То, что было пугающим раньше, теперь оказалось намного страшнее. Первые звонки поступили от пожилых людей, пенсионеров, сидящих весь день у телевизоров и беседующих друг с другом по телефону, делясь своими опасениями из-за того, что они увидели. Многие из них вложили средства в инвестиционные фонды, потому что фонды приносили более высокий доход, чем банковские счета, — именно по этой причине банки и вступили в дело, чтобы защитить свои доходы. Сейчас инвестиционные фонды терпели колоссальные убытки, и, хотя в данный момент эти убытки ограничивались главным образом государственными ценными бумагами и акциями нескольких крупных компаний, ситуация изменилась, когда начали поступать телефонные звонки от рядовых вкладчиков, стремящихся получить свои сбережения и выйти из игры. Фондам пришлось приступить к продаже тех акций, которых ещё не коснулась паника, чтобы компенсировать потери от падения других акций, казавшихся более надёжными. По сути дела они выбрасывали на рынок акции, сохраняющие свою устойчивость, в точности следуя древнему выражению:

«Бросать деньги на ветер». А это было почти точным определением того, что им приходилось делать.

Неизбежным результатом стал общий крах, падение всех акций на всех фондовых биржах. К трём часам дня индексы Доу-Джонса упали на сто семьдесят пунктов, особенно крутое падение было у «Стэндард энд Пуэрс Файв Хандред». Ещё хуже оказался составной индекс Национальной ассоциации фондовых дилеров.Теперь вкладчики по всей Америке набирали телефонный номер 1-800 и звонили в свои инвестиционные фонды.

Главы всех фондовых бирж вместе с руководителями Комиссии по ценным бумагам и биржевым операциям в Вашингтоне провели селекторное совещание. В течение первых десяти минут царило общее замешательство — слышались голоса, требующие ответа на вопросы, которые тут же повторялись, и в результате к решению так и не пришли. Служащие государственных департаментов запросили самые последние сведения, интересуясь по сути дела тем, насколько близко к обрыву оказалось стадо и с какой скоростью оно приближается к пропасти, но не сделали никаких конкретных предложений, способных помочь остановить его панический бег к гибели. Президент Нью-йоркской фондовой биржи поборол искушение закрыть её или как-то замедлить ход торговых операций. Пока продолжалось совещание — а оно длилось всего двадцать минут — индекс Доу-Джонса упал ещё на девяносто пунктов, промчавшись мимо отметки двести пунктов и приблизившись к трёмстам. После того как руководители Комиссии по ценным бумагам и биржевым операциям удалились на своё закрытое заседание, главы бирж в нарушение федеральных директив обменялись мнениями по поводу совместных шагов, направленных на решение создавшегося положения, но, несмотря на весь огромный коллективный опыт, не смогли ничего придумать.

Теперь вкладчики звонили в инвестиционные фонды по всей Америке, и служащие фондов, не способные ответить сразу на бесчисленные звонки, переводили свои телефоны в режим ожидания, и на телефонных аппаратах мигали лампочки, напоминая, что абонент ждёт ответа. Те вкладчики, чьи фонды управлялись банками, узнали неожиданную и весьма неприятную новость. Да, вклады находятся в банках. Действительно, вклады в этих банках гарантируются Федеральной корпорацией страхования депозитов. Однако средства инвестиционных фондов, которыми распоряжаются банки для обслуживания нужд их вкладчиков, в Федеральную корпорацию страхования депозитов не входят. Таким образом, риску подвергался теперь уже не только доход по вкладам, но и основной капитал. После этого наступало короткое молчание — десять-пятнадцать секунд, — затем абонент клал трубку, садился в машину и ехал в банк, чтобы снять деньги со всех остальных вкладов, оставшихся у него.

