Дверь открылась, и на пороге появилась Мейрин. Йен туг же обнял жену, а она положила голову ему на плечо.

Но, начав говорить, она обращалась только к Элерику.

— У Кили все хорошо. Мы ее согрели и уложили в постель. Один из нападавших ударил ее по голове, но рана неопасная. Даже швы не придется накладывать.

Элерик вздохнул с облегчением. Он безучастно смотрел на женщин, гуськом проплывших мимо, и проигнорировал вопросительный взгляд Мейрин, устремленный на него. Как только комната опустела, он открыл дверь, собираясь войти.

Задержавшись на пороге, Элерик обернулся и обратился к братьям.

— Проследите, чтобы нас не беспокоили.

Открыв глаза, Кили увидела Элерика, который, стоя у края постели, грустно и задумчