Обнимаем. Твои друзья Герловины
Сидоров – Шелковскому 07.02.77
<…> Только что от меня ушёл Иван [Чуйков], говорили о выставке (в Москве сейчас такая же выставка, как в прошлом году на ВДНХ), но я о ней сейчас писать тебе не буду, надеюсь, что это лучше сделают Герловины или Иван. Мне выставка не понравилась, но тут чувства сложные, так просто не напишешь. Много говорят о Лондонской выставке21, но толком никто ничего не знает.
Был недавно у Фёд. Вас. [Семёнова-Амурского]. Как я и предполагал (а это совсем не трудно и большого ума здесь не нужно), его надули с покупкой картин: на обсуждении наобещали, а потом отказались от своих обещаний и ничего не купили. Меня поражает и огорчает его трусливая безалаберность (других слов я подобрать не могу). Он никак не хочет всерьёз позаботиться о будущем своих работ и архива. Нет у него никакого завещания, никаких распоряжений, да и этого было бы мало, т. к. необходимо сейчас, пока ещё есть силы и здравый смысл (впрочем, в последнем я уже не уверен), пристроить и рассредоточить свои работы. Иначе, оставленные на авось и на «доброго дядю», они сгниют у родственников на чердаке или в московских подвалах. Другого здесь быть не может. Игорь, я совершенно не компетентен в этих делах и, может быть, предлагаю глупость (но глупым я быть не боюсь), а вот другой страх заставляет меня думать о делах, собственно меня и не касающихся, но касающихся
всех нас
. Речь ведь идёт не о пустяках, поэтому отнесись к этому серьёзно. Проблема такова: есть ли реальная возможность пристроить (даже бесплатно, в порядке дара) несколько его работ в тамошних музеях и в частных галереях (исключая, конечно, Глезера!). Это был бы верный шанс, во-первых, сохранить надёжно некоторое количество его работ, во-вторых, и это тоже немаловажно, показать его широкой публике. Это тонкая и деликатная проблема, и она требует всестороннего обсуждения. Ф. В., в принципе, не против, но это пока – на уровне абстрактных проектов. Боюсь, что когда дойдёт до дела, трусость возьмёт своё (она всегда берёт своё). Но я немного надеюсь на некоторое своё влияние, которое я, кажется, имею на него. Повторяю, что дело это очень тонкое и сложное и, вероятно, я изложил его слишком общо, поспешно и невразумительно, но уверен, что ты поймёшь и с полуслова. Если ты поддержишь мою идею, а она вполне выполнима – напиши мне об этом подробнее. <…>
Есаян – Шелковскому 02.77
Игорь, родной!
Два вечера – омаж тебе с Жаком [Мелконяном], Ваней Ч. [Чуйковым] и Аликом [Сидоровым]. Все 4 открытки и письмо я получил. Очень грущу без тебя на Сретенке. Здесь уже зима и зимние выпивки. Жак очень мил, полон симпатии к тебе и считает, что ты не должен связываться с коммерч. галереями. Я в этом не понимаю, но думаю, что его надо слушать. Видел ли Андрея Boris. [Накова]? О своём существовании писать не хочется – оно паскудно.
Вера тебя целует, пиши нам, я полагаю, что увидимся скоро.
Твой любящий тебя S.
Шелковский – Щенникову 12.02.77
Дорогой Алик!
Меня никак нельзя упрекнуть в том, что я ничего не пишу, я послал уже больше сотни писем и трачу на письма много времени, которое сейчас для меня особенно дорого.
Вообще все не пишущие отсюда разделяются на две категории: первая – таких большинство – от того, что нечем похвастаться, вторая, меньшая, от того, что не хотят хвастаться. Те, кто уехал сюда ради шикарной жизни, быстро убеждаются, что променяли шило на мыло, потому что первые годы для всех эмигрантов очень трудные во всех отношениях. Уехавшие иногда попадают, на первых порах, в условия хуже прежних. В Австрии они живут в отеле, похожем на коммунальную квартиру с общей кухней, ванной и туалетом. О чём в Москве никто не знает – то, что Запад так же неодинаков, как и Восток. Германия, Швейцария – очень богатые страны, Австрия может быть менее, но выглядит более добротной и изобильной в сравнении с Францией. Париж более скромный город в сравнении с раззолоченным Цюрихом, но его прелесть и очарование – в другом.
