Столкнувшись с неприятной необходимостью допустить женщин к штурвалам настоящих боевых самолётов, базирующихся на настоящих авианосцах, командование пошло на компромисс и усадило их прежде всего в кресла пилотов на самолётах электронного противодействия. По этой причине первым командиром женской эскадрильи VAQ-1237 «Грачи» Военно-морского флота США стала капитан третьего ранга Роберта Пич, по прозвищу «Персик». Самая старшая по воинскому званию женщина-пилот палубной авиации, она считала величайшей честью для себя, что другая лётчица уже имела позывные для радиосвязи, соответствующие её прозвищу, и выбрала себе другой сигнал вызова — «Бандит» — и настаивала, чтобы в воздухе к ней обращались именно так.

— «Бандит», «Бандит», замечены радиолокационные импульсы, — послышался голос техника из хвостового отсека её «праулера» летящего первым. — Включается очень много радаров.

— Подави их, — коротко скомандовала она.

— Понятно… готовлю к пуску «харм» по лучу SPG-51. Цель освещена.

— Пуск, — произнесла командир эскадрильи. Пуск ракеты являлся её прерогативой как пилота. Пока луч радиолокатора, наводящего ракету на цель, освещал её, антирадарная ракета практически должна была неминуемо поразить цель.

Теперь Санчес видел корабли — серые тени на горизонте. Неприятный визг, доносящийся из наушников, предупредил его, что истребитель освещают одновременно поисковые радиолокаторы и радары пусковых ракетных установок, — всегда пугающий звук, особенно в данном случае, потому что «противник» был вооружён американскими зенитными ракетами SM-2 «стэндард», с достоинствами которых Санчес был хорошо знаком. Корабль походил на эсминец типа «хатаказе» с двумя радиолокаторами наведения на цель и всего лишь одной пусковой ракетной установкой. Он мог наводить на цель только две ракеты одновременно. Самолёт Санчеса выглядел на экране, как две ракеты, однако «хорнет» был целью побольше, чем противокорабельная ракета «гарпун», и мчался вперёд не на такой малой высоте, как ракета. С другой стороны, у него на борту находилась защитная аппаратура глушения, а это несколько уравнивало шансы. Бад сдвинул ручку управления влево. Полет прямо над кораблём при такой ситуации нарушил бы правила безопасности, и через несколько секунд его истребитель промчался в трехстах ярдах перед форштевнем японского эсминца. По крайней мере одна из выпущенных им ракет попала бы в цель, решил Санчес, а ведь целью являлся всего лишь эскадренный миноносец без броневой защиты водоизмещением в пять тысяч тонн. Взрыв только одной боеголовки «гарпуна» вывел бы корабль из строя, да и последующая бомбардировка кассетными бомбами стала бы ещё более эффективной.

— «Молот», это ведущий. Сближайтесь со мной.

— «Второй» понял…

— «Третий»…

— «Четвёртый»… — донеслись ответы истребителей его группы.

Ещё один день в жизни военно-морского лётчика, подумал командир авианосного авиакрыла. Теперь ему предстояло совершить посадку, отправиться в центр боевой информации и провести следующие двадцать четыре часа, знакомясь с материалами учений. Это потеряло для него прежнюю привлекательность. Ему доводилось сбивать настоящие самолёты, и потому всё остальное уже перестало его волновать. Однако сами полёты всё-таки оставались полётами.

Рёв самолётов, проносящихся над кораблём, обычно всегда кружил голову. Сато наблюдал за тем, как последний из американских истребителей набрал высоту, исчезая вдали, и поднёс к глазам бинокль, чтобы убедиться в направлении их полёта. Затем он встал и спустился в боевую рубку.

— Ну что? — спросил адмирал.

— Обратный курс такой же, как мы и предполагали. — Начальник оперативного отдела соединения постучал пальцем по спутниковой фотографии, на которой виднелись обе американские боевые группы, все ещё направляющиеся на запад, навстречу господствующим ветрам, чтобы проводить лётные операции. Фотография была сделана всего два часа назад. На экране радиолокатора виднелись истребители, возвращающиеся к предполагаемой точке встречи.

— Отлично. Передайте моё почтение капитану, курс один-пять-пять, предельная скорость. — Меньше чем через минуту корпус «Митсу» задрожал от увеличившейся мощности машины, и эсминец устремился в сторону американского соединения, рассекая форштевнем волны Тихого океана. Время сейчас было решающим.

