— Ээ…

Она подбросилась над диваном и оказалась на ногах. Иллюзорно-нежное лицо перекосилось гаденькой плаксивой гримасой.

— Я боюсь, Вьер… — простонала она с хлюпающей горечью, и расплакалась, как дите.

Она упала назад на диван, будто сраженная стрелой. Ее губы тряслись и кривились, маленькие бледные кулаки терзали подол, подошвы елозили по полу, из горла неслось едва слышное поскуливание. Умеешь ты, государыня, психовать так, что я пугаюсь.

Я резво плюхнулась на ее скользкое безе, и потрясла ее за плечо.

— Эй, величество, что случилось-то? — пробормотала я с робостью.

Неужели вампир «поймал» ее в свою «ловушку»? Если так, то беда.

Она продолжала истерить, не реагируя на меня. Я потрясла ее за плечо значительно настойчивее.

— Альтея, я сейчас тебя ударю, — предупредила я сурово, начиная терять терпение.

Она уткнулась лицом мне куда-то в район сисек, руками обжала талию, и рыдала от всей души, почти бесшумно содрогаясь. Это было ужасно. Я терпела, пока могла, потом отпихнула ее от себя и встала.

— За такое полагается прибавка к жалованию, — бросила я грубо, пытаясь рассмотреть наличие или отсутствие монарших соплей на груди своего кителя. — И дополнительный отпуск.

Она дрожащей ручонкой вынула надушенный платочек из бездонных недр своих одежд (я бы в жизни не нашла какой-то крошечный платочек в подобных чертогах), и элегантно утерлась. Дымка иллюзии оставила ее лицо безупречным — ни красных глаз, ни опухшего носа — никаких следов приступа бурного рева.

— Я была у Риеля, когда он говорил с кеттаром через зеркало, — с нервным придыханием молвила она, отпив остывшего чая. — Кеттар не знал, что я там — я не попадала в отражение и молчала. Они заспорили из-за чего-то, и Риель чуть не умер. — Она бормотала сбивчиво и неуклюже, как школьница, не выучившая урок. — Он сказал всего пару слов против, и начал задыхаться. Он был синий, держался за шею, терял сознание. Вьер, это страшно, когда ты находишься в нескольких шагах и видишь своими глазами. Когда ты слышишь рассказ или думаешь об этом — далеко не так страшно. Когда не видишь, все абстрактно. Когда видишь — это реальность, твоя реальность, понимаешь? Он даже не сделал ничего, просто не согласился с чем-то, и «ловушка» начала убивать его. А я стояла у стены, зажав рот ладонью, и не могла даже подойти, потому что кеттар увидел бы меня. Я не могу позволить ему превратить меня в рабыню, Вьер. Я боюсь действовать, но бездействовать боюсь еще больше. Я все решила, у меня есть идея. Я даже уже сделала…

Неловкими трясущимися пальцами она отстегнула брошь от корсажа — летящую чайку из мелких жемчужин, и показала мне. Я не стала задавать вопросов, позволив ей вещать по порядку.

— Риель сказал, что его нельзя убить, но ведь это не так. Кеттар — тоже человек, просто очень осторожный. Он всегда носит свой щит, который ничем не повредить, проверяет еду и питье на яд или снотворное, после случая с Лилиан он и воду в ванне, наверняка, проверяет. Из-за щита его нельзя ни задушить, ни сжечь, ни раздавить каменной плитой…

— Можно утопить, наверно… — буркнула я, зачем-то перебив ее.

Она задумалась на секунду, и кивнула.

— Может быть. Это вариант. Но у меня есть свой. Я уже давно об этом подумала, но мне хотелось успеть получить от него больше пользы. Я еще так мало успела изучить! Жаль избавляться от него, но тянуть больше нельзя. После увиденного у Риеля я не смогу скрывать страх, он заметит и заподозрит что-то. Я должна нанести удар первой, пока он еще расслаблен.

— Да говори ж ты свой вариант, трепливое ты пирожное!

Она вдруг улыбнулась — причем как-то криво, сверкнув клыком — так, что улыбка получилась хищно-зловещей. Сверкнувший клык дал мне немного веры в серьезность ее намерений и реалистичность плана.

