— Ваня! — Щеренко вскочил и бросился к пожилому мужчине, схватил за руку и крепко пожал, однако не расцеловал его согласно старинному обычаю. Причиной такого отступления от русских традиций было отчасти нежелание оскорбить японцев зрелищем целующихся мужчин, но главным образом то, что майор не знал, как отреагирует на это Кларк. А вдруг он, бесстрастный и холодный, как все американцы, возьмёт и даст тебе в зубы, а? Впрочем, каким бы сумасшедшим ни было данное ему поручение, Щеренко испытывал немалое удовольствие. Перед ним стоят два опытных сотрудника ЦРУ, а он водит их за нос. Есть над чем посмеяться. — Подумать только, как давно не виделись!

Тот, что помоложе, заметил Щеренко, старался скрыть свои чувства, но недостаточно умело. В КГБ о нём ничего не было известно. Зато в русской внешней разведке знали имя Джона Кларка. Правда, это было всего лишь имя да ещё приблизительное описание внешности, под которое подпадали тысячи белых европейцев любой национальности. Рост — от ста восьмидесяти пяти до ста девяноста, вес — девяносто килограммов, тёмные волосы, отличная спортивная форма. Голубые глаза, крепкое рукопожатие, мог теперь добавить Щеренко. И отличные нервы. Прямо-таки превосходные, подумал майор.

— Действительно, очень долго. Как семья, дружище?

Великолепно владеет русским языком, заметил Щеренко, обратив внимание на произношение уроженца Санкт-Петербурга. Пока он раскладывал по полочкам характерные черты американца, две пары глаз — голубых и чёрных — делали то же самое с ним.

— Наталья передаёт тебе привет. Пошли завтракать, я проголодался. — Майор прошёл вместе с американцами в угловую кабину.

Тонкая папка в Москве была озаглавлена: Кларк, Джон (нет второго имени?). Фамилия и имя настолько обычные, что псевдонимы неизвестны и скорее всего вряд ли существовали. Офицер-оперативник, есть подозрение, что ему поручают самые ответственные задания. Награждён по меньшей мере двумя звёздами за мужество при осуществлении разведывательных операций. Некоторое время выполнял обязанности агента по безопасности и охране, и никому не пришло в голову при этом сфотографировать его, подумал Щеренко. Типично для недоумков из отдела США. Глядя на сидящего напротив «старого друга», с которым впервые познакомился всего пару минут назад, майор видел спокойного мужчину, который с улыбкой смотрел на него. Ну что ж, он и раньше не сомневался, что в ЦРУ служат отличные оперативники.

— Поговорим здесь, — негромко произнёс Щеренко, продолжая разговор по-русски. — Вы так считаете, товарищ…

— Щеренко, Борис Ильич, майор, заместитель начальника резидентуры в Японии, — произнёс русский, наконец представившись. Затем он посмотрел по очереди на американцев. — А вы — Джон Кларк и Доминго Чавез.

— Да, конечно. И находимся в долбанной сумеречной зоне, — пробормотал Динг.

— «Распускаются цветы сакуры, и девушки надевают новые шарфы в доме наслаждений». Это, конечно, не Пушкин, правда? И даже не Пастернак. Высокомерные жёлтые варвары. — Щеренко прожил в Японии три года. Он приехал сюда, ожидая увидеть интересную страну и приятный народ. За прошедшее время майор возненавидел многие стороны японской культуры, главным образом надменное отношение к остальному миру, что было особенно оскорбительно для русского, испытывавшего точно такие же чувства.

— Вы не могли бы объяснить нам, товарищ майор, в чём дело? — спросил Кларк.

Теперь Щеренко говорил спокойным и бесстрастным голосом. Юмор происшедшего остался позади, да и американцы, по-видимому, этого не заметили.

— Ваша Мария Патриция Фолеева позвонила нашему Сергею Николаевичу Головко и обратилась за помощью. Мне известно, что вы руководите действиями ещё одного агента в Токио, но я не знаю его имени. Мне также поручили передать вам, товарищ Клерк, что с вашей женой и дочерьми все в порядке. Младшая снова включена в список декана и теперь получила возможность поступить на медицинский факультет университета. Если вам требуются дальнейшие доказательства того, что я именно тот, за кого выдаю себя, боюсь, ничем помочь не смогу. — Майор с недоумением заметил, что по лицу молодого американца промелькнула довольная улыбка.

