Я отворачиваюсь от парочки и думаю о поездке во Францию, о которой всегда мечтала. Я фокусируюсь на путешествии, потом смотрю на Леви, который хватает брошюры и мнет их неряшливыми руками.

— Что мы сделаем в первую очередь? — спрашивает он.

— Не знаю, — ворчу я.

— Эй, Музеи Парижа. Здесь даже есть парочка военных.

Слава Богу, мир во всем мире еще не наступил. Иначе Леви бы умер со скуки.

— Вау, — говорю я. — Мы обязательно должны туда сходить.

Леви одобрительно ворчит. Он выглядит лучше, чем пару минут назад. Он стоит ровнее, его руки двигаются более свободно, он даже начал немного улыбаться.

Я быстро пишу маме через бесплатный международный мессенджер «TextAnywhere», который Джош заставил меня скачать, сообщение: «Приземлились в Париже, мам! Все отлично!»

Ну, за исключением моего бешено колотящегося сердца.

Ее ответ – просто одно слово: «Замечательно».

Я вздыхаю.

* * *

Я заранее забронировала билеты на автобус, так что теперь мы выходим на улицу сразу к месту посадки на автобус. У аэропорта полно такси и двухэтажных автобусов. Мое сердце бьется с неимоверной скоростью. Я никогда не ездила на двухэтажном автобусе.

— Эм, excusez-moi (прим. извините меня), — по-французски говорю я водителю, который стоял, прислонившись к белому автобусу с нужной нам, как мне кажется, эмблемой. — Est-ce que nous sommes dans la correcte place? (прим. мы правильно пришли?)

Он прищуривается. Неужели он смеется над моим глупым американским акцентом? Но он смотрит на наши билеты.

— Oui, mademoiselle (прим. да, мадмуазель), — наконец, говорит он, и загружает наши вещи в автобус, пока мы поднимаемся в салон.

Я веду Леви к крошечной лестнице, чтобы подняться на второй этаж. Брат тянет меня за майку и ворчит:

— Не туда.

— Но я никогда раньше не ездила на двухэтажном автобусе!

— Я уверен, что это, черт, то же самое, что и в обычном автобусе. Давай, садись здесь.

Я продолжаю подниматься наверх.

— Если хочешь, то можешь остаться здесь.

Наверху сидит пожилая пара в гавайских рубашках и парочка азиатских школьниц, но, как ни странно, места в самом начале свободны. В спешке я занимаю сиденья и чувствую, будто я нахожусь на самом краю у дороги.

Тушка Леви плюхается рядом со мной. Он шуршит курткой и вздыхает.

— Здесь круто, правда? — говорю я Леви, держась за перила, которые находятся прямо перед нами.

Он что-то бубнит себе под нос.

Я думала, что автобус будет стоять вечно, но, когда он начал двигаться, мой разум просто снесло. Не видя водителя, кажется, что автобус самостоятельно выезжает на дорогу. Мы подпрыгиваем и трясемся, как сумасшедшие, а когда он останавливается, кажется, что мы соскользнем вперед.

— От этого у меня разболелась голова, — жалуется Леви, когда мы притормаживаем, а крошечные машины проезжают мимо нас.

— Тогда закрой глаза.

Он так и делает и уже через пару секунд начинает похрапывать. А я знакомлюсь с Парижем одна.

Пока что, он похож и на все остальные промышленные города. Названия косметических кампаний прикреплены к стенам гигантских магазинов и клинических центров. Вы могли себе представить, что «L’Oréal Paris» - это шикарные офисы с видом на Триумфальную арку, а не массивные синевато-серые здания, какими они были бы в Хиктауне, США. Это же Париж.

И потом я вижу ее. Далеко, она почти врезается в облачное небо, и выше всего, что ее окружает.

Эйфелева башня. Выделяясь на фоне города, она будто сигнализирует мне: «Ты здесь!».

Я сижу с вытянутой шеей и смотрю на башню так долго, как только могу, пока мы не оказываемся между высотными зданиями, и я не теряю ее из виду. Это кажется невероятным, как в том моменте в «Парке Юрского периода», когда герои впервые увидели динозавров. Это она. Это - Эйфелева башня, моя мечта, прямо по курсу.

Я здесь. С Леви подле меня, и я, наконец-то, здесь.

