Я приземляюсь на правую руку и слышу хруст. Мои руки скользят по цементу. Они кровоточат, а в ранках застряли кусочки гравия. Колени саднят, джинсы порваны. Проходит минута, прежде чем мое дыхание возвращается, и я могу встать.

— Все в порядке? — спрашивает меня чей-то голос. — Ой, да у тебя кровь!

— Все в порядке, — повторяю я. — Я в порядке, в порядке…

Я осматриваюсь в поисках Леви. Черт, я не могу снова его потерять. Вот его скамейка, а в этом направлении он пошел…

Оу.

Леви остановился. Он, прищурившись, смотрит на меня, все еще находясь на расстоянии примерно ста футов, одетый в футболку, треники и сапоги. Не отворачивайся, Леви. Не беги. Не надо, не…

Он не делает этого.

Я вскакиваю на ноги, смахиваю с рук гравий, - огромная ошибка, мое запястье взрывается от боли, - и иду к Леви. Я боюсь к нему подойти, но мои ноги идут вперед, а потом я вообще перехожу на бег. Он и бровью не ведет. Если бы это был фильм, саундтрек на этом моменте достиг бы крещендо. Я бы бежала в замедленной съемке, а лицо было бы застывшим в агонии. По инерции я бы врезалась в Леви, и он бы обнял меня медвежьим объятием и сказал бы что-нибудь глупое, например, «Хэй, систер!». При виде нас у многих прохожих потеплело бы на сердце.

В действительности же я останавливаюсь напротив Леви вся в крови и с одышкой. Мои колени горят от боли.

Леви моргает.

— Ты видел, как меня чуть не сбила «умная» машина?

Леви ничего не говорит.

— Я бы дала ему восемь из десяти, — говорю я, все еще задыхаясь.

По лицу Леви все еще невозможно ничего прочитать.

— Я рада тебя увидеть, — произношу я. — Я так волновалась, Леви.

Ничего.

Я отворачиваюсь и смотрю на Триумфальную арку, которая, каким-то непонятным образом, кажется еще больше на расстоянии.

— Это довольно здорово, а?

Ничего.

— Мы должны были приехать сюда раньше.

Все еще тишина. Между нами летает столько вопросов. Глаза Леви затуманены, и я вспоминаю: он не принимал никаких лекарств. Мне кажется, что я иду по острию бритвы.

Мое запястье словно горит изнутри. С руки стекает капля крови и оставляет пятно на тротуаре около моей ноги.

— Хм, кажется, мне нужна медицинская помощь, — говорю я капельке.

Леви все еще ничего не говорит.

— Но сначала я должна позвонить маме, — кусая губы, озвучиваю я свои планы. – Они с Джошем здесь, в Париже.

Леви моргает. Я не уверена, услышал ли он меня. Он сидит на скамейке и продолжает смотреть на арку, с таким невинным видом, будто ему нет никакого дела до всего остального мира. Я сажусь рядом с ним, словно зомби, держа руки перед собой, чтобы не запачкать кровью одежду.

Я не могу вытащить телефон из-за запястья, а еще мне не хочется нарушать тишину. Так что я просто продолжаю сидеть. Прохожие довольно забавно смотрят на нас. Я хочу попросить у них помощи. Я хочу, чтобы кто-нибудь спросил, в порядке ли я, а я бы ответила, что нет, и попросила бы достать телефон и позвонить маме. Возможно, кто-то узнает в Леви мальчика с листовки (пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста). Я могу увидеть, как его угрюмое лицо смотрит на нас с фонарного столба парой метров дальше. Собака останавливается, чтобы справить нужду около столба, а ее хозяин стоит рядом, озираясь. Я хочу, чтобы он посмотрел на плакат, а затем на нас. Постер, потом мы, пожалуйста, сэр.

Мужчина смотрит на меня, потому что я откровенно уставилась на него. Собака закончила свои дела и закапывает лужицу, готовая идти дальше, но я одними губами шепчу «Помоги!». Человек морщится и наклоняет голову. Я показываю своей кровоточащей рукой на плакат рядом с ним. Мужчина бледнеет при виде крови, а я продолжаю показывать на листовку, пока он, наконец, не смотрит куда нужно.

