— Да. Когда ты хочешь что-то выучить, ты быстро этому учишься.

Он тихо смеется, и остаток прогулки мы проводим в тишине. Слегка моросит, но все вокруг ведут себя так, будто никогда раньше не видели дождя. Множество зонтов, а также газет и журналов, поднятых над головами. Громко стучат каблуки, когда женщины перебегают от одного дверного проема к другому. Я девушка с северо-запада, для меня это пустяки.

— В Париже раньше никогда не было дождя? — спрашиваю я, когда мимо нас, визжа, проносится женщина.

— Сиэтл довольно дождливый, да? — вопросом на вопрос отвечает Гейбл.

— Это в значительной степени определяет характеристику района, — отвечаю я. — Стефани Майер обязана своим состоянием тихоокеанской северо-западной погоде.

— Что?

— Оу, знаешь, автор «Сумерек»? Мрачная погода является отличительным знаком этой серии.

Я смотрю на Гейбла и вижу, что он смотрит на меня.

— Ты же не фанат «Сумерек»?

— Нет, нет! — смеясь, отвечаю я. — Я просто живу в штате Вашингтон. Ты не можешь убежать от этого. Это становится индустрией.

— Серьезно?

— Мои родственники живут в Форксе и летом работают гидами по местам из «Сумерек». Без шуток.

Гейбл присвистывает:

— Как Гарри Поттер. После появления Хогвартса в замках Шотландии значительно увеличилось количество туристов.

— Я знаю, в какой вселенной я бы предпочла жить, — говорю я.

— Определенно. Вампиры намного горячее волшебников.

— Ни за что! Гарри Поттер побеждает. Очевидно же.

— Поспорю, что ты фанатка этих оборотней, которые постоянно ходят без рубашки.

— Хочешь, чтобы мое ожерелье Рейвенкло послужило доказательством? — предлагаю я. — Оно в моем чемодане, я могу показать тебе.

А потом я закрываю рот рукой, чтобы не сказать что-нибудь еще, что можно рассматривать, как завуалированное приглашение зайти ко мне в номер. К счастью, мы дошли до метро. Спускаемся по лестнице, показываем наши пропуска, а затем оказываемся в переходе. Мне нужно идти на восток, Гейблу – на запад.

— Что ж, Кейра…

— Да, мистер МакКендрик?

Он стоит, держа руки в карманах, затем немного отходит, и корчит мне рожицу. Я показываю язык. Он протягивает ко мне свой палец, будто он собирается тыкнуть им, и в самую последнюю секунду он на самом деле дает мне пальцем по носу. Из меня вырывается искренний смешок.

— Я хочу увидеть тебя снова, — просто говорит он.

— Я тоже хочу с тобой еще раз увидеться.

— Завтра?

— Да.

Мы обмениваемся никами из TextAnywhere.

— Готово? — спрашивает Гейбл. — Я напишу тебе завтра, и мы что-нибудь придумаем.

— Договорились.

— Отлично.

Мы просто стоим там, улыбаемся друг другу и не делаем ни одного шага в сторону коридоров, по которым мы должны идти прямо сейчас. Мне нужно идти; ему нужно идти. Но никто из нас не двигается.

— Ну… — он неловко протягивает руки. — Обнимашки?

Я смеюсь и иду в его объятия. Моя голова едва доходит ему до плеча. Это сексуально.

— Увидимся завтра, — говорит Гейбл.

Я машу рукой и отступаю по направлению к восточному коридору. Он идет на запад и вскоре скрывается из виду.

Весь мой путь обратно к тринадцатому округу кажется, будто я иду по облакам. Когда я прихожу домой, Леви все еще смотрит телевизор. В комнате пахнет чем-то протухшим, словно запах тела и старых носков.

— Привет, — говорю я, бросая кошелек и куртку на стул, и открываю окно.

— Тебя не было чертову вечность.

— Ну, я около часа посмотрела, как играет группа, а потом у меня был ужин и прогулка с Гейблом. И я не говорю про метро туда и обратно.

Леви пристально смотрит на меня:

— Кто такой Гейбл? Этот хипстер, который не затыкается?

— Нет, другой, стеснительный парень.

— Черный?

— Ага.

