Императорский Истангийский Университет являлся практически самым престижным учебным учреждением страны. Конкуренцию ему могли составить лишь Истангийская Академия Магии и Императорский Институт Боевых Искусств. Картер-старший же был уверен, что его сын достоин лучшего, чем просто продолжать их династию купцов, которым всю жизнь приходится проводить в постоянных странствиях и поисках прибыли. Вероятно, Эрик мог бы воспользоваться уже проверенным способом достижения цели: найти проигравшего все свое состояние в карты дворянина и дать ему взаймы денег в обмен на рекомендательное письмо. Однако записка подобного гуляки вряд ли бы имела вес в столичном университете, да и факультет для сына был бы выбран не тот, на котором он учился сейчас.
Счастливый случай подвернулся семье Картер, когда Эрик однажды взял сына на переговоры с бароном Сеймуром, которому они поставляли некоторые «важные вещички». Леди Сеймур ушла вместе со старшим торговцем, чтобы выбрать чай для рождественского приема, который их семья ежегодно устраивала в своем поместье. Джонатан остался наедине с лордом. И завязался у них преинтереснейший разговор, в ходе которого выяснилось, что барон Сеймур очень любит спонсировать умных и целеустремленных молодых людей, а Картер-младший именно таков. В тот же вечер было определено будущее место учебы для молодого сына купца и написано рекомендательное письмо. Нахлынувшая на Джонатана эйфория не дала ему трезво оценить столь лестное предложение. Только на следующий день после своего согласия он понял, что попал на крючок, который очень остер и имеет пару зазубрин, из-за чего соскочить с него было бы невероятно сложно. О бароне Сеймуре в народе шла темная слава. Поговаривали, что из столицы его батюшку император спровадил не просто так, а за криминальную историю, которую в Скайдоне попытались всеми силами скрыть. Темная слава отца легла на сына, и нынешний барон Сеймур не торопился пресекать эти сплетни. У Джонатана были все основания полагать, что на этот раз неясные слухи в чем-то правдивы, потому как он уже успел узнать, что за «важные вещички» поставляет Картер-старший опальному аристократу. Юноша подозревал, что продал душу дьяволу и вскоре поднимется не до столичного дворянина, как мечтал его отец, а опустится до провинциального маргинала. Он неделями гадал о том, чем ему предстоит в будущем заниматься. Контрабанда? Наркотики? Работорговля?.. Однако время шло, а его патрон все медлил. Свои приказы в форме просьбы барон Сеймур передал через доверенного слугу лишь за два дня до отъезда Джонатана в Скайдон. Молодой человек сильно удивился, когда понял, что ничего криминального от него не требуется. Лорд из Нордландии просил информировать его об изменениях в столице и в жизнях некоторых людей, а также пожелал отличной учебы и превосходных результатов. Единственным подтверждением темной деятельности барона стала цепочка осведомителей из довольно странных личностей, обнаруженная Картером по приезду в Скайдон.
Первые дни Джонатан был занят знакомством с университетом и городом. Все студенты, пытающиеся завязать с ним знакомство, узнав о том, что он ниже их по социальному статусу, спешили окончить разговор и испариться. С компанией же, в которой он находился ныне, юноша познакомился весьма оригинальным образом. Морган и Блэквотер, в очередной раз не сошедшиеся во мнении насчет роли магов в войне Востока и Запада, устроили публичный скандал. Картер уже было подумал, что они…
— Аристократы не бьют друг другу морды, — весело произнес, прерывая его мысли, подоспевший Вестэль, — они дерутся на дуэли.
Идея маркиза была принята на ура, и ее тут же взяли на вооружение. Несмотря на то что, дуэли в Империи Запада были запрещены между лицами, не достигшими двадцати одного года, а спорщикам ни один разумный человек не дал бы больше восемнадцати, это обстоятельство никого не остановило. Вестэль и попавший в водоворот событий Джонатан были тут же назначены секундантами. К ним моментально присоединился Артур Клиффорд, по его словам, никогда не видящий прежде смерти человека и оттого жаждавший зрелищ.
