— Кейра! — крикнул мой отчим Джош. — По-моему, Жак здесь!

Дрожь пробежалась по моему позвоночнику, я спрыгнула с кровати и пошла к двери. Пока я осторожно ступала по комнате, моя длинная пышная юбка то и дело цеплялась за мебель. Чтобы протиснуться в дверной проем, мне пришлось нагнуться и сжать каркас платья. Хотя внутри я закипала от смеси нетерпения и раздражения, я решила пронести свою роль с честью. Это было настоящим опытом для роли Марии-Антуанетты.

Я была на вершине лестницы, когда Джош распахнул входную дверь. На пороге стоял Жак, одетый в смокинг от кутюр. Его взгляд устремился вверх, как раз в то время, когда я, как шелковое наваждение, в своей роскошной пышной юбке поплыла вниз по лестнице. Я действительно не могла бы придумать лучшего момента.

Краски сошли с его лица, а глаза вылезли из орбит.

— Добрый вечер, Жак, — сказала я с лучшим французским акцентом, на который была способна. — Тебе нравится мое платье?

Его рот открылся, но Жак так ничего и не ответил. Его идеальные брови поползли по лбу. Спустя секунду молчания, Жак рассмеялся. Он попытался подавить смех, но он все равно вырывался.

— Вот дерьмо! — сказал парень.

Это не было «вот дерьмо», подразумевающее «ты выглядишь великолепно». Это было «вот дерьмо» сродни тому, когда ты роняешь стакан и тот разбивается, «вот дерьмо», означающее «я облажался», вроде того, которое означает «во что я вляпался?». Даже спустя целых два месяца, просто вспоминая это, у меня в животе образовыватся яма.

Заметив смех Жака, стоящий неподалеку Джош увидел мое застывшее лицо. Он попытался вмешаться, чтобы бросить мне спасательный круг, но уже ничего не могло меня спасти.

— Что ж, ты здесь, Жак! Не очень стильно выглядишь! Эм, не хочешь чего-нибудь выпить, пока вы не ушли?

— Э… — все, что мог сказать Жак. Он пытался перестать смеяться, но безуспешно. — Э, нет, спасибо. Э… mon Dieu… (прим. фр. - боже мой)

Боже мой.

Его взгляд застыл на платье. Мое платье, которое до этого казалось мне совершенством, сном наяву, теперь показалось мне именно тем, чем оно было: пошлым излишеством, гребаным стыдом, пирогом, в котором я выкатилась как дешевая стриптизерша и олицетворением усилий, чтобы из кожи вон вылезти, но произвести впечатление.

— Ну не парочка ли вы? — послышался мамин голос из-за моей спины. — Жак, почему ты не заходишь в дом? Я хочу сделать несколько быстрых фотографий.

— Эм, мои друзья ждут, — сказал Жак, показывая на лимузин, припаркованный на улице. Машина была забита популярными ребятами и похожа на логово льва, в которое я боялась заходить.

— Мы быстренько, — сказала мама, приглашая его пройти. — Почему бы вам, голубки, не встать напротив камина, вот здесь? О, может, Кейре надеть на запястье букет-корсаж, а Жак прикрепил бы бутоньерку к лацкану своего смокинга?

Джош потряхивал пластиковой коробкой, в которой находилась бутоньерка. Накануне, я потратила целый час, выбирая ее для Жака в цветочном магазине.

Час, который, как я поняла, был полностью потрачен впустую, когда я увидела, как Жак показывает свои пустые руки.

— Я не принес букет-корсаж, — сказал он. — Мне жаль.

На самом деле ему не было жаль. Он до сих пор пытался подавить смех, отчего его лицо было красным, как и у меня. По крайней мере, хоть в этом у нас было совпадение.

— Должно быть, во Франции нет такой традиции, — произнес Джош, слегка громче обычного. — Ничего страшного! Эм, мне кажется, мы можем быстро сделать корсаж для Кейры из цветов, растущих в саду.

И тут я стала понимать, что выпускной вечер окончательно испорчен, когда спасти этот самый вечер пытается твой отчим, а не твой парень.

— Забудь об этом, — пробормотала я. — Давайте просто сфотографируемся, и мы пойдем.

