Шерлок и Джон проспали в своей хижине часа четыре, но потом, не сговариваясь, встали и отправились побродить по лагерю. Они зашли в самую безлюдную его часть и, усевшись на берегу небольшой заболоченной речушки, беседовали, занимаясь, однако, делом: Джон срезал самодельным лезвием побеги тростника, выбирая самые молодые, расщеплял их и разминал камнем на камне, собираясь сплести новую циновку. Шерлок мастерил всё из того же измочаленного тростника что-то вроде щёточки для чистки одежды. Забота о чистоте была для обоих приятелей самым насущным и больным вопросом, оба одинаково не выносили грязи и изо всех сил боролись с неизбежностью, внося каждый день хоть по крупице чистоты и уюта в скудный мирок своей хижинки.

Прямо перед ними, за деревянной оградой поднимался некрутой каменистый склон, редко поросший травой, на нём, метрах в ста пятидесяти от изгороди, виднелось отверстие, похожее на приоткрытый беззубый рот — вход в шахту.

— Здесь, что, раньше велись работы? — неожиданно спросил Холмс, указывая глазами на эту дыру.

— Да. — Джон кивнул, старательно разминая между пальцами тонкие полоски камыша. — Два года назад произошёл обвал — засыпало двух человек. Заключённых. Насмерть задавило. После этого Лойд приказал закрыть рудник и ограду перенести сюда, поближе. Гилмор приехал из отпуска и приказ не то чтобы отменил, но всё же поступил более практично: высокую изгородь с каменными столбами, вышками металлической сеткой оставил на прежнем месте — вон, видишь, из-за 6yгpa её даже видно — вон, часовой топает. Но участок, прилегающий к руднику, полковник велел обнести изгородью деревянной и тоже за ней наблюдать — хотя бы раза четыре за день часовые проходят и здесь. Во-первых, рудник, говорят, может весь осыпаться, и лазать туда слишком опасно, а во-вторых, если там не ведутся работы, то кто его знает — а вдруг найдётся ловкий малый, который оттуда сумеет прорыть подкоп? Правда, это уже — чистая фантазия: дальше, под откосом почва каменистая, чтобы там прорыть лаз до внешней ограды, ковыряться пришлось бы несколько месяцев — уж всяко бы обнаружили и поймали.

— А что добывали в руднике? — с неожиданным интересом спросил Шерлок.

— Бурый уголь. Раньше здесь пролегал совсем небольшой пласт, и его использовали в нуждах лагеря. Это у нас в хижинах нет печек, а в домах офицеров, в солдатских бараках печи стоят — здешняя зима бывает не слишком тёплой, хотя снег тут, конечно, не выпадает. Ну, и для кухни уголь был нужен. Теперь используют привозной — этот пласт и так почти совсем истощился — почти ничего не осталось.

— Хм! — Холмс пристально смотрел на склон и щурил глаза, словно солнце их утомило. — А между тем туда ходят, и весьма часто.

— Туда? К шахте? — Джон недоумённо посмотрел на товарища. — С чего ты взял?

— А ты сам не видишь?

Клей с досадой пожал плечами и всмотрелся в сероватую каменистую поверхность склона, но ровно ничего не увидел на ней.

— Нет, Шерлок, я, наверное, слепой. Не вижу.

— Не туда смотришь.

Холмс встал, покосился на часового, дремавшего поодаль на охапке тростника, и подошёл к изгороди.

— Взгляни-ка.

Он пошевелил одну из досок, и та легко отошла, вращаясь на одном только гвозде и открывая солидный проём. На поперечной балке были видны многочисленные крохотные ссадины и царапины, оставленные гвоздями, когда доску крутили туда и сюда, то отодвигая, то прилаживая на место.

— Ничего себе! — вырвалось у Джона. — Это что же — кто-то всё же роет там подкоп?

— Уверен, что нет, — твёрдо произнёс Шерлок Холмс. — Там действительно ничего не пророешь — склон каменистый, а дальше, за пригорком, упирается и вовсе в каменную скалу. Может, ты не приметил, но я, когда однажды мы шли в карьер другой дорогой, отлично это видел. И любой, кому пришла бы в голову столь безумная идея побега, обязательно бы такой факт знал. Но через лаз в изгороди ходят, и притом каждый день, — царапины свежие, даже не потемнели. Да и вход в рудник только кажется заброшенным — присмотрись-ка: с одной стороны веточки вон того куста тамаринда измяты и обломаны, на них и листьев почти нет.

