Его голос стал чуть тише. Наверняка, ему не нравилось вспоминать своё «радужное» детство. Тем более — рассказывать о нём.
— Не сталкиваясь с явным обманом до этого, я почувствовал, как внутри растекаются злость и возмущение. Без тени страха я с порога на повышенных тонах спросил, почему же глава нашей, пусть не очень дружной, но большой семьи творит беспредел. Разумеется, вместо оправданий и просьб держать язык за зубами мне поведали, кто я, сделав акцент, что являюсь отродьем демона, откуда взялся, и куда мне идти. Очень красочно и подробно. С покрасневшей мордой, пуская слюни брызгами во все стороны, этот толстый боров поведал, что выкупил меня у семьи спившегося сапожника, который сказал покупателю, что нашёл меня у тела бездыханной оборванки, за пару бутылок эля, — упомянув мать, мужчина перевёл взгляд на огонь и продолжил. — Я не знаю, что именно тогда переполнило чашу: злость, обида, страх или осознание того, что в этом мире ребёнка можно купить за бутылку спиртного так же легко, как поймать кролика в клетке. Но я сорвался. И тогда впервые увидел неподдельный страх в глазах властного и большого во всех смыслах человека, который в два прыжка оказался на кровати, где, сжавшись в комок, орал и просил, чтобы я не приближался. Недоумевая, почему вызвал такую бурную реакцию, я сделал пару шагов вперёд и наткнулся на своё отражение в зеркале. Нет, я знал, что у меня зелёные глаза, хвост и красная кожа, покрытая шрамами. Но тогда они окрасились более ярким цветом и даже слегка загорелись, а в глазах родился огонь. В тот момент я испугался самого себя, но ещё не до конца осознавал, что случилось. Тогда мной овладела удушающая паника, а голос, родившийся в голове, командовал, чтобы я бежал без оглядки, — он слегка тряхнул головой, будто желая прогнать тот жуткий голос, который от воспоминаний вернулся вновь. — И я бежал, пока не кончилось дыхание вместе с силами.
— Ты точно не собрался окунуть нас в историю своей жизни «от и до»? — вставил я, воспользовавшись молчанием Аргондариона, который завис в мыслях, гипнотизируя огонь. Вдруг он глубоко ушёл в свои детские кошмары, забыв, что рядом сижу злой и тёмный я. Спасу бедолагу от ошибки. — Пожалеешь потом.
Вместо и так нежданной благодарности я был вознаграждён взглядом, от которого бы зверь поджал хвост и убежал дальше, чем видит, а человек, пожалев о сказанном, откусил бы свой язык и сжался в комок. Но я поддерживал зрительный контакт, не обращая никакого внимания на его старания. Научить бы его самоконтролю, а то разоряется попусту.
— Я уже сказал, что ты никогда не добьёшься и не услышишь от меня больше, чем захочу сам, — процедил он сквозь зубы, напомнив мне старую змею.
— Молчу, как оракул в дни лунного затмения.
— Постарайся, а то мне рот закрыть дело секунды, — всё не успокаивался тифлинг, но вскоре начал остывать и, наконец, продолжил. — После этого я даже и не думал о том, чтобы вернуться. Ведь все знают, что делают со зверем, посмевшим оскалится на хозяина. Вот и я это прекрасно понимал. Тем более, беря в расчёт характер управляющего цирка, в котором сплетались самовлюблённость, жадность и, как оказалось, трусливость блохастой шавки. Так я и остался на улицах города, где долгое время старался заработать на кусок хлеба честным трудом. Но везде, куда бы я ни сунулся, меня гнали прочь метлой из-за расы без долгих объяснений. А я очень хотел знать, в чём провинился перед жителями. Вскоре, став чуть старше и обозлившись на всех, я начал воровать, чем сейчас не горжусь. Но, как говорится, один в поле не воин, тем более — молодой и сопливый. После очередной кражи мне дали это понять очень доходчиво. Так я стал членом небольшого, но имеющего внушительную репутацию в городе клана, занимающегося кражами гораздо большего масштаба. Им ни к чему было оставлять таракана на своей кухне, где всё было налажено и спрятано. А так как я был ещё очень слаб и даже не думал заниматься развитием своих способностей, пришлось подчиниться и примкнуть к ним. Первое время я даже чувствовал себя членом сплочённой семьи, которого любили. Мне дали самое главное, в чём я нуждался тогда — заботу и внимание. В добавок к этому рассказали о том, что я так долго жаждал узнать: кто такие тифлинги. Разумеется, умелые рассказчики преподносили всё это в самых радужных цветах, чтобы я гордился своим происхождением и шёл на дело, так сказать, с гордо поднятой головой. В клане меня научили владеть оружием, сражаться и отстаивать своё место в жизни. Но вместе с этим я научился и убивать.