— Я думал, что здесь ездят по другой дорожной полосе, — сказал Леви, сонно моргая.

Автобус, наконец, завез нас непосредственно в Париж. Мы ехали по узким, очерченным деревьями улицам, на каждом углу которых находились кафе.

— Нет, это в Англии.

— Я практически уверен, что это была Франция.

— Определенно нет, чудак.

— Хм–м–м… — Леви смотрит через окно на магазинчики, мимо которых мы проезжаем. — Смотри! Макдональдс. Надо зайти туда.

— Взгляни на все эти кафе, Лев. Неужели ты не хочешь пообедать в настоящем парижском кафе?

— Ни в одном из них, Кейра. Они все ужасные.

Я закатываю глаза. Может, конечно, у них грязные навесы и резкие неоновые вывески, но мне все равно. Парижское кафе всегда лучше, чем Макдональдс.

Наконец, автобус замедляет движение и поворачивает к Восточному вокзалу. Это приземистое длинное здание, по всей длине которого располагаются многочисленные окна с солнечными мотивами, которые были бы уже неуместны на Ривьере недалеко от Средиземного моря. Медленной и длинной цепочкой туристов мы выходим из автобуса. Пожилые туристы уже сжимают в руках камеры и начинают коверкать французские слова.

— Восточный вокзал на самом деле намного красивее, чем я предполагала, — произносит стоящая прямо перед нами женщина и делает снимок через окно автобуса, потому что мы все еще ждем своей очереди, чтобы выйти наружу.

— Ты действительно так думаешь, Марта? — вслух размышляет ее собеседник. — Если ты полагаешь, что это красиво, то, что же ты скажешь завтра, когда увидишь Версэйль?

Я готова убить эту парочку за их ужасное произношение. Пора вводить тест по французскому, чтобы доказать, что ты заслуживаешь поездки.

После того, как мы забираем наш багаж, я чувствую, как волна усталости накатывает на меня. Для моего организма сейчас середина ночи, но здесь только девять часов утра, так что мне надо держаться. По крайней мере, до послеобеденного отдыха. А пока мы входим в большой и шумный вокзал.

— Ну что? — спрашивает меня Леви, разглядывая стеклянный потолок. — Куда теперь?

— В хостел, чтобы оставить там вещи. Он в cinquième arrondissement (прим. пятый округ (фр.).

— Что?

— Пятый arrondissement (прим. округ), — повторяю я. — «Аrrondissement» можно понимать как округление, ну или округ. Различные районы области и районы Парижа называются arrondissements. Всего их двадцать.

— Почему ты просто не сказала, что это находится в пятой области? — ворчит Леви.

— Потому что это - arrondissement!

— Боже, как же ты меня раздражаешь!

— И это я раздражаю?

Брат смотрит на меня.

— Ты пытаешься вести себя так, как если ты была бы француженкой. Будто тебя это делает лучше или что–то в этом роде. Но знаешь что? Мне наплевать. Черт, просто будь нормальной.

Мои щеки пылают. Так как я очень не хочу, чтобы это было так. Возможно, я действительно иногда вставляю французские словечки, когда они совершенно не нужны. Боже, какой идиоткой я, наверно, выгляжу, когда говорю «bon matin» (прим. доброе утро (фр.)) по утрам или кричу «bonne nuit» (прим. доброй ночи (фр.)) прежде, чем лечь в кровать. Мне просто нравится, как произносятся эти фразы. И то, как звучит мой голос, когда я их говорю. За исключением первого дня выпускного класса, когда я добровольно согласилась проводить Жака в его класс и сказала «bienvenue à notre école» (прим. добро пожаловать в нашу школу (фр.)), и до того, как я точно выучила, как произносить это с акцентом. Боже, все еще слишком больно вспоминать его смех.

Леви прав насчет одного: ему действительно наплевать. С Леви меня ничего не волнует. С Жаком я постоянно вела себя наигранно. Он бы поднял брови, если бы увидел, что я ем хот-дог за ланчем. И на следующий день я бы уже жевала салат. Я бы лучше голодала, чем увидеть его презрительный взгляд, обращенный на меня. Теперь я могу расслабиться, просто быть собой. Мне не нужно постоянно стараться впечатлить кого–то. «Слишком толстая». Пошел он.