем – Ленка нарисовалась. Инга, понятно, все пытается прошлое разворошить, вернуть былые воспоминания. А мне они – зачем? Мало, что ли, свободных женщин? Не хватало еще с Юркой, мужем ее, поссориться…

Да, не сообразил сразу, к чему дело идет, когда она потащила меня смотреть на розы, подаренные матери в прошлом году (додумались – притащили две целые клумбы). Ну, если честно – сообразил, но надеялся, что пронесет, и как-нибудь от нее отделаюсь.

Да что уже врать-то себе? Когда повисла у меня на шее – не сильно-то и сопротивлялся. Понимал, что зря поддаюсь, но поддавался. Зачем? Давно уже не хочу ее так, чтобы плевать на мужа и на приличия. И не ведусь на щедрые авансы.

А тут – от злости, от неудовлетворенности, да еще хрен знает, от чего, решил ответить. Всего-то и сделал, что приобнял в ответ, а она – вон, как полыхнула. А мне еще никак не отойти было от ощущений, как Ленку обнимал. Странное, двойственное чувство – держишь в руках одно женское тело, а думаешь – о другом. О котором и век бы не вспоминать, а вот – поди ж ты! Сначала самолюбие зацепила, потом беспокоиться начал, а теперь – совсем п..ц. Приехали. Возжелал юной невинной плоти. Насчет невинности, конечно, я не заблуждаюсь. Но вела она себя так, словно воспитанница Смольного, которая впервые за десять лет живого мужика увидела.

Сначала застыла, когда почувствовала мои руки, потом потихоньку отодвигаться начала – думала, наверное, не замечу. Пришлось еще и подбородком плечико ей прижать, чтоб не рыпалась. Сначала только думал о том, чтобы выглядеть поестественней – не поймут нас родичи, если новоявленная моя "любовь" начнет отшатываться, как от прокаженного. А потом пригрелся в ее тепле, руки удобно пристроились на талии – словно всегда там и лежали, а смотреть на мир из-за ее плеча оказалось очень интересно. Особенно, когда слышишь, как она задерживает дыхание, волнуясь. Может, она сама себе и казалась невозмутимой, но я-то прочувствовал все ее напряжение. Так увлекся наблюдениями, что даже не задумывался над тем, что за ерунду лепечет, в разговоре с маман и дядей. И поддерживал весь этот бред на полном автомате.

А если смотреть на нее сбоку, то ресницы кажутся в два раза длиннее. А глаза – прозрачные. Забавно, не замечал.

Выглядел со стороны, скорее всего, придурком. Мать-то не очень обратила внимание – слишком разговором увлеклась, а вот дядя на меня смотрел с неприкрытым любопытством… В общем, комедию сыграли чисто. Можно даже сказать – естественно. Увлеченный дегенерат и очень смущенная девушка. Образцово-показательное выступление. Только вот, меня торкнуло не по-детски, когда на последних фразах Ленка расслабилась и обмякла. Не сказать, что ее ноги держать перестали, но то, что опора нужна – явственно ощущалось. И во мне, как назло, проснулся защитник-оберегатель. Уписаться от смеха можно: от кого беречь-то, от себя? Так недолго и психику поломать. Мозгом-то понимал, что ерундой занимаюсь ненужной, а вот руки отпускать не хотели. А еще, почему-то, захотелось уткнуться лбом ей в макушку и так замереть.