— Я перезвоню вам через двадцать минут, — ответил Райан и переключился на обычный телефон. — Мне нужно немедленно поговорить с боссом, — произнёс он, обращаясь к личному секретарю президента.

Солнце поднималось над горизонтом, предвещая ещё один жаркий безветренный день. Адмирал Дюбро заметил, что худеет. Он чувствовал, что пояс на брюках стал свободнее, и затянул его ещё на одну дырку. Теперь два его авианосца поддерживали постоянный контакт с индийским соединением. Иногда обе эскадры подходили так близко, что могли разглядеть друг друга в бинокль, но обычно направленный вниз радиолокатор «харриера» осматривал американские корабли с расстояния миль в пятьдесят. Ещё хуже было то, что Дюбро получил приказ не мешать индийцам делать это. Почему, чёрт возьми, он не направляется на восток, к Малаккскому проливу? Там начинается настоящая война. Адмирал рассматривал возможное вторжение индийцев на Шри-Ланку как личное оскорбление, но Шри-Ланка не была американской территорией, тогда как Марианские острова принадлежали Америке, а в распоряжении Дэйва Ситона было только два авианосца боевой группы Дюбро.

Ну хорошо, скрыть перемещение его авианосного соединения не удастся. Ему придётся пройти через один из проливов, чтобы вернуться в Тихий океан, и каждый из них переполнен судами, как Таймс-сквер в полдень людскими толпами. Не исключено, что там его будет поджидать и подводная лодка, но в распоряжении адмирала Дюбро находились корабли противолодочной обороны и они могут немедленно напасть на любую субмарину, которая попытается помешать проходу его эскадры через пролив. Однако полученный приказ ясно гласил, что ему надлежит остаться в Индийском океане и, более того, все должны видеть, где он находится.

Экипажи кораблей, разумеется, знали об этом. Он даже не пытался скрывать что-то от матросов. В любом случае такая попытка была бы обречена на неудачу, да и личный состав имел право знать, что происходит, прежде чем принять участие в боевых действиях. Им было необходимо подготовиться, «ощетиниться», так сказать, воспользоваться скрытыми резервами решительности перед тем, как перейти от мирного образа мыслей к военному — но после того, как подготовка закончится, необходимо приступать к делу. А вот как раз приступать к делу им и не разрешали.

В результате как он сам, так и все мужчины и женщины на борту кораблей авианосной группы испытывали одинаковые чувства: разочарование, раздражение и растущую ярость. Только вчера пилот одного из его «томкэтов» промчался между двумя индийскими «харриерами» на расстоянии не больше десяти футов, чтобы продемонстрировать им, кто настоящий лётчик, а кто — нет, и, хотя это наверняка напугало индийские экипажи до полусмерти, такой поступок нельзя назвать действиями профессионала… Правда, Майк Дюбро вспомнил, что значит быть младшим лейтенантом, и подумал, что, может быть, и сам поступил бы точно так же. Впрочем, сделать выговор — легче не станет, но и оставить такой поступок безнаказанным тоже нельзя, хотя он не сомневался, что экипаж истребителя после полученного нагоняя отправится обратно в кают-компанию, недовольно бормоча по поводу старого пердуна на мостике, который не имеет представления о том, как управлять истребителем, потому что «спэд», на котором он летал в древности, имел, наверно, пружинный механизм — и не иначе его приходились перед каждым взлётом с палубы авианосца заводить ключом…

— Если они начнут стрелять первыми, мы понесём потери, — заметил капитан третьего ранга Харрисон, после того как доложил об успешном возвращении своего утреннего патруля.

— А если им придёт в голову пустить в нас «эксосет», нам останется только свистать всех наверх со швабрами и подметать палубу, Эд. — Неудачная шутка, но и настроение у Дюбро нельзя было назвать весёлым.

— Стоит им попасть «эксосетом» в хранилище авиационного керосина, и не понадобится даже этого, — проворчал начальник оперативного отдела. Ну вот, подумал адмирал, теперь и ближайший помощник становится пессимистом. Это никуда не годится.

— Покажи им, что такое поведение нам не нравится, — приказал Дюбро.