При всём быстродействии компьютеров, регистрирующих стремительно меняющиеся цены на акции, телетайп Нью-йоркской фондовой биржи отставал от разворачивающихся событий на четырнадцать минут. Горстка акций даже выросла в цене, но это были главным образом акции компаний, занимающихся добычей и переработкой благородных металлов. Остальные акции катились вниз. Теперь все крупные телевизионные компании вели прямые передачи с Уолл-стрит. О крахе знали все. Фирма «Каммингс, Кэнтор энд Картер», успешно функционировавшая в течение ста двадцати лет, внезапно обнаружила, что кончились её резервы наличности. Председателю правления ничего не оставалось, как в панике обратиться за помощью к «Меррилл Линч». Это поставило председателя совета директоров крупнейшего торгового дома страны в сложное положение. Самый старый и самый опытный финансист, он всего полчаса назад во время селекторного совещания едва не сломал руку, стуча кулаком о стол и требуя ответов, которые никто не смог ему дать. Тысячи людей не только покупали акции через его корпорацию, но приобретали акции самой корпорации, полагаясь на её дальновидность и безупречную репутацию. И вот теперь ему предстояло выбирать. Он мог пойти на стратегически важный шаг и защитить дружественный оплот всей финансовой системы от краха, вызванного паникой, не имеющей под собой ни малейшего основания, а мог и отказаться, защищая деньги своих акционеров. Трудно сделать такой выбор. Если он откажет в помощи «Каммингсу», это может придать панике — и обязательно придаст — новую силу и нанесёт такой ущерб фондовому рынку, что деньги, которые он сохранит для собственных вкладчиков, отказавшись прийти на помощь сопернику, скоро будут потеряны в любом случае. Но ведь и помощь, оказанная им, может оказаться всего лишь благородным жестом, и тогда, не остановив панику, он потеряет деньги собственных вкладчиков.

— Помоги мне, Господи, — выдохнул председатель совета директоров, поворачиваясь и глядя в окно. Одним из прозвищ торгового дома «Меррилл Линч» было «Мчащееся стадо». Ну что ж, сейчас стадо действительно мчалось… Он сравнил собственную ответственность перед своими акционерами с ответственностью по отношению ко всей финансовой системе, от которой зависело все и вся. И первое победило. Он сделал выбор. Таким образом один из ключевых игроков финансовой системы страны сбросил её с обрыва в зияющую пропасть.

Торговля в операционном зале фондовой биржи прекратилась в 15.23 пополудни, когда индексы Доу-Джонса упали на пятьсот пунктов, что являлось максимально допустимым падением за один день. Эта цифра отражала всего лишь ценность акций тридцати важнейших компаний, в то время как снижение стоимости остальных ценных бумаг намного превосходило потери самой крупной из них. Телетайпу понадобилось ещё тридцать минут, чтобы наверстать отставание, что создавало иллюзию продолжающейся деятельности. Люди в операционном зале молча смотрели друг на друга, пол вокруг был покрыт таким количеством бумажных листков, что казалось, будто они стоят на снегу. Сегодня пятница, думали они. Завтра — суббота. Все останутся дома. У всех появится возможность передохнуть и подумать. Вообще-то именно это и требовалось — немного подумать. Случившееся не поддавалось никакому объяснению. Пострадало множество людей, однако рынок вернётся на круги своя, и с течением времени те, кто проявят смекалку, мужество и способность выдержать бурю, восстановят свои позиции. Если, думали они, если все с умом воспользуются передышкой и не произойдёт ещё чего-то безумного. Они были почти правы.

В «Депозитари траст компании», или, как её обычно называли ДТК, служащие сидели с развязанными галстуками, часто вставали, направляясь в туалет, чтобы освободиться от бесчисленных чашек кофе и моря газированных напитков, выпитых за этот сумасшедший день, но теперь их ожидало благословенное облегчение. Фондовый рынок закрылся рано, и можно было сразу браться за дело. Осуществив ввод данных от основных коммерческих центров о заключённых сделках, компьютеры переключились на другой режим работы. Записанные на магнитную плёнку результаты торговых операций проходили через машину для подведения итогов и последующей передачи. За несколько минут до шести вечера у одного из терминалов прозвенел звонок.