Ребята приуныли. Всех больше бы устроило, если б Гульчехра Хасановна поговорила с ними о жизни или почитала бы книжку. А тут «повторение пройденного». Выручил староста Юз.

— Гульчехра Хасановна, помните, когда мы проходили Тимура, вы сказали, что у него был такой замечательный внук, прямо учёный. А потом вам всё было некогда о нём рассказать.

— Расскажите! — закричал четвёртый «Б». (Молодец староста!)

— Ну что ж, слушайте. Надеюсь, вы помните, что полчища Золотой Орды были остановлены воинами Древней Руси и воинами Средней Азии. Во главе русских войск стоял?..

— Дмитрий Донской!

— Во главе среднеазиатских полков?..

— Тимур!

— Тимур хотел стать властелином мира. Он сказал: «Вся Вселенная не стоит того, чтобы иметь двух царей» — и послал свои войска завоёвывать Крым, Кавказ и Индию.

Пять лет длился поход Тимура в Индию. Большой обоз следовал за великим шахом. Верблюды везли ковры и вазы. В разукрашенных кибитках ехали жёны повелителя Вселенной, жёны его детей, жёны его внуков. Ехали маленькие дети. Во время недолгой стоянки в горах Султанин жена Шахрука, младшего сына Тимура, родила ребёнка.

«Собственные корреспонденты» вытащили «корреспондентские» блокноты и в отчаянии переглядывались друг с другом.

— Надо писать или не надо? — обернулась к Севке Катя.

— Писать или нет? — прошептала громко Хадия.

— Надо или не надо? — понеслось по рядам.

— Что происходит? Хадия Фирузова!

Хадия встала.

— Чем ты обеспокоена?

— Я не знаю, надо писать или не надо?

— Что писать?

— Кор-рес-пон-ден-цию.

— Ничего не понимаю. Староста, почему в классе шум?

Юз встал, но заговорили все разом. Каждый хотел объяснить, что они не просто шумели, а шумели по делу. Гульчехра Хасановна отошла к окну и принялась смотреть на двор. Пришлось замолчать. Тогда Гульчехра Хасановна вернулась на место и сказала как ни в чём не бывало:

— Староста, что происходит в четвёртом «Б» классе?

— Четвёртый «Б» придумал записывать интересные рассказы. Мы будем записывать всё, что услышим об интересных делах и поступках.

— И наш класс станет знаменитым, и все скажут: «Знаменитый четвёртый «Б», — вставил «возникало» Саттар.

Тут уж Севка не выдержал:

— Совсем не для того. Мы просто хотим, чтобы все узнали про то интересное, что случилось с другими людьми.

— Поняла, — сказала Гульчехра Хасановна. — По-моему, вы придумали хорошо. Осталось решить, что записывать, а что нет. Давайте сделаем так: записывать вы будете только те случаи или события, о которых вам будут рассказывать сами участники. А про то, что мы знаем из книг, записывать не надо, потому что про это уже написали до нас.

— Мы напишем про то, что никто не знает, и станем знаменитыми, — сказал Саттар.

— Оседлал шайтана и поехал по свету, — сказал Анварка.

Все засмеялись.

— Так как же, — спросила Гульчехра Хасановна, — надо или не надо записывать то, что я сейчас рассказываю?

— Не надо!

— А слушать?

— Надо!

— Тогда продолжаю. Итак, у Тимура родился ещё один внук. Ему дали имя Мухаммед Тарагай, но дед пожелал, чтобы его звали Улугбек — «великий правитель». Так его все и звали. Маленьким мальчиком ходил Улугбек с дедом в походы, а когда сам стал правителем, то воевать перестал.

Замолчали военные трубы, свернулись боевые знамёна, перестала литься кровь.

Улугбек получил во владение Самарканд и правил им ровно сорок лет, с тысяча четыреста девятого по тысяча четыреста сорок девятый год.

Правитель вёл обычную жизнь феодала — устраивал шумные пиры, пышные выезды, охоты. Но вместе с тем он любил науку и стремился к знаниям. При его дворе жили математики, астрономы, поэты, врачи. Они писали книги, вели занятия в медресе, то есть в школах. Просвещённый владыка был явлением очень редким, и потому один из придворных поэтов написал: «Небо должно ещё много раз совершить кругооборот, прежде чем оно создаст такого учёного правителя». Улугбек и сам писал стихи. Но особенно много времени он уделял занятиям арифметикой, геометрией и астрономией. По его приказу была построена обсерватория. Она считалась лучшей для своего времени. Развалины обсерватории до сих пор возвышаются на одном из самаркандских холмов, в четырёх километрах от города.

Что тебе, Клюев?

— Я хочу сказать: когда мы проходили Древнюю Русь, нам Вера Степановна тоже очень интересно рассказывала про Новгород, а потом мы взяли и поехали туда. И всё увидели своими глазами.

— В тебе есть задатки организатора, — усмехнувшись, сказала Гульчехра Хасановна.

— Ага, — согласился Севка. — Однажды я организовал экскурсию в Рыцарский зал. Мы ходили туда всем классом, и мой папа рассказывал про оружие. Ещё я организовал мальчишек нашего двора стоять на голове. Сначала никто не умел, а потом все научились.

— Прекрасно. Скажи, пожалуйста, сколько километров от Ленинграда до Новгорода?

— Сто восемьдесят.

— Сколько часов вы ехали?

— Три часа.

— А от нас до Самарканда гораздо больше, да не по низине, а по горам, серпантином.

— Поедем! Пожалуйста, поедем! Мы не устанем! — закричал четвёртый «Б».

Тут зазвенел звонок. И хотя ребята изо всех сил пытались удержать Гульчехру Хасановну, она сказала, что у неё дела, и вышла из класса.

На перемене Севка должен был показать, как он делает стойку. Севка не любил, чтоб его долго просили. Он с разбега встал на три точки, замахал в воздухе ногами и запел «кверхногамную» песенку:

Последнюю строчку можно было менять. И в зависимости от места, где делалась стойка, петь: «здесь на земле», или: «здесь на ковре», или: «здесь на столе». В данный момент дело происходило на лужайке школьного двора.

«Кверхногамная» песня была так заразительна, что всем сразу захотелось научиться стоять кверху ногами. Дел у Севки прибавилось.

Дома его тоже ждали дела. На Севкиных плечах лежала одна из самых главных хозяйственных обязанностей — он был водоносом и ежедневно наполнял водой деревянный пятиведёрный бачок, стоявший на краю суфы.

Колодец помещался в ичкари. Так называлась та половина дома, где жил Садулла со своей женой. Посторонним мужчинам ходить туда было нельзя, а мальчикам можно. Старик Садулла жил по старым обычаям и жену свою заставлял жить по старым обычаям. Когда она проходила мимо археологов, то закрывала лицо концом головного платка.

Ещё в ичкари жила внучка хозяина, та самая девчонка, которая орала, когда Карим и Катя спасали Карлсона. Ещё там жила мать девчонки, но её археологи видели редко: она работала в ресторане и приходила домой поздно. Другие сыновья и дочери Садуллы жили кто в Самарканде, кто в Ташкенте, а кто даже в Иркутске.

Севка взял ведро и побежал по тропинке через сад. Навстречу ему потянулся сладковатый дымок саксаула — верный признак того, что у хозяина варится плов. «Плов в котле, гость во дворе», — сказал бы Анвар. Так и есть. В айване сидели хозяин и незнакомый Севке мужчина. Перед ними стояло блюдо с белой сладкой нишалдой[17] и лежала гора лепёшек. Жена Садуллы, закрыв лицо платком, прислуживала.