Они спустились и вышли, держа бластеры наготове. Внизу никого не было. Снаружи освещение не изменилось. Хотя земля мягкая, они едва рассмотрели следы, ведущие к группе башен справа.

Они молча пошли по следам. Один раз Саймон остановился и посмотрел на молчаливую гробницу.

— Могут пройти годы и годы, прежде чем механизмы откажут.

— Точно. Мне следовало оставить ему бочонок амонтильядо[8].

Настала очередь Саймона удивиться.

— Что?

Богарт улыбнулся.

— Я тоже кое-что читал, Саймон. Отличная чистая больница, или тюрьма, или еще что-нибудь. О нем будут хорошо заботиться. Все лучшее для гнома. Он должен быть доволен тем, что я сделал. У него впереди долгая счастливая жизнь.

Поверхность становилась тверже и следы на ней исчезли, однако было очевидно, что Магус и две выжившие девушки направились к группе башен. Саймон и Богги подходили осторожно и были в нескольких сотнях шагов, когда свет исчез. Это было не наступление ночи; скорее выключили гигантский рубильник, и вся поверхность планеты погрузилась в полную темноту.

Впрочем, не совсем полную. Когда зрение немного адаптировалось к перемене освещения, стало видно, что все здания окутаны слабым свечением.

— Радиация? Что-то с очень долгим периодом полураспада, уничтожившее здесь всю жизнь?

Саймон достал счетчик, стандартный в комплектации мундира ГСБ, и прочел показания. Игла слегка сдвинулась.

— Да. Сейчас ничего нет, но когда-то была очень сильная. Пошли. Нам достаточно освещения, чтобы видеть, и я сомневаюсь, чтобы белолицый видел, как мы идем. Он надеется на своего любимого убийцу.

Эти здания немного отличались от того, в котором они побывали. Хотя и в них не было окон, серую поверхность оживляли какие-то украшения. Двое неслышно шли к гигантским блокам, каждый во много тысяч футов высотой, искали хоть какие-нибудь признаки того, что их поиск близок к концу.

— Саймон!

Тихий голос из темноты, куда только что ушел Богарт.

Когда Саймон подошел к нему, Богги разглядывал переднюю, а может, заднюю часть одного из монолитных сооружений, осветив лучом фонарика резьбу.

— Посмотри. Как насчет этого? Думаю, Магус спрятался в нем. Если он видел эту резьбу, она должна была привлечь его, как планета притягивает космический мусор.

Ряды за рядами глубоко врезанных символов, края такие четкие и определенные, словно вырезаны несколько часов назад. Судя по тому, что они видели до сих пор, Райол в этом немыслимом будущем был планетой без вариантов в климате, с равно распределенными светом и темнотой. Планетой, господствующим цветом которой был серый. Мрачное будущее для человека.

Некоторые знаки на том же письме, что и в первой башне. Под первой надписью, очевидно, надписи на других алфавитах, и все алфавиты незнакомы. Во всей Федерации признанным общим языком был базовый английский, хотя на некоторых планетах фронтира бывали варианты.

Но внимание Богарта привлекла самая нижняя надпись. Аккуратная и четкая, похожая на компьютерную распечатку, она была на правильном английском языке. Луч фонарика превратил слова в четкий барельеф. Богги, следуя по надписи лучом, негромко читал.

«Институт Записей. Информационный центр. Любые виды помощи — здесь».

Саймон покачал головой. В этом мире будущего много такого, что он не способен понять. Может, все ответы находятся внутри.

Может быть.

Дверь открылась так же, как в первом здании. Но в отличие от того места, здесь на полу не было пыли. Никаких признаков того, что Магус прячется за следующим углом, дожидаясь возможности размазать их мозги по стенам. Оба принесли в Институт записей песок на обуви, но он тут же исчез с блестящего пола, какой-то механизм его всосал. Играла негромкая музыка, и внутреннее помещение было ярко освещено.

— Получился бы прекрасный причальный отсек для звездного корабля, — заметил Богги. — Эй, помнишь коммандера Реддинга? Тот написал большую песню о причальных отсеках. Ему бы тут понравилось. Только посмотри на размер.