Ну что ж, ему можно верить, подумал Джон. Почти.

— Да, Борис, ты чертовски ловко умеешь привлекать внимание собеседников. Может быть, расскажешь теперь о происходящем в мире?

— Нас тоже все это застало врасплох, — начал Щеренко своё краткое изложение основных событий. Оказалось, что его информация местами более подробна, чем сведения, полученные от Чета Номури, но включает далеко не все. Такое часто случается с разведданными. Редко удаётся создать полное представление о происходящем, а факты, оставшиеся неизвестными, всегда играют важную роль.

— Откуда вы знаете, что мы находимся в безопасности?

— Вы ведь понимаете, что я не могу…

— Борис Ильич, моя жизнь в ваших руках. Вам известно, что у меня жена и две дочери. Моя жизнь важна для меня и для них. — Слова Кларка звучали убедительно для русского разведчика, ещё глубже проникшегося уважением к американцу. Это не было страхом. Джон знал свои достоинства как опытного оперативника, и Щеренко оставил у него такое же впечатление. Концепция доверия являлась естественной составляющей разведывательных операций и одновременно чем-то совершенно чуждым для них. Приходится доверять своим людям и в то же самое время никогда нельзя полностью положиться на них в деле, где двойственность представляет собой образ жизни.

— Ваше прикрытие более надёжно, чем вы предполагаете. Японцы принимают вас за русских и потому не будут тревожить. Мы проследим за этим, — заверил майор Кларка.

— И как долго продлится наше сотрудничество? — спросил Кларк.

Вопрос прямо в цель, подумал Щеренко.

— Да, в этом самое интересное, правда?

— Как мы будем поддерживать связь?

— Насколько я понимаю, вам требуется надёжный телефонный канал. — Майор передал под столом карточку. — Вся телефонная система Токио действует теперь на световодах. Несколько таких каналов есть и в Москве. Сюда уже выслано специальное оборудование для вас. Насколько мне известно, оно действует великолепно. Мне хотелось бы посмотреть на него, — заметил Борис с изрядным любопытством.

— Это всего лишь ПЗУ — постоянное запоминающее устройство, приятель, — объяснил ему Чавез. — Даже я не знаком с ним.

— Ловко, — одобрительно кивнул Щеренко.

— Насколько серьёзны намерения японцев?

— Они, по-видимому, перебросили на Марианские острова три дивизии. Их боевые корабли напали на вашу эскадру, — и майор посвятил американцев в те немногие подробности, которые были ему известны. — Я должен передать вам, что, по нашему мнению, вас ждут немалые трудности при попытка вернуть себе острова. — Какие? — спросил Кларк.

Русский офицер сочувственно покачал головой.

— По мнению Москвы, ваша попытка вернуть себе острова обречена на провал. У вас сейчас так же мало сил, как и у нас.

Так вот почему это происходит, понял Кларк. По этой причине у него и появился новый друг в этой чужой стране. Ещё во время их первой встречи он сказал Чавезу, почти буквально процитировав Генри Киссинджера: «Даже у параноиков есть враги». Иногда его удивляло, почему русские не напечатают это высказывание на своих банкнотах, вроде того как напечатано у американцев: Е pluribus unum — «Единство в многообразии». Правда, исторический опыт подтверждал эти опасения России. Да и Америке было чего опасаться.

— Что ещё?

— В спецслужбах Японии и в её силах самообороны действуют наши агенты, но мы получаем от них военную информацию, тогда как агентурная сеть «Чертополох» состоит из японцев, владеющих промышленными секретами. Насколько мне известно, вы получаете от них более интересные сведения, чем я от своих агентов. У меня нет более подробной информации. — Строго говоря, дело обстояло не совсем так, но Щеренко проводил чёткую грань между тем, что он знал, и тем, что подозревал, а являясь хорошим разведчиком, полагался только на первое.