А этот добрый молодец, не обращая на маман внимания, уцепился за меня двумя руками – как бы обнял, только что-то чересчур сильно. Вдавил в себя – так будет точнее. Да еще и голову на плечо пристраивает – обалдеть, какие нежности! Вообще-то, мы о таком не договаривались. Только вот, сейчас вырываться нельзя – не поймут.

Он меня специально с толку сбивает этими обжиманиями? Уже и забыла, что хотела сказать. Ну, и бес с вами. Буду правду-матку резать. Все равно, каждый поймет, как ему захочется.

– Вадим очень сильно меня обидел. Я больше не могу с ним нормально общаться.

– Да ты что? Разве Вадик способен на нехорошие поступки? Он же такой милый мальчик! – Интересно, в этой семье, когда перестают мальчиками быть? После сорока, что ли? А с тридцати до сорока – трепетные вьюноши?

– Оказалось – способен. Я тоже не ожидала.

– Ай-ай, может быть, ты что-то не так поняла? Может, вам просто нужно хорошо поговорить, и все встанет на свои места? – Нет, ты посмотри, как печется о сыновнем благополучии! Дай волю – и жениха найдет мне подходящего, только бы с глаз долой. Кстати, хорошая идея. Нужно будет попробовать.

– Боюсь, Паша будет против. – Вот так, дорогой мой товарищ. Теперь отдувайся сам. Глаза родственников уперлись в… как его хоть называть-то? Кем он мне приходится теперь? В общем, хмырь этот, даже не напрягся, ни сколечко.

– Конечно, против. Мама, ты хочешь, чтобы я потерял девушку, помирив ее с братом? Даже не думай. – Мама, естественно, скисла. Еще ни разу не видела, чтобы она хоть слово против Павлу сказала. Разбаловала, блин, товарища, а окружающим теперь мучиться придется.

– Леночка, а почему так быстро от одного к другому переметнулась? – Перекрестный допрос, ей-Богу. И Виктор Андреич – не тот человек, которому можно не ответить. – Не слишком ли быстро приняла решение? Ты мне казалась такой серьезной девушкой.

– А я и не принимала никаких решений. За меня Паша все решил, а потом в известность поставил. – А к чему, собственно, врать? Лучше все, как есть, выдать. То-то, смотрю, Пашенька задышал тяжелее (прямо в ухо мне, щекотно же), да руки покрепче сжал. Еще пара таких движений – и задавит меня, прямо на глазах свидетелей. Это он просто волнуется или пытается остановить? Чтобы примолкла? Похоже, оба варианта верны: милый дядюшка слегка растерялся. Даже взгляд поплыл. Но собрался быстро:

– Это как так – Паша решил? Он тебя к чему-то принуждает? И что значит – в известность поставил? Что у вас за отношения такие странные? – Вот, начались правильные вопросы. Жаль, ответить на них прямо нельзя. Зато можно слегка отыграться на моем самозваном избраннике – пусть понервничает.

– Ну да, немного странные. Просто я немного не в себе была после того, как с Вадимом рассталась, а Пашенька подставил дружеское плечо, помог и утешил. Я-то думала, это просто дружба, а он говорит – любовь. – На этом слове дыхание мое закончилось. Виновник всей этой комедии практически вдавил мой живот в позвоночник. Дездемону за шею душили, а меня сейчас просто пополам сломают. Нужно что-то делать. – Пашуль, ну, не надо так меня прижимать. Мы же не одни, я стесняюсь…

Да, не ту я профессию выбрала. Надо было в актрисы идти. Губы прикусила, чтобы не захохотать, глаза вниз опустила – иначе выдадут. Наверное, веселье истерическое, но родичи Павла поверили в то, что чересчур смущена. Еще немного ресницами похлопала, для убедительности. А этот остолоп молчит. Хорошо, хоть руки на плечи переставил, чтобы не задавить. Или просто – поближе к шее?

Пашина маменька слегка отошла от культурного шока, проморгалась. Еще бы – Павел и любовь к какой-то замухрышке, где это видано, что творится-то? Караул!

– Паша, а ты-то, что молчишь? Может, расскажешь нам свою версию? – Ага, моя не понравилась. Надежда на то, что сынок сейчас объяснит все по-простому: мол, подобрал ненужную девчуху, решил слегка развлечься. Вы, маман, не переживайте. Поиграю и выброшу. После этого можно будет съездить ему по лицу и валить домой с чистой совестью.