Мама с Джошем переглянулись. Пока Джош передвигал стулья подальше от камина, а мама настраивала камеру, они стали болтать о пустяках, пытаясь разрядить обстановку. Я, конечно, была благодарна, но мне просто хотелось убраться отсюда поскорее. На выпускном я смогла бы притвориться, что этого просто не было. Находясь здесь, я чувствовала себя словно в ловушке происходящего кошмара.

— Так, становитесь сюда, голубки! — сказала мама. Я вздрогнула. — Улыбочка!

Сначала я натянула на себя улыбку, но после второй вспышки перестала притворяться. Я была опустошена. Я не могла сказать Жаку, чтобы он убирался, и не пойти на выпускной, но также я не могла продолжать участвовать в этом фарсе. Он смеялся надо мной. Хрупкая стена отрицания действительности, которую я выстроила, разрушалась. Он всегда смеялся надо мной, и в глубине души я знала это. Осознание этого факта ощущалось как удары молотка по моему сердцу.

— Что случилось, Кейра? — спросила мама.

— Просто дайте нам уйти, — ответила я.

Я направлялась к выходу, когда какие-то звуки раздались в воздухе. Бабах-бабах-бабах, потом скрип. Это мой брат протопал вверх по подвальной лестнице и распахнул дверь. Я обернулась и увидела, как он сначала выглядывает, а затем выходит из темного подвала в холл.

Леви казался огромным. Мой мозг на долю секунды завис, будучи не способным вычислить, что он видит. Это не было подобно тому, будто я не видела его долгое время. Мы жили в одном доме, все время находились рядом на кухне. Его неповоротливое тело, качнувшееся по направлению к холлу, заставило меня задаться вопросом, когда же, черт возьми, он успел вырасти.

Леви шел по прихожей, перетаскивая свои огромные ноги, шаркая своими «утиными» ступнями по ковру. На нем были шорты, которые открывали его невероятно волосатые ноги. Лохматые волосы спускались вдоль щек к подбородку. Заглянув в гостиную и увидев Жака, он сгорбил спину, будто спрятался.

Черт, - подумала я. Я не хотела, чтобы Жак его увидел. Мой призрачный, живущий в подвале, братец был еще одной вещью, которую Жак мог бы найти забавной.

— О, привет, Леви! — сказала мама.

Леви что-то проворчал и направился на кухню, переставляя ноги так быстро, как только мог.

— Эй, Леви, у меня есть идея, — сказала мама. — Почему бы вам быстренько не сфотографироваться с Кейрой в её особый день, раз камера уже здесь?

Жак отвернулся лицом к стене, его плечи тряслись от смеха. Я сжала кулаки.

Я не знала, кого я хотела больше ударить: Жака, который был мудаком, или маму, которая зацепилась за эту ужасную идею. Она тянула Леви за руку из кухни. Он так ссутулился, что, если бы я не знала, что он был ростом сто девяносто два сантиметра, я бы подумала, что он - крошечный.

— У меня нет ни одной вашей совместной фотографии, — продолжала говорить мама.

— Я не хочу, — проворчал Леви.

— Аманда, не заставляй его, — сказал Джош.

— Это будет быстро. — Она направила Леви к тому месту, где стояла я. — Просто встань рядом с сестрой.

Она придвинула Леви ближе ко мне – так близко, как это позволяла моя трехфутовая юбка. Она задела ногу Леви, и тот отскочил в сторону.

— Вы двое, встаньте ближе, — управляла нами мама, поднимая камеру.

Леви, колебавшийся только из-за размеров моей юбки, стоял слишком далеко от меня для фотографии.

— Я не хочу, чтобы твое платье касалось меня.

Я в нетерпении помахала руками перед Леви. Он тряхнул головой. Я на шаг придвинулась к нему. Моя юбка снова коснулась ноги брата, и он отпрыгнул назад, будто его ударило током.

—Черт, перестань касаться меня! — Он неистово почесал свою ногу, как если бы моя юбка оставила на нем какой-нибудь след. — Если она коснется меня еще раз, я сожгу ее нафиг!

Я взорвалась:

— Это шелк. Как ты можешь ненавидеть шелк?

— Он зудит. — Леви чесал свою ногу, будто её задела жгучая крапива вместо шелковых оборок.

Я сожгу ее нафиг.

— Леви! — чуть не задыхаясь, крикнула мама.

На самом деле я четко понимала, что сейчас происходит в комнате. Мама подняла камеру, даже несмотря на то, что она наорала на Леви. Леви смотрел в пол. Джош растерянно стоял в стороне с разведенными в стороны руками.