Последняя фраза далась ему с трудом. Было заметно, как он сглотнул ком в горле.
— Первый раз я отнял жизнь, чтобы встать на ступень выше в иерархии клана. Да, мне дали шанс, убедив, что цель — мерзкая, бесчувственная тварь, к которой чуть ли не каждую ночь водят девочек и мальчиков для утех. Я согласился, думая, что сделаю город чуть чище, стерев столь грязное пятно, — он усмехнулся горькой усмешкой. — Как я узнал гораздо позднее, тот мужчина был невиновен. Его оклеветали и хотели избавиться, послав палача в моём лице. И своего добились, — слова резанули острым лезвием, и я прикрыл глаза, отгоняя прочь уже своих демонов прошлого. — Так я шёл кровавой дорогой, считая её праведной, пока не стал правой рукой главы клана. Тогда… — он сжал губы от злости, но сразу же взял себя в руки, — я узнал, как делались дела на самом деле. Из меня просто слепили послушного пса, которому в нужный момент давали команду, и он убивал, доверяя хозяевам. Но как только я понял, что в тёплой и защищённой норе, которую принял за дом и жил там несколько лет, водятся змеи, а не собратья по оружию и вере, я снова сбежал, пообещав когда-нибудь вернуться и отомстить за себя и за всех, кого несправедливо отправил в могилы. Так я опять стал одиночкой, но уже никогда ни под кого не прогибался. Лишь делал вид, когда было нужно.
Да, как бы ты ни хотел, тифлинг, у нас есть что-то общее. Но не стану тебя огорчать этим открытием.
— Я стал вновь искать своё место в жизни и ремесло для заработка, — вновь заговорил он. — Но как ни старался разорвать связь с кровью, рано или поздно приходилось пачкать руки. Людей я теперь не трогал — ловил животных для выделки шкур, что продолжаю делать и по сей день. Иногда подрабатывал следопытом. Параллельно этому постепенно узнавал о своих «корнях» истинную правду. И чем больше мне открывалось, тем сильнее я ненавидел ту часть себя, в которой жил демон. Я старался не пользоваться своими способностями, не развивал их. Дошло до того… — он резко оборвал фразу на полуслове, видимо, поняв, что не хочет её закончить. — Было многое, от чего я отказался, чтобы меньше чувствовать себя отродьем этих никчёмных. Но ни капли облегчения и успокоения не приходило. Я молился о том, чтобы агония, разрывающая изнутри, ушла, затихла хотя бы на время. И когда я уже стоял на краю пропасти, готовый избавиться от боли и отвращения к себе, к своему роду, пришло спасение. В одну из ночей мне привиделась чудесная дева, назвавшаяся Нэариге́шу. Она притупила боль и сказала, что может подарить мне прощение, что будет ждать меня в своём храме, который обязательно найду, если только поверю. Проснувшись, я осознал, что привидевшееся было не сном, а знаком свыше. Мне было нечего терять, некуда идти, и я решился отправиться на поиски. Блуждая из города в город примерно три месяца, но, не теряя веры и надежд, наконец, достиг цели и получил награду за стойкость. Богиня предложила стать её жнецом душ. Взамен, когда придёт время, она обещала подарить мне прощение и шанс отправится в царство света, а не тьмы. Только я должен отправлять к ней лишь тёмные души. Если же ошибусь с выбором, то она имеет право расторгнуть сделку и даже наказать, отправив сразу во тьму. Я даже рад таким условиям. Меньше буду мучиться, гадая, у того ли отнял жизнь, — тифлинг вновь посмотрел в окно, и в его глазах отразилось солнце. — Такова моя история, некромант.
Пока мужчина делился крупицами своего прошлого, я всё это время рисовал для себя его портрет. В итоге получился лишь сырой набросок, который вряд ли когда-нибудь будет закончен без желания натурщика. Но мне очень хотелось напоследок нанести очередной штрих, который, скорее всего, окажется последним.