Все европейские страны не принимают эмигрантов, попасть сюда из Вены очень трудно (хотя не невозможно). Обычно все эмигранты (кроме направляющихся в Израиль) едут в Америку, некоторые в Канаду и Австралию – страны открытые для эмиграции. Легче и солиднее остальных устраиваются люди технических профессий, они первыми получают все необходимые документы для въезда в эти страны. В Америке очень высокий уровень жизни и те, кто живёт на средства от благотворительных фондов, только по сравнению с остальными (я так предполагаю) выглядят бедными, по московским же нормам они живут вполне и вполне нормально. Лишь психологические причины, неспособность видеть всё иначе, как в чёрном свете, вызывают такие письма, как у Лимонова. У него это всё ещё усугублено личной драмой – жена ушла.
По моему уровню жизни сейчас я занимаю, наверное, низшую ступень. Тем не менее я живу лучше, чем в Москве, я могу покупать очень хорошие продукты (зелень, творог, например) в магазинах или на базаре рядом с домом и безо всяких очередей. Стоит всё это очень дёшево, а на рынках ещё дешевле (вспоминаю наш Центральный). Вегетарианцем быть здесь гораздо легче (трудно приходится на частых званых обедах).
В каждой комнате, заполненной мебелью, можно натыкаться на углы, но в своей, обжитой, мы можем ходить хоть с закрытыми глазами, а в новой – мебель расставлена по-новому. Кто жалуется на дорогие квартиры, забывают про дешёвую еду и одежду. Бутылка столового вина здесь стоит как 2-3 билета на метро (кстати, бутылки таковы, что когда выпьешь вино, становятся мягкими – скомкал, выбросил; не все, конечно, есть и стеклянные). <…>
Шелковский – Сидорову 14.02.77
Дорогой Алик,
<…> Моя жизнь без особых перемен. Курсы, работа дома и переписка, уже слегка изнуряющая меня, хоть заводи письмоводительскую контору.
С Фёд. Вас. всё очень сложно. Я ему говорил это уже давно, что самый главный враг художника Семёнова-Амурского – человек Семёнов-Амурский. Можешь ему это напомнить. Трусостью и юродством он давно уже прославился, и теперь его заботы, чтобы ещё упрочить эту репутацию (тоже способ самоутверждения). [неразборчиво] ведь понимаешь, что в вопросе устройства его выставки здесь в какой-либо частной галерее (здесь только частные) на официальные мосховские каналы надежды нет и быть не может. Легче верблюду пролезть в игольное ушко. В то же время на все остальные способы он никогда не согласится по своей принципиальной боязни или будет долго тянуть и откажется в решительный момент. В музеях здесь висит то, что проходит через галереи, так же как картина без рамы ещё не картина, так же художник, не показанный галереей, ещё не художник. Знакомство широкой публики с художником происходит через галерею, которая его преподносит, представляет. Сейчас здесь галерея Верни прекрасно представляет Парижу Лиду Мастеркову22. Но все галереи имеют коммерческую основу. Обычно художник получает 30% от стоимости своих вещей. На удачной выставке продаются все вещи, которые после этого попадают в руки более или менее известных коллекционеров. Те в свою очередь могут их экспортировать, продавать, репродуцировать и пр. Музеи обычно пополняются за счёт преподнесённых в дар коллекций.
Если бы у меня здесь сейчас было бы 100 или 200 его работ, я мог бы попытаться заинтересовать ими некоторые галереи (хотя я здесь пока ещё как в потемках, несмотря на 4 месяца). Другой способ – направить, дать его адрес кому-то едущему в Москву, тому, кто мог бы из корыстных (т. е. деловых) соображений заинтересоваться и всё это устроить. Но пока я таких людей не знаю и не знаю, как их найти. К тому же при характере Фёд. Вас. – смесь трусости и гордости – мне эта затея кажется ещё более безнадёжной.