Через несколько мгновений корабли охранения включили радиолокаторы наведения и осветили индийские истребители, осмелившиеся слишком близко подлететь к американскому соединению. Адмирал увидел в бинокль, что на ближайшем крейсере типа «иджис» белые ракеты «корабль — воздух», находящиеся на направляющих пусковых установок, повернулись в сторону индийских самолётов вместе с радарами наведения на цель. Смысл этого был ясен: «НЕ ПРИБЛИЖАЙТЕСЬ».

Он мог бы отправить в Пирл-Харбор очередную гневную шифровку, но у Дэйва Ситона и без того достанет забот, не говоря уже о том, что решения в Вашингтоне принимаются людьми, которые понятия не имеют о действительном положении.

— Стоит ли нам идти на это?

— Стоит, сэр, — ответил Райан, придя к такому заключению за время пути к Овальному кабинету. Это означало, что двое его друзей подвергнутся немалой опасности, но это их работа. К тому же принимать решения приходится ему — по крайней мере отчасти. — Причина этого очевидна.

— А если операция сорвётся?

— Два наших агента идут на серьёзный риск, но…

— Но для этого их и послали туда? — закончил Дарлинг, не считая нужным выбирать выражения.

— Оба — мои друзья, господин президент. Если вы считаете, что мне нравится…

— Успокойся, Джек, — заметил президент. — Сейчас много наших сограждан подвергается опасности, и, когда ты не знаешь, кто они, принимать решения не легче, а наоборот, труднее. Поверь мне, я выстрадал это. — Роджер Дарлинг посмотрел на свой стол, на лежащие там документы, касающиеся множества вопросов, не имеющих отношения к кризису в Тихом океане, которые нуждались тем не менее в его решении. Правительство Соединённых Штатов Америки представляло собой огромную корпорацию, и президент не мог упускать из виду ни одной проблемы, какой бы важной внезапно ни оказалась любая из них. Понимает ли это Райан?

Джек тоже увидел эти многочисленные документы. Вообще-то он не знал, о чём в них идёт речь. Ни один из них не имел пометки с указанием уровня секретности. Это были самые обычные дела, которым тоже приходилось уделять немало внимания. Босс был вынужден находить время и для всего остального. Это несправедливо, подумал Райан, особенно для человека, который не стремился к такой ответственности. Но судьба распорядилась иначе, и Дарлинг добровольно принёс клятву в качестве президента, потому что считал необходимым служить народу, как и он сам, если уж говорить откровенно. Пожалуй, мы действительно похожи друг на друга, решил Джек.

— Господин президент, прошу извинить меня за то, что я сказал. Да, сэр, я подумал об опасности, которой они подвергнутся, но вы правы, такова их работа. Более того, операцию предложил сам Джон. Вернее, это была его идея. Он отличный оперативник и отдаёт себе отчёт в том, какому риску подвергаются агенты и насколько благоприятными могут оказаться результаты. Мэри-Пэт и Эд поддерживают мысль о проведении такой операции. Решение принимаете вы один, но мы рекомендуем одобрить её.

— Вам не кажется, что вы хватаетесь за соломинки? — поинтересовался Дарлинг.

— Это не соломинка, сэр. Потенциально это, скорее, толстая ветка.

— Надеюсь, они проявят разумную осторожность.

— Вот тебе и на, — разочарованно произнёс Чавез. Русский автоматический пистолет ПСМ имел калибр 5, 56, то есть диаметр ствола у него меньше, чем даже у малокалиберной винтовки с патронами бокового огня, из которых американские дети — по крайней мере те, что не слишком выдержаны политически, — учатся стрелять в лагерях бойскаутов. Этот пистолет состоял на вооружении российской армии и милиции, что, может быть, и служило объяснением того, почему русские преступники с таким презрением относятся к служителям правопорядка.

— Ну что ж, по крайней мере в машине лежит наше секретное оружие, — заметил Кларк, взвешивая в руке пистолет. Было заметно, что вес глушителя несколько улучшает баланс оружия. Русский пистолет ещё больше укрепил его в мысли, которая появилась уже давно, — европейцы ничего не понимают в ручном оружии.