— Что попусту талдычить? Мне это с пеленок известно. Есть другие причины. А если захочу, на первое место выйду по всем предметам. Буксир не требуется.

— Я и не собираюсь брать тебя на буксир, — смущенно проговорила Нина. — Я думала: вдвоем интересней. До свиданья.

Опустив голову, Нина быстро зашагала прочь. Мишка посмотрел ей вслед. Красная вылинявшая шапочка, старенькая шубейка… Ершистость с него слетела, заговорила жалость. «Трудно живут. Отец пьет. Даже одежду справить не могут. Она хотела по-хорошему, а я, как свинья…»

Дома Мишка представил себе Нину — худенькую, тихую, представил ее добрые карие глаза, и досада на себя нахлынула с новой силой. Не только потому, что обошелся с нею грубо сейчас, но и потому, что за все время, пока они сидят рядом, не сказал ей ни одного приветливого слова.

Возле столовой Мишка встретил Семена и Олега.

— Идешь с нами? — спросил Семен.

Мишке не хотелось идти с ребятами. Но рука в черной краге дружески легла на плечо, снова сделала меньше ростом.

— Вот что, други. Направление на столовую, а потом ко мне. Плачу я.

Мишкин слабый протест Олег расценил как мальчишеское недомыслие.

— Глупости! Поинтересней будет, чем на лесосеке.

В столовой Олег купил всем по стакану сливок и по сдобной булке да еще прихватил в буфете три десятка конфет «Золотой ключик».

Мишке нравилось, как держится Олег. Была в этом пареньке какая-то особая самостоятельность, что больше всего покоряло Мишку.

Олег почему-то заговорил об отце Нины Сергеевой. Мишка насторожился.

— Батька говорит: «Этот Сергеев — малохольный». Все пьют. Кто не пьет? Шоферня! Мой батька может выпить литр водки — и хоть бы в одном глазу! А Сергеев раскисает. Не знает, где остановиться. Только других подводит…

Так и не понял Мишка, почему сказал об этом Олег. А тот сложил трубочкой губы и беспечно засвистел, подражая снегирю. В соседнем огороде выпорхнули из сугроба два красногрудых красавца жулана и синеперая жулановка, уселись на молоденькой рябине, недоуменно поводя головками.

Семен от восторга хлопнул по голенищу валенка:

— Вот это класс! А ну еще! Они думают — взаправду жулан свистит. Как головами-то вертят, видал, Миньша!

Семен был заядлым птицеловом. Он заставил Олега свистеть снова и снова, и то замирал на месте, то заливался счастливым смехом:

— Слыхал, Миньша? Сроду бы не отличил от настоящего!

Семен решительно остановился на полпути и просительно посмотрел на Олега:

— Давай сегодня ко мне пойдем. Я вчера жулана и жулановку поймал.

Из-под шапки Семена, как клочья пакли, торчали вихры, ватник был распахнут, длинный, острый нос так и нацелился на Олега. Он походил на растерзанную кедровку и был уморительно забавен. Глаза Семена излучали столько преклонения перед Олегом, что отказать ему было невозможно.

Олег подумал и согласился. Пропуская приятелей, во двор, Семен успел шепнуть Мишке:

— Видал? Зря ты его сторонился. Еще узнаешь, какой широкий парень!

Семен Деньга с отцом, матерью и дедушкой Тарасом Илларионовичем жили в собственном доме, построенном по настоянию деда. Старик решил: «Хватит, наездились по свету. Леса здесь достанет разрабатывать и внукам и правнукам. Природа мне по душе. Пора оседать прочно».

Пятистенный дом со двором и постройками вырос за одно лето. Была у Семена старшая сестра. Но в Апрельский она приезжала только на каникулы, а зиму проводила в районном центре — училась в десятилетке. Отец Семена работал шофером, мать — на приемке леса. Не хотел уходить на пенсию и дедушка. Поэтому семья собиралась дома лишь вечерами да по праздникам, а в обычные дни там полновластно хозяйничал Семен.

У Семена была хоть и небольшая, но отдельная комната. В ней хранилось все его добро: такой же, как у Мишки, ящик, наполненный гайками, болтами и трубочками, ящик с инструментами. Над кроватью висела малокалиберная винтовка, над окном в проволочных деревянные садках пинькали, посвистывали, стрекотали чечетки, щеглы, жуланы, по стенам были развешаны западни самых разнообразных форм и конструкций: на два и на три жила, четырехжильные, пятижильные, с открытыми, с потайными пружинами… Некоторые из них были сделаны Мишкиными руками. Когда-то Мишка увлекался птицами, но стало недоставать времени, и он охладел к ним, отдал садки, западенки, подсадных птиц и сетки Семену.

