Напиши мне хоть два слова сразу по получении письма – я ведь не знаю, сколько времени у меня есть, – на адрес Франсуазы – лектриссы.

Обнимаю тебя, Бог даст, до встречи. <…>

Здравствуй, дорогой Игорь!

<…> Я полагаю, что дистанция между художественной Москвой и N. Y. – дистанция, больше, чем океаны, и что универсального искусства, пригодного для всех географий, нет. Искусство – «губка» (по определению Пастернака) – живёт всё же соками, впитанными в реальных и конкретных условиях. (Извини за отступления, можно со мной и не согласиться).

В N. Y. очень трудно с улицы попасть в галерею. Очень много художников. Нужно время вживания в эту среду (чтобы тебя знали, примелькался, биологическое отторжение чужого). У Вас, я полагаю, тоже самое (и в Париже та же игра). Но сравнить художественные идеи всё же интересно и необходимо.

Можно, я думаю, найти галерею, город, страну, которые ближе твоей ментальности. О поездке в Европу. Я думаю, она реальна (пока для одного). Мы собираемся немного подкопить для этой цели. Обмен информацией о художественной жизни необходим. Перед нами есть выбор, и грех его не использовать. Если, Игорь, у тебя будет возможность приехать, то у нас можно жить (и есть). Я постарался бы показать тебе то, что знаю. You welcome!

Лёня Соков мне сообщил все изменения его данных. Поскольку его дела не двигаются, а я из N. Y. помочь не в силах, то я «изобрёл» приманку для тех, кто мог бы сделать вызов, но не знает Лёню и не слишком заинтересован возиться. Я хочу заплатить 500$ любому, кто сделает ему бумагу. Чек пошлю, как только Лёня подтвердит получение. Так что можно дать мой телефон <…> мой адрес, а я могу подтвердить и дать какую угодно гарантию. Хорошо бы сообщить это в Израиль, может, там люди так сделают. У меня нет рычагов в Израиле. Сейчас вызов можно сделать только оттуда. Разницы в географии в Москве не знают.

Лёня с благодарностью сообщает, что ты много помогаешь ребятам в выставках и прочем. Я в этом смысле ничем им помочь не могу, так как и для себя пока ничего сделать не сумел да и интерес к русскому искусству нулевой. Вообще здесь мы поставлены в условия, когда надо побыстрее снять с себя национальную принадлежность. Более того, скажу, что если бы и была бы русская выставка, она бы с треском провалилась. Я лично не очень вижу кого-либо здесь хорошо смотрящегося. Очень-очень много различий в понимании и подходе. Эрнст [Неизвестный], к примеру, я не говорю о художественных качествах (несмотря на все свои европейские регалии), не может выставиться здесь. Да, я думаю, это, может, и счастье, а то ему бы ещё всыпала критика. (Я не имею в виду коммерческие галереи, которые выставляют что угодно.) В N. Y. есть установка не очень считаться с признаниями в других столицах. Отчасти это верно, то, что хорошо для Парижа, не найдёт себя здесь и наоборот. (Большую роль играет стиль, направление. Этой классификации держатся галереи. Пример: Шемякин.) Трудностей в этом вопросе много. Я ещё не всё понимаю. Хочу объяснить то, что понял.

Русских художников, близких по духу, подходу к искусству, я здесь не нашёл. Неудача наша общая. Одиночество духовное не слишком способствует работе. Обретение среды, нужной среды и единомышленников, необходимо, и время поможет. Всё сразу обрести нельзя. <…>

До свидания. Твои Люда, Саша

Дорогой Алик!

Очень меня это удручает – отсутствие постоянной надёжной связи между нами. Я послал тебе один толстый конверт с письмами (одно для тебя и другое для тебя и других) и два пакета с каталогами и журналами. В письме я просил сразу же, по этому же каналу, сообщить о получении, но до сих пор не имею никакого ответа. Виделся ли ты с Поль, познакомились ли вы, удалось ли вам подружиться? Это было б очень и очень важно, если б она помогла нам в нашей переписке. Поговори также с Серёжей Е. [Есаяном], пусть он передаст тебе тот канал, которым пользуется сам. Отсюда так горько видеть и твою беспомощность, и эгоистическую изолированность, и сосредоточение лишь на своих интересах всех остальных.