В голосе Богарта звучало удивление. Они много повидали на своем веку в галактике, но такого здания никогда не видели.

По примерной прикидке, его основание занимало с половину квадратной мили, и центральный зал находился на дне такого глубокого колодца, что взгляд на верхние этажи вызывал космическую болезнь. Паутиной из спутанных кристаллических линий свисали галереи. С пола можно было увидеть несколько помещений на самых нижних этажах. Саймон легко производил в уме вычисления — расчетно-космическая тригонометрия не под силу тугодумам, — но даже его поразило невероятное количество помещений. Может, сто тысяч. А может, даже миллион.

Богарт стоял перед массивным экраном, на котором были те же самые надписи, что вырезаны снаружи. Среди них строка на английском. В ней говорилось: «Задавая вопрос на этом языке, пожалуйста, нажмите кнопку с английском словом «ON» и говорите отчетливо. Здесь находится вся сумма знаний».

— Что? Что ты хочешь узнать?

Голос Саймона звучал тихо, он терялся, едва достигнув уха Богарта.

Вопрос удивил его спутника.

— Боже мой, Саймон! Что за вопрос. Посмотри, эта штука утверждает, что в ней сосредоточены все знания. Все, что произошло с нашего времен. Мы все можем узнать. Абсолютно все.

— Даже время и место собственной смерти, — негромко сказал Саймон. — Подумай об этом, прежде чем задавать такой вопрос. Помни, что сказал Томас об аномалиях. Узнаешь что-нибудь о своем непосредственном будущем и можешь узнать, что будущего вообще не станет.

Они стояли молча, ощущая на себе тяжесть тысячелетий. Наконец Богарт вздохнул.

— Пожалуй, ты прав, но мы можем кое-что узнать об этом месте. В каком мы времени и что случилось с людьми.

Саймон нажал кнопку с надписью «ON». Послышался ровный голос:

— Да? Каков ваш вопрос?

— Какой сейчас год?

Задержка была почти незаметна.

— Для ответа на этот вопрос недостаточно данных.

Богги рассмеялся.

— Что за бесполезная машина! Не знает даже, какой сегодня день. Эй, машина, а где все люди, которые жили на Райоле?

— Что означает слово «все»?

— Если я что ненавижу, так это умный компьютер. А может, просто глупый. Слушай, машина, есть ли кто-нибудь живой на этой вонючей планете?

— Здесь нет необычного запаха. Да, на планете есть живые люди.

— Сколько?

На этот раз задержка была заметней.

— Предполагаю, что вы имеете в виду живые гуманоидные существа и отвечаю соответственно. Их шесть.

— На всей планете?

Этот вопрос задал Богарт.

— Таков мой ответ.

— А когда умер последний человек?

— Для ответа на этот вопрос недостаточно данных.

Два человека переглянулись. Значит, Райол — мертвая планета. В их настоящем нет никаких признаков взрывного роста населения, однако эти больницы, или тюрьмы, или чем бы это ни было указывают на огромное население и на какую-то катастрофу, которая всех погубила.

Саймон попробовал снова.

— Каково было население в момент максимума?

— Для ответа на этот вопрос недостаточно данных.

— Почему умерли люди?

— Потому что перестали жить.

— О, какой он шут. Минутку. Может, мы сможем узнать, для чего предназначалось это здание? Тюрьма это или больница?

Самая длительная задержка: проверялись все базы данных. Затем:

— Ни одно из этих слов не находит достаточно материала для ответа. Ближайшее сочетание, которое я могу подобрать, «жизненный блок».

— То есть в этих клетках жили люди? В этих жизненных блоках? Все время?

Голос оставался неизменным.

— Да. За исключением контролеров, которым приходилось жить отдельно. Люди рождались, жили, умирали и подвергались рециклированию в жизненных блоках.

До Саймона и Богги постепенно доходил весь ужас слов машины.

— Они никогда не покидали свои комнаты? Свои жизненные блоки?