В зале Нью-йоркской фондовой биржи один из молодых сотрудников брокерской фирмы точно в 11.43.02 по восточному поясному времени допустил ошибку, внося в компьютер стоимость акций компании «Мерк». Цифра 23 1/8, значительно отличающаяся от текущей котировки, успела появиться на экране. Через тридцать секунд он заметил ошибку, попытался исправить её, и на табло появилась прежняя цифра. На этот раз послышался предупредительный окрик. Он объяснил, что заело проклятую клавиатуру, отключил её и заменил новой. Это случалось нередко. В спешке по неопрятности случалось на клавиатуру проливали кофе или другой напиток. Исправленная котировка тут же появилась на табло, и всё вернулось к норме. В тот же самый момент аналогичная ошибка произошла с котировкой акций «Дженерал моторе» и кто-то в оправдание произнёс те же самые слова. Ничего страшного не произошло, и мир не перевернулся. Брокеры на этом рабочем месте почти не взаимодействовали с теми, кто занимался акциями «Мерка». Ни один не имел представления, что в действительности происходит. Им всего лишь заплатили по пятьдесят тысяч долларов за совершенную ошибку, которая никак не могла повлиять на деятельность фондовой биржи. Они даже не подозревали, что не сделай они этого, ещё два человека, получившие такую же сумму, проделали бы ту же операцию десять минут спустя.

Универсальные электронно-вычислительные машины «Стратус» в «Депозитари траст компани» — точнее, находящиеся в них программы — отметили первоначальные котировки, и «Пасхальное яйцо» проклюнулось.

Во Владимирском зале Большого Кремлёвского дворца — традиционном месте подписания соглашений, где Райан уже однажды побывал в другое время и при совсем иных обстоятельствах, — уже были установлены телевизионные камеры и юпитеры. В двух отдельных комнатах на лица президента Соединённых Штатов и президента Российской республики уже накладывали макияж, необходимый для телевизионной трансляции, — эта процедура для российского президента наверняка была более неприятной, подумал Райан. Местные политические деятели не слишком стремились к тому, чтобы хорошо выглядеть на экранах телевизоров. Гости в большинстве своём уже сидели в зале, однако руководство обеих делегаций все ещё испытывало некоторое беспокойство. Подготовка была почти завершена. Хрустальные бокалы сверкали на подносах, с бутылок шампанского уже сняли фольгу. Поступит команда — и в потолок полетят пробки.

— Знаешь, Сергей, я кое-что вспомнил. Ты так и не прислал мне грузинское шампанское, — сказал Джек, обращаясь к Головко.

— Ну что ж, теперь могу обеспечить тебя по очень сходной цене.

— Раньше мне пришлось бы сдать его — из-за существовавших законов государственной этики,

— Да, я знаю, каждый правительственный чиновник в Америке — потенциальный жулик, — заметил Головко, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться в том, что все делается как надо.

— Ты говоришь, как настоящий юрист. — Райан заметил, что старший агент Секретной службы вышел из двери и направился к своему стулу. — Роскошный зал, правда, милая? — спросил он жену.

— Цари знали, как жить, — прошептала она в ответ, и тут же ярко вспыхнули юпитеры. В Америке все телевизионные компании прервали трансляцию своих программ. Согласование по времени было не слишком удачным — между Москвой и Западным побережьем Америки разница составляла одиннадцать часов, да и сама Россия размещалась на десяти часовых поясах из-за своей необъятной протяжённости с запада на восток. Однако видеть подобную церемонию хотели все.

Под аплодисменты трехсот гостей, собравшихся во Владимирском зале, появились оба президента. Роджер Дарлинг и Эдуард Грушевой встретились у стола карельской берёзы и тепло пожали друг другу руки, как это делают только бывшие враги. Дарлинг — в прошлом десантник, воевавший во Вьетнаме; Грушевой — бывший сапёр в составе первой группы войск, введённых в Афганистан. В молодости их учили ненавидеть друг друга, и вот теперь они встретились здесь, чтобы положить конец этой ненависти. Сегодня они на несколько часов забудут о внутренних проблемах своих стран, о трудностях, с которыми приходится бороться каждый день. Сейчас им предстояло своими руками изменить судьбу мира.