Все сведения о наших делах я имею лишь на то состояние их в конце декабря, когда ты писал твоё большое письмо. В своём ответном письме я писал о том, как можно было бы некоторые вещи упростить (не переводить, не гнаться за объёмом и т. д.). Название чем дальше, тем больше мне нравится. Я уже и не представляю лучшего. Да потом, очевидно, дело не в названии: привыкают к любому и ассоциируют с содержанием. Какая разница, зовут мальчика Альфред или Вова, важно какой он человек. Чем «Да – да» хуже «Голубых всадников» и прочие примеры. Все не говорящие по-русски утверждают, что звучит хорошо. Я сделал макет обложки. Очень простой, но сколько же вариантов перебрал перед этим и отверг. Стремился попасть в точку на пересечении скромности и шика. Решение – в первом, техническое исполнение должно быть во втором. Мне очень хотелось бы, чтобы вам всем понравилось. Мысленно я представлял всех участников первых и последующих №№ и стремился к тому, чтобы не было дисгармонии между содержанием и упаковочным покрытием. Предусмотрено также некоторое видоизменение из № в № за счёт цвета при той же графической композиции. Впрочем, я не знаю ещё ваших предложений и философии на этот счёт. То, что я остановился на этом, может быть, на первый взгляд странном и маловыразительном варианте, обусловлено знакомством со множеством аналогичных или параллельных изданий, среди которых я так и не нашёл удовлетворительного примера (может только кроме Carte secrete – посмотри у Серёжи Е. [Есаяна], у него есть один №). Но это только как общий ход мысли, потому что наша вещь будет совсем другой.

По латинской поговорке – начало половина дела, поэтому очень и очень важно начать, сделать первый №, остальное будет намного легче. Многое будет утрясаться, формироваться по ходу работы, физиономия будет выявляться постепенно, а в первых 5-7 можно экспериментировать, менять разделы, можно посвящать отдельные №№ отдельным художникам, не целиком №, но в основном. Например, было бы хорошо 3 или 4 № сделать о Кабакове – это будет интересно всем, и здесь и там, будет нужно и своевременно. Отсутствие всякой связи с тобой вселяет в меня тревогу и беспокойство, я уже и не знаю что думать. В голову приходят тревожные мысли. <…>

Нет времени дописать письмо. Алик, прошу тебя, хотя бы маленькую открыточку от тебя, от Лиды, чтобы я знал, что вы живы, здоровы и всё в порядке. <…>

Игорь

Дорогой Лёня!

Получил твои серии «Палец», «Очки» и «Часть лица». Для выставки в Турине47 и Германии48 сделал второе и третье по одному экземпляру (фон и рама). С «Пальцем» сложнее – нужны механизмы. Сегодня позвонил Ж. [Мелконян] и сказал, что у него есть размеры для фона. Оказалось, что я сделал несколько большего размера. Я понимаю, что тем самым нарушаю твою авторскую волю, но что поделаешь, время не терпит. Если переписываться по каждому пустяку, то все сроки прозеваешь. Поверь мне, получилось очень хорошо, и дух твоих работ полностью сохранён.

Все твои просьбы выполнил, соц-артам [Комару и Меламиду] написал. Теперь дело за ними.

Твой «Рубль» дошёл несколько попорченным. Нужно его реставрировать, а у меня нет под руками ни гипса, ничего другого. Если успею отреставрировать, то дам его в Турин. «Рубашку» и другие работы пока не прислали. Всего тебе хорошего. Работай. Обнимаю.

Игорь

Дорогой Алик!

Очень тороплюсь, поэтому буду писать очень кратко. Самое важное сейчас: связь, связь и связь. Я потерял все контакты с тобой и другими. Я ничего не знаю о состоянии наших общих дел. А время не терпит, нужно торопиться. Я ничего не знаю, получил ли ты то, что я посылал? Письма и две бандероли.