Был назначен определенный день и час. На всякий случай связались даже с гробовщиком, который поклялся молчать о происхождении будущего трупа. Однако дуэль, как таковая, не состоялась. Элвис Фицрой, изначально исполняющий в их компании арию «пай-мальчика», ныл всю дорогу о наказании, которое полагается за подобный проступок, и потому, согласно общему решению, был высажен из кареты на половине пути. Место назначения находилось за чертой города, где, как предполагалось, не шныряли тут и там агенты полиции. Все же поверхностную осторожность новоявленные студиозусы сумели соблюсти. И когда до него оставалась около трех миль, экипажи дуэлянтов увязли в какой-то луже, образовавшейся после сезона дождей. Поменять место было невозможно, так как никто не предупредил об этом Клиффорда, уехавшего вперед на своем вороном коне, чтобы разведать обстановку.
Когда взмокшие от пота и уставшие из-за дороги отпрыски дворянский родов, камердинер и один купеческий сын добрались до опушки Лоудского леса, их энтузиазм убавился вдвое. Когда же Ольфсгайнер, назначенный ответственным по инвентарю, подал дуэлянтам изъеденные ржавчиной старинные рапиры, специально присланные герцогом Вельфом из закромов своего древнего родового замка, настроение всей компании рухнуло до нуля. В итоге под аккомпанемент долгих и нудных извинений камердинера маркиза за то, что он не успел привести оружие в надлежащий вид, было единогласно решено забыть о дуэли и отправиться выпить подогретого глинтвейна в каком-нибудь кабаке. Для этой цели был выбран ближайший трактир на окраине города, в котором новоявленные студиозусы тут же едва не нажили себе неприятности. Однако стоило бдительному Адальберту сказать темным личностям, намеревающимся поживиться за счет желторотых аристократов, пару слов, как инцидент был моментально исчерпан.
Будучи самым трезвым из их компании, Джонатан приметил этот эпизод и именно им обосновывал свои ощущения, которые возникали в его голове при виде камердинера Вестэля. Выходец из купеческого сословия чувствовал, если не фальшь, то какую-то неправильность и неестественность в поведении Ольфсгайнера. Картер был уверен, что подобных Адальберту людей на свете не бывает.
Как бы там ни было, а компания их после того случая не распалась. Более того, они стали ежедневно встречаться, чтобы обсудить преподавателей, лекции, устроить для одногруппников каверзу и влипнуть в какую-нибудь интересную историю. Встречи их проходили весело, шумно и обыкновенно с не всегда приятными последствиями. Сам Джонатан предпочитал молчать на таких сборищах. Однако делал он вовсе не из пиетета перед своими именитыми друзьями, как думал Генри Морган. Картер являлся убежденным монархистом, но практичность, доставшаяся ему от отца шептала ему о том, что власть имущие должны быть полезны для народа, чего нельзя было сказать о вчерашних гимназистах. Просто из-за своего провинциального говора юноша не хотел показаться деревенщиной, каковым считали Картера-старшего придворные аристократы. Джонатан внимательно наблюдал за своими товарищами, учился говорить и думать как они. Такой совет дал ему барон Сеймур в своем втором письме. Идея была признана Картером-младшим полезной, и потому он нещадно ее эксплуатировал. В итоге молчание в некоторой степени переросло в привычку, что для выходца из купеческого сословия являлось нонсенсом.
Теснее всего Джонатан общался, конечно же, с Вестэлем Вельфом и Адальбертом Ольфсгайнером, так как они втроем учились на факультете следователей в одной группе. Последний имел какой-то неопределенный статус в их компании. С одной стороны Ольфсгайнер являлся слугой, с другой учился он наравне со своим господином, а по результатам даже лучше него. Камердинеров, помимо маркиза, имели также Фицрой и Морган, однако жили их личные слуги отдельно, из-за чего их присутствие превращалось лишь в номинальный показатель статуса. К тому же камердинеры эти были практически незаметны и воспринимались как фон. Адальберт же мог веским словом легко урезонить зарвавшихся молодых господ, однако был отзывчив к их просьбам и идеально выполнял свои основные обязанности. А еще его очень ценил и уважал Вестэль, которого в свою очередь любил и уважал сам Джонатан.