Деньга, пристрастившись к чему-нибудь, надолго оставался рабом своей привязанности. И так как увлечений хватало с избытком, он был оплетен ими, как паутиной.

— Хотите, ребята, картошкой угощу? — радостно предложил он и, не дождавшись ответа, пошел в кухню. Отвинтил тяжелую чугунную дверцу у голландской печи, перекидал на горячий под полтаза отборной картошки, аккуратно огреб золой и углями.

Мишка и Олег еще недостаточно знали друг друга и, оставшись с глазу на глаз, чувствовали себя скованно. Первым нарушил молчание Олег. Тихо насвистывая, забарабанил пальцами по столу. Мишка обратил внимание, что руки у него большие, но очень белые, очень чистые, а пальцы длинные и тонкие.

— Ну и скучища тут!..

Было непонятно, то ли самому себе говорил это Олег, то ли ему, Мишке, то ли просто для того, чтобы только не молчать. Мишка ничего не ответил. Тогда Олег повернулся к нему и спросил:

— Ты давно живешь в поселке?

Мишку удивил вопрос: «Давно ли? Даже спрашивать смешно!»

— Тринадцать лет.

— Фью!.. — сочувственно присвистнул Олег. — И все время тут и тут?

— Я в Апрельском родился.

— Да? Не завидую… А я считал: мы ровесники. Оказывается, я на год тебя старше. Но все равно ты должен бы учиться в шестом классе.

— Когда мне было семь лет, ребята ходили в Талую. У нас школу открыли только на следующий год. И хворь на меня в ту зиму навалилась: то свинкой заболею, то коклюшем, Так и пропал год.

— Тут заболеешь, — снова посочувствовал Олег.

— Нет, тогда уже неплохо было. Дома стали строить, из бараков переселять.

Олег засмеялся.

— «Неплохо было»! А тебе, брат, телевизор смотреть приходилось? — И, с улыбкой глядя на растерявшегося Мишку, сокрушенно покачал головой: — Это, брат, штука!.. Где-нибудь в театре идет спектакль или концерт, а ты сидишь дома и смотришь, как в кино. У нас был телевизор. Бабушке оставили.

— Он и в Москве жил! — ворвался в разговор Семен. — Расскажи, Олег!

— Москва что! Она на любителя. Мне Москва не нравится: очень шумно, простора мало. В Молдавии жилось лучше. Солнца хоть отбавляй, не то что эта морозилка. У нас своя «Победа» была, и виноградник при доме. А фруктов завались! Они там дешевле стоят, чем здесь картошка. Ни в жизнь бы оттуда не уехали, да у батьки что-то на работе стряслось… Да и по мне, на одном месте сидеть — хуже худшего. Путешествовать лучше — разные края, города… Всего насмотришься.

Мишка ничего не знал о солнечной Молдавии, а для Олега она была лишь небольшой частицей того, что ему довелось повидать.

Потом они ели печеную картошку с солью и со сливочным маслом, пили чай с мороженой брусникой. Семен и Мишка слушали, а Олег все рассказывал и рассказывал: о московских театрах и стадионах, о метро, о школах, в которых учеников больше, чем жителей во всем поселке Апрельском, о дворцах пионеров, о южных курортах… По его словам, он исколесил чуть ли не всю страну, жил во многих городах, бессчетно ездил на поездах и на пароходах, летал на самолетах.

Семен влюбленными глазами смотрел на Олега и открыто восторгался им. Да и как тут не восхищаться! Рассказа о том, как Олег научился подражать птицам у одного старика на Урале, было бы достаточно, чтобы покорить хоть кого. А таких рассказов у Олега имелся неисчерпаемый запас. Правда, о многом он судил иначе, чем Мишка. Апрельский ему не нравился. «Ну, да что поделаешь? Батьке тут хорошо платят. Согласился поехать на три года. Закончится срок договора — и „ту-ту!“. Поминай как звали!»

Когда вечер подсинил окна, Семен и Мишка проводили Олега до дому. И только захлопнулась за ним калитка, Семен низко склонился к Мишке, восторженно зачастил: