Он стоял передо мной и не сводил с меня глаз, ничего не говорил, просто смотрел и ждал, словно знал, что должно произойти и очень скоро. Мне показалось… не знаю, как это описать… Я поняла, что со мной происходит что-то странное, будто я мгновенно опьянела и потеряла контроль над собой. — Она замолчала. Молчание длилось секунд пятнадцать, и доктор Гоулден наблюдала за ней — как тогда наблюдал он, подумала психиатр. Ей стало стыдно от этой мысли, но ведь это моя работа, напомнила она себе. Ведь у меня профессиональный взгляд. Сейчас её пациентка видит все происшедшее внутренним зрением, её воображение прокручивает события трехлетней давности, и она просто комментирует их, не связывая себя с ними, будто глядя со стороны. Врач видела все это по её глазам. Молодой женщине понадобилось десять минут, чтобы описать все, что произошло, не упустив деталей, даже самых интимных, и обнаружив тем самым свой блестящий тренированный ум. Лишь закончив рассказ, она дала волю чувствам.

— Ему вовсе не нужно было насиловать меня. Он мог просто… сказать. Я бы согласилась… на другой день, во время уик-энда… Я знала, что у него семья, но он нравился мне, и потому…

— Но он всё-таки изнасиловал тебя, Барбара. Подмешал наркотик в бренди и изнасиловал тебя. — Теперь доктор Гоулден взяла женщину за руку. По-видимому Барбара Линдерс рассказала эту отвратительную историю, случившуюся с ней, впервые с тех пор, как она произошла. За три года она наверняка не раз переживала отдельные минуты, думала о них, они воскресали в её памяти — особенно самые страшные, — но только сейчас она последовательно описала все от начала и до конца, что было крайне болезненным и в то же время принесло очищение.

— Это, должно быть, не первый случай в его жизни, — заметила Гоулден, когда рыдания стихли.

— Да, — тут же отозвалась Барбара, ничуть не удивлённая проницательностью психиатра. — Я знаю по крайней мере ещё одну женщину, она тоже работала у него. Это Лайза Берринджер. Она… в прошлом году покончила с собой — на полном ходу направила на эстакаде свой автомобиль в разделительную стенку. Это походило на несчастный случай, к тому же Лайза была пьяна, но она оставила записку. Я разбирала её стол и нашла вот это. — И тут, к изумлению доктора Гоулден, Барбара открыла сумочку и достала голубой конверт, в котором лежала предсмертная записка — шесть листков бумаги, исписанных чётким аккуратным почерком женщины, которая решила убить себя, но не желала уйти из жизни без объяснения.

Доктор Кларис Гоулден не первый раз видела подобную записку, она неизменно бывала грустно потрясена, когда доводилось их читать. В таких записках всегда говорилось об ужасной душевной боли и о бессилии её выносить, однако от отчаяния, которым они были проникнуты, можно было излечить, восстановить утерянную уверенность человека в себе и вернуть его в мир, где он мог бы снова вести нормальную жизнь, — если бы только у него хватило здравого смысла сделать один-единственный телефонный звонок или открыть душу близкому другу. Доктору Гоулден понадобилось прочитать всего несколько строк, чтобы убедиться в том, что Лайза Берринджер стала очередной напрасной жертвой — ещё одна женщина, которая чувствовала себя покинутой, забытой, будучи окружена людьми, готовыми прийти ей на помощь, догадайся они о её трагедии.

Психиатры умеют скрывать свои чувства — профессиональное качество, необходимое им по очевидным причинам. Кларис Гоулден практиковала почти тридцать лет, и её природное умение владеть собой за эти годы работы с людьми, страдающими от психических травм, ещё более укрепилось. Особенно успешно ей удавалось помогать женщинам, пострадавшим от преступлений на сексуальной почве. Она умела проявить сострадание и понимание, могла протянуть нежную и твёрдую руку помощи, оказать моральную поддержку. И всё-таки, хотя чувства, проявляемые ею, были искренними, доктор Гоулден понимала, что они служат прикрытием для других чувств, скрывающихся глубоко в её душе. Она ненавидела мужчин, которые, пользуясь слабостью женщин, делали их жертвой своих сексуальных посягательств, ничуть не меньше полицейских, может быть, даже больше. Полицейские видят тело жертвы, её слезы и следы насилия на теле, слышат стоны и плач. Психиатр работает с жертвой более продолжительное время, проникает в её сознание, вскрывая затаившиеся там воспоминания, которые разъедают психику подобно злокачественной опухоли, и пытается найти способы удалить их. Изнасилование — преступление, совершаемое не против тела, а против психики, и какими бы ужасными ни были физические травмы, увиденные полицейскими, скрытая боль, нанесённая жертве, намного страшнее. Вот почему доктор Кларис Гоулден посвятила свою жизнь спасению женщин, пострадавших от сексуальных преступлений. По натуре она была мягким и заботливым человеком, ей чуждо было физически мстить насильникам, но ненавидела она их всей душой.

Однако этот случай был куда сложнее. Доктор Гоулден по долгу службы поддерживала постоянные отношения с отделами по расследованию сексуальных преступлений в полицейских участках, которые находились в радиусе пятидесяти миль, но это преступление было совершено на федеральной территории, и следовало проверить, под чью юрисдикцию подпадает расследование. Она решила переговорить об этом со своим соседом, Дэном Мюрреем из ФБР. Существовало и ещё одно осложнение. Преступник, о котором шла речь, в момент совершения преступления был сенатором США и даже сейчас сохранил за собой кабинет в здании Капитолия. Однако с тех пор он занял другую должность. Теперь преступник уже не был сенатором от Новой Англии. Он стал вице-президентом Соединённых Штатов.

Должность командующего подводными силами Тихоокеанского флота была когда-то недосягаемой мечтой всякого подводника, но теперь это осталось в прошлом. Первым знаменитым командующим был вице-адмирал Чарлз Локвуд, а из тех, кто сумели разгромить Японию, более важную роль сыграл только Честер Нимиц, ну и, может быть, Чарлз Лейтон. Именно по команде Локвуда, занимавшего тогда этот самый кабинет на вершине горы, с которой просматривался весь Пирл-Харбор, Маш Мортон, Дик О'Кейн, Джин Флакки и другие легендарные командиры подводных лодок шли в бой против японских кораблей. Тот же самый кабинет, та же самая дверь и даже та же самая надпись на двери: «Командующий подводными силами, Тихоокеанский флот США», однако теперь, чтобы занять эту должность, воинское звание могло быть и пониже. Контр-адмирал ВМС США Барт Манкузо понимал, как ему повезло, что он сумел подняться столь высоко. Это радовало его.

А вот огорчало сознание, что он по сути дела стал командующим умирающего флота. Локвуд командовал настоящим флотом, который состоял из множества подводных лодок и плавучих баз. Ещё недавно Остин Смит посылал свои сорок субмарин в разные уголки самого большого в мире океана. Теперь же в распоряжении Манкузо всего девятнадцать ударных подводных лодок и шесть ракетоносцев, причём все шесть стоят у причала, ожидая, когда их разоружат в Бремертоне и затем пустят на металлолом. Не останется ни одного ракетоносца, даже в память о прошлом в качестве музейного экспоната. Впрочем, это мало беспокоило Манкузо. Ему никогда не нравились подводные ракетоносцы, не нравилась страшная цель, для которой они были предназначены, не нравилась система их скучного и методичного патрулирования, не нравился, наконец, моральный настрой их командиров. Воспитанный на ударных подлодках, Манкузо всегда предпочитал активные действия торпедных субмарин — предпочитал раньше, поправил он себя.

Раньше. Теперь всему этому пришёл конец — или почти пришёл. Со времён Локвуда назначение ударных атомных подводных лодок изменилось. Если в прошлом они занимались преследованием надводных кораблей — как торговых, так и военных, — то позже стали охотиться в первую очередь за вражескими подводными лодками, подобно тому как основной целью истребителей стало уничтожение истребителей же противника. Такая направленность сузила сферу действий подводников, сосредоточив все внимание на соответствующем снаряжении и блестящей подготовке команды. Никто не мог преследовать вражеские подводные лодки более успешно, чем ударные субмарины. Трудно было предположить, что это назначение ударных подводных лодок окажется ненужным. На протяжении всей своей службы на подводном флоте Манкузо готовился к выполнению задачи, которая, как он надеялся, никогда не будет поставлена перед ним, — обнаружении, преследовании и последующем уничтожении советских подводных лодок — и ударных и ракетоносных. Более того, ему удалось достичь в этом деле такого совершенства, о каком не мог мечтать ни один командир-подводник, — он принимал участие в захвате русской субмарины, — легендарном захвате, все ещё находящемся в списке самых секретных успехов его страны. В конце концов, захват в плен лучше уничтожения, не правда ли? Но время шло, и мир изменился. Манкузо приложил к этому немало усилий и гордился этим. Не стало Советского Союза.