В глазах Джона появилось сомнение, потом он развёл руками, насколько позволяла цепь:

— Ничего, знаешь ли, не понимаю. Кому и для чего мог понадобиться старый рудник?

— Я думаю, ответить на эти вопросы не так уж сложно, Джон. Для чего, пожалуй, может ответить география, а вот кто... Тут могут быть варианты. Однако их не так уже и много. Вот, взгляни.

Он вновь подошёл к изгороди и быстро отцепил что-то, прилепившееся к неровному краю нижней перекладины, возле замаскированного лаза. Это что-то оказалось крошечным кусочком тонкой шерстяной нити.

— Зацепился, пролезая в отверстие, ну и оставил улику. — Глаза Шерлока блестели от радости, как если бы он отыскал бесценное сокровище. — Ну, Джони, видишь: круг подозреваемых сужается. Солдаты отпадают — ниточка-то от офицерского сукна. Кто-то из нашего начальства регулярно наведывается в заброшенный рудник.

— На коего дьявола? — Джон сердился не на товарища, а на себя за то, что никак не может сообразить, в чём же дело. — Что ещё можно откопать в этой дыре? И при чём здесь география?

— Ну, здесь, конечно, я могу ошибаться, — усмехнулся Холмс. — Но это — самое вероятное предположение. Мы с тобой где находимся?

— На каторге. А что? В этом есть какие-то сомнения?

— Ни малейших. Упрощаю вопрос: где находится каторга? Я имею в виду континент. И отвечаю: в Австралии. Более того, в Западной Австралии. А чем она славится?

— Силы небесные! — Джон вскочил и едва не упал, наступив ногой на цепь ручных кандалов. — Так ты думаешь... Думаешь, что там?!.

Шерлок в досаде махнул рукой:

— Ну вот, опять! Неужели даже над тобой это имеет такую власть? Почему это проклятое слово, даже невысказанное, даже явившееся в мыслях, вызывает в людях такой трепет? Во всех, не исключая самых лучших?

— Я далеко не из лучших, — произнёс Клей, сожалея о своей вспышке. — И я так отреагировал, просто потому что меня ошарашило твоё предположение. И ещё один момент: ведь Пертская каторга находится на земле, являющейся собственностью Великобритании. Так?

— Так, — подтвердил Шерлок. — А что? Тебя возмутил факт незаконной разработки на этой земле золотого рудника? Сто против одного, что в шахте обнаружилось именно золото.

Клей расхохотался:

— Ну, не возмутил. В другой ситуации я бы, возможно, и сам не отказался принять условие в такой незаконной разработке. Просто удивляет дерзость того, кто эту жилку нашёл и ею занялся. Если это, как ты утверждаешь, один из наших офицеров... Стоп! А почему ты думаешь, что не двое и не трое?

— Потому что в таком случае это было бы и впрямь слишком опасно. Кто же делится такими открытиями? Да, один из наших начальников преспокойно грабит государство. Но нам-то какое до этого дело? Мы никоим образом не представляем здесь Великобританию, Джон, это она нас сюда выставила. Это я не от какой-либо обиды говорю: что заслужили, то и получили. Только вот прав и полномочий у нас в силу этого нет никаких.

Джон на минуту задумался.

— С одной стороны, это так, — проговорил он, — а с другой, если бы, допустим, ты сумел дознаться, кто именно роет здесь золотишко, то, возможно, доложив об этом Гилмору, получил бы хороший козырь. А ещё лучше, минуя Гилмора, каким-то образом суметь написать в Лондон, в министерство финансов. За такую услугу отечеству тебя бы, возможно, освободили досрочно.

Шерлок выслушал пылкую речь своего товарища, чуть заметно улыбаясь, грызя стебелёк тростника. Когда же Клей умолк, ласково хлопнул его по плечу:

— Спасибо, Джони, спасибо. Думаю, ты это всё сказал не по наивности, а просто в порыве благородства. Теоретически такая перспектива, может быть, и есть, а практически всё куда сложнее. Во-первых, каторжнику, кто бы он ни был в прошлом, могут не поверить, во-вторых, покуда наша неповоротливая финансовая машина раскрутила бы это дело, прошло бы слишком много времени. И наконец: если сюда пришлют проверяющих, наш ловкач разом смекнёт, кто мог навести джентльменов из Лондона на его след. Смекнёт и постарается замести следы. А для этого, в первую очередь, убрать со сцены меня. Или, может быть, если золота в шахте не так и много, оно уже истощится, и сигнал окажется ложным. Так или иначе — шанс один из ста, а это недостаточный повод для суеты.