Конечно, дождешься от него такой щедрости:

– А что тут говорить? Все так и есть. Любил Ленку все это время, ждал, пока Вадим проколется. Теперь постараюсь рядом с собой удержать.

Вот же, гад! Если меня не жалко – мать бы свою пожалел. Ей сейчас совсем поплохеет. Только один дядюшка, похоже, развлекается. Молчит всю дорогу и в усы ухмыляется. Только сейчас заговорил:

– Значит, говоришь, все серьезно? Ну, дай Бог. Главное, Лену не обижай. Она у нас девочка хорошая. Стыдно будет, если вы оба ее не достойны окажетесь.

Ой, спасибо Вам, Виктор Андреевич! Хоть один нормальный человек в этом гадюшнике.

– Ирочка, а тебе не кажется, что Елена очень похожа на…

– Ни на кого она не похожа, Лена – единственная в своем роде. Не нужно ее ни с кем сравнивать. – Вот так, на самом интересном месте Пашка оборвал фразу. С чего бы вдруг, так оживился? И на кого это я, все-таки, похожа?

– Ну, нет, так нет, значит – показалось. – Но в глазах Виктора Андреевича так и замерла какая-то лукавинка, явно остался при своем мнении. – Ладно, Ириш, пойдем к гостям. Пусть молодежь вдвоем пообщается. Сдается мне, им есть о чем поговорить.

Так, первый тайм мы уже отыграли… И что меня тянет в последнее время на военно-спортивную терминологию? Да потому что жизнь похожа на минное поле, а сапер – всего один, в моем лице, но живучий. Пора бы уже душеньку кому-нибудь отдать, после таких потрясений, ан нет – встали, отряхнулись, ломимся дальше. Где бы еще миноискатель-то хороший прикупить? А то старый сбоить начал – никогда раньше интуиция так не подводила, как в последнее время.

Ну, вроде бы, перед старшим поколением сыграли неплохо. А на молодое – и вообще плевать. У всех своих заморочек хватает, чтобы еще в чужие дела вмешиваться. Хочется в это верить, как минимум.

Пойти теперь и напиться, что ли? Устроить тут буйное веселье, пусть мой самозваный ухажер краснеет и зеленеет от стыда. А мне-то что? Сказала – я не в себе, проблемы с головушкой. Иногда, действительно, сумасшедшим позавидовать можно…

А этот неадекват, интересно, планирует меня отпускать? Как вцепился пятнадцать минут назад, так и держится. Не так жестко уже, помягче, но все равно прижимает. Да еще и дышит мне в ухо, щекотно же!

– Паш, можно уже не притворяться – все ушли. – Очень удобно разговаривать, когда лицо собеседника почему-то уткнулось в мою макушку.

– А я не притворяюсь. С чего ты взяла?

– А с чего ты вдруг вскипел ко мне нежностью? То близко подойти боялся, то отлепиться не можешь. Может, пойдем уже, каждый по своим делам?

– А я привыкаю.

– К чему? Тискать меня тренируешься? Отодвинься, в конце концов! Сейчас опять все шпильки выпадут, и буду на ведьму похожа.

– Ага. И все подумают о том, отчего же они, интересно, выпали? И пусть думают. Нам ведь нужна максимальная достоверность.

– Вот ты, блин, отрасти себе вьющиеся кудри, поукладывай их часами, а потом играй в достоверность. Будешь сам мне косички заплетать. Принародно. И делать вид, что кайфуешь от этого.

Что подействовало больше – насильные парикмахерские услуги или то, что от них нужно получать кайф – неизвестно. Но сработало. Наконец-то, отпустил. Сразу полегчало. Не привыкла я к тому, что малознакомые мужчины, вот так вольготно ко мне жмутся. Нервничаю. Особенно, когда еще в затылок носом тыкаются. Точно, нужно аккуратненько завести его к знакомому психиатру.

Алинку просила диагноз поставить, но та отказалась – дескать, она только по несовершеннолетним специализируется. А у больших мальчиков тараканы более матёрые, и ей не под силу. Подробностей наших отношений я ей, конечно, не раскрывала, но та и сама смекнула, что слишком много странностей. Это Светка во внезапную и чистую любовь уверовала, святая простота. Алину такой чешуей не накормишь.

– И не смей меня больше тискать! Мы же договорились – никакого интима!

– Да разве же это интим? Все близкие люди часто друг к другу прикасаются.