— Я так и не научилась делать телепорт! — торжественно-счастливо изрекла она. — Я телепортировала яблоки и кактусы, и они всегда были всмятку. Никакой щит не спасет от портала, созданного моими кривыми руками! Я избавлюсь от вампира с помощью его же изобретения.

Она покатала брошь на раскрытой ладони, и я догадалась, для чего ей такой плотный слой иллюзорного «макияжа». Украшающие чары должны скрывать чары телепортатора, чтобы учитель-вампир не заметил его на венценосном корсаже своими чувствительными тренированными перстами. Я вспомнила, что брошь в виде чайки красовалась на ее наряде и вчера. Она готовилась, настраивалась, выбирала момент. Ее внезапные, выбившие меня из колеи рыдания на самом деле не внезапны — это напряжение, которое больше не умещалось внутри.

— Сегодня после ужина, Ксавьера, — сказала она глухим, охрипшим голосом. — Я приглашу вас обоих на кофе и коньяк в эту комнату, и мы с тобой избавимся от него. Ты только приди, пожалуйста. Не дай мне снова не решиться.

Шеил Н-Дешью.

Не было никаких сомнений в том, что что-то изменилось. В первую очередь, в голове. И да, я действительно не радовался этому.

Долгое время (насколько долгое, кстати?) не существовало ничего, кроме бессмысленного мельтешения, чередующегося с вязким туманом, и сна. Когда кеттара не было рядом, я постоянно летел на огромной скорости в некой пустоте. Или, может быть, летел не я, а пустота проносилась мимо. Никаких мыслей, никаких потребностей, только ощущение стремительного, неуправляемого полета. Когда приходил Гренэлис, движение прекращалось, пространство вокруг густело и замирало. Сквозь пелену я слышал голос, и в эти моменты меня наполняло счастье. Смысл его слов был абсолютно неважен, главное — чтобы слова звучали. Мне просто хотелось замечать его присутствие среди пустоты.

Иногда пропадали и полет, и голос. Наверное, я засыпал без сновидений.

Постепенно в голове начало проясняться. Появились какие-то рваные мысли, вспышки воспоминаний. Они были далекими, не связанными со мной, не вызывавшими отклика. Я слушал Гренэлиса, разговаривал с ним осознанно, но совершено равнодушно. Все, о чем мы говорили, казалось мне пустяками, не стоящими внимания. Важным было лишь то, что он здесь, что я слышу его.

На смену бессмысленной пустоте пришла пустота осмысленная, и она оказалась невыносимой. Присутствие Гренэлиса разбавляло ее. Пока мы разговаривали, я был живым, реально существующим в материальном мире.

Я вдруг вспомнил, как попал сюда, в это пространство, где нет ничего, кроме звуков голоса кеттара и моих собственных мыслей. Вспомнил Альтею, наше путешествие. Впервые мне стало интересно, где она и что с ней. И что она думает о моей пропаже. И думает ли об этом вообще.

Я вспомнил любимых людей. Лиенну, отца, Велмера. Боги, я скучал по Вэлу почти так же сильно, как по Лин, а беспокоился за него еще сильнее, чем за нее.

Нет, я совсем не радовался прояснению в своей голове. Пустота вокруг меня заполнилась безнадежностью. В отдельные минуты — отчаянием. Как относиться к посещениям кеттара, я уже не знал. Они вызывали тревогу, иногда откровенный страх. Иногда панику. Теперь я напряженно прислушивался ко всем шумам вокруг. Позвякивание склянок, поскрипывание пола, постукивание неведомых предметов друг о друга. Создатель, что он со мной делает? Бредовое счастье — эффект «ловушки» — причудливо перемешивалось с паникой.

Своего тела я почти не чувствовал, а долгое время не чувствовал совсем. Ни тепла, ни прикосновений, ни боли, ни движения, ни пульсации сердца, ничего. На долгое время я просто забыл, что у меня есть тело, и вот вдруг вспомнил. Я вдруг ощутил дискомфорт. Не боль, а будто ссадины саднят — на спине, груди, животе. Таким образом я осознал, что у меня есть спина, грудь, живот. На руках, ногах и голове ничего не саднило. Их по-прежнему не было.

Как не было и намека на зрение. Даже бледный свет не пробивался сквозь сплошной черный занавес.

— Дир, что у меня с глазами? — спросил я однажды.

— Не забивай себе голову, — отмахнулся он, постукивая неведомыми предметами, на слух металлическими.