Мужчина складывает факты вместе и достает телефон. Он звонит по номеру, указанному в листовке, и недолго говорит на французском. Я могу разобрать имя брата, а еще слова «Триумфальная арка, с девочкой… его сестра? Да, возможно…».

Он поворачивает телефон, после того как дал больше объяснений. Я благодарно улыбаюсь, а он кивает в ответ. Его собака живо интересуется травой на дороге; хозяин бросает мячик маленькому терьеру до тех пор, пока не приезжает полиция.

Когда приходят полицейские, громко разговаривая, и сажают нас с Леви в полицейскую машину, мне кажется, что я, наконец, отошла от обрыва, около которого стояла несколько часов, даже дней.

Леви теперь в безопасности в наших руках.

Это все, чего я хотела все это время, но, когда приезжает полиция, у меня появляется страх того, что Леви начнет волноваться. Разозлится, расстроится от всего этого шума и обернется против меня. Он не поймет, что я должна была это сделать. Он ничего из этого не поймет. Это мой страх.

Что на самом деле происходит? Леви сотрудничает. Никакой борьбы. Никакого любопытства относительно того, что происходит. Он просто берет меня за руку и идет за мной. Он зомби.

Леви прислоняет голову к окну машины, когда мы разгоняемся, и я замечаю что-то у него в руке. Я осторожно достаю.

Кусочек бумаги из отеля с нацарапанными мною словами: Вышла немного прогуляться, вернусь к 2 – Кейра.

В больнице врачи куда-то увели Леви, оставив меня одну в приемном покое, где какой-то доктор взглянул на мое запястье и констатировал растяжение связок. Пока медсестра его перевязывала, мое колено начало трясти. Медсестра закатала штанину и сразу же позвала доктора. Похоже, коленная чашечка решила съехать со своего постоянного места жительства. Доктор с легкостью вернул ее на место. А меня вырвало в мусорную корзину.

А потом они оставили меня одну и пошли ждать маму и Джоша в ординаторскую. Теперь я осталась наедине со словами:

Скажи Кейре, что она самая лучшая сестра и что я люблю ее.

Думаю, что я ей больше не нравлюсь.

Вышла немного прогуляться, вернусь к 2.

Самая лучшая сестра. Леви, похоже, на самом деле ошибался.

Когда мама с Джошем, наконец, приезжают в больницу, мама идет к Леви, а Джош остается со мной.

— Привет, Король Тат, — говорит отчим, кивком показывая на повязки.

Я окидываю его взглядом, а он хихикает в своей неподражаемой манере.

— Я просто прикалываюсь, малыш, — отвечает Джош на мой немой укор. Он сидит на стуле около моей кровати и выдыхает, вероятно, самое длинное дыхание, которое я когда-либо слышала. — Боже, какое облегчение, что я снова могу шутить.

— Как он? — спрашиваю я, боясь услышать ответ.

— Леви пока спит и, вероятно, будет спать еще какое-то время. Он замерз и не может перестать дрожать. И Леви повышают уровень лекарств в крови. Но, скорее всего, он будет в порядке.

Теперь наступает мой черед сделать самый глубокий вздох в истории человечества.

— Я была такой глупой, Джош, — шепотом говорю я. — Это была…

— Не заставляй меня слушать, как ты говоришь, что это была твоя ошибка. Это не так.

— Но…

— И я не дам сказать тебе это каким-нибудь другим способом, Кейра. Леви сам принял решение не принимать лекарства. Ты не смогла бы контролировать это, даже если бы пыталась.

— Но я могла быть там, — шепчу я в ладони. — Я должна была быть там. Вместо этого мне хотелось провести время с каким-то глупым парнем. У него… У Леви было это в руке, когда я нашла его.

Я засовываю свою глупую и лживую записку в руку Джоша.

— Я опоздала. Должно быть, он пошел меня искать.

Джош, скрестив брови, перечитывает записку снова и снова. Могу сказать, что он сейчас взбесится. Накричит на меня.

— Эй, — говорит отчим мягким голосом. Я понимаю, что слезы текут ручьем по моему лицу. — Не плачь, Кейра. Никто не будет винить тебя за желание провести время с парнем. Конечно, возможно, ты могла бы поступить иначе, но у нас нет машины времени.

Я шмыгаю носом.

— Он был таким… таким другим, когда я нашла его. Как призрак.