— Хах, — Леви отворачивается обратно к телевизору, где показывают какой-то детектив на французском. — Никогда бы не подумал, что это твой тип парней.

Я даже не знаю, что ему ответить:

— Что за на хрен, Леви?

— Что? — спрашивает брат. — Это не расизм.

— Нет, попахивает расизмом.

— Я просто говорю, что обычно тебе нравятся худые французские парни. Не черные.

Я чуть не взрываюсь:

— Я… Я не могу поверить, что должна говорить тебе, чтобы ты не говорил таких вещей, Леви.

— Почему нет? Это правда.

Я игнорирую брата и иду в ванну, громко хлопая за собой дверью. Я брызгаю водой себе в лицо и долго стою около раковины, позволяя каплям скатываться вниз. То, как он сказал это, - это так… необдуманно. Дерзко. Наивно.

И это именно то, какой Леви на самом деле. Защищенный. Странный. Определенно наивный.

Его баночки с таблетками стоят в ряд на полочке и выглядят такими невинными. В миллионный раз я спрашиваю себя, что они на самом деле делают с Леви. Я закрываю глаза и представляю его в детстве, бегущим через года к сегодняшнему дню. За эти годы он изменился. Сначала он был счастливым, гиперсчастливым. Затем он стал мрачным, угрюмым и обидчивым, как сейчас. Я помню гнев, к которому он был склонен, и недели, когда в подвале стояла полная тишина. Какой Леви стал от этих таблеток? Где заканчивает он и начинается лечение? Они превращают его из зомби в злобного оживленного Леви или с точностью наоборот?

«Что реально?», — спрашиваю я у таблеток, но они не отвечают.

Я в тупике.

Я нахожу его блюдце для таблеток около унитаза. Подбираю его и ставлю рядом с таблетками.

— Я нашла твою штуку для таблеток на полу, — говорю я брату после того, как закончила переодеваться в пижаму и почистила зубы. — Пожалуйста, лучше смотри за своими дурацкими вещами.

Леви ворчит. Он выключает телевизор и начинает играть с будильником. Я ныряю в кровать, даже не утруждаясь задать Леви вопрос, на сколько он его заводит. Я проснусь тогда, когда захочу.

Будильник звонит в семь. Придурок.

Я жду, пока Леви его выключит, но он не шевелится. Он лежит, свернувшись в клубок, и похрапывает. Я встаю и выключаю будильник.

Я жду еще немного, но Леви не встает даже тогда, когда комната полностью заполняется солнечным светом. Пекарня уже открыта. Мне нужен круассан. Я похожа на самонаводящегося робота, когда мчусь на велосипеде по улице за новой порцией хлеба. Не важно. Единственная вещь, которая имеет значение, теплая, вкусная и маслянистая.

Когда я захожу, Марго занята тем, что устраивает поднос с круассанами за стеклянным прилавком. Она улыбается при виде меня.

— Добро утро, — говорит она. — Круассанов?

Мне нравится, что она уже так хорошо меня знает.

— Да, пожалуйста!

Она дает мне два самых горячих, самых свежих шоколадных круссана и печенье с джемом в качестве бонуса и говорит мне присесть, пока она приготовит «кофейное произведение искусства». Ее слова, не мои. Я усаживаюсь за столик и достаю телефон. TextAnywhere показывает, что у меня есть новое сообщение.

Доброе утро, мисс, — пишет мне Гейбл. — Надеюсь, ты хорошо спала.

Я улыбаюсь.

Мне отлично спалось, спасибо, сэр :)

— Леви все еще в кровати? — спрашивает меня Марго. — Мне упаковать ему несколько сладостей?

— Да, пожалуйста.

Чем мы сегодня займемся? — пишет мне Гейбл, когда я решаю проверить свой телефон, пока поднимаюсь в лифте с пакетом вкусняшек для Леви.

Без понятия, — отвечаю я.

Ты уже была в катакомбах?

Что?

Отлично, я знаю, что мы сегодня будем делать.

Звучит немного зловеще. Катакомбы? Думаю, я могла где-то слышать, что в Париже есть система подземных туннелей или что-то в этом роде, но я не могу вспомнить. Я стучу в дверь нашей комнаты, но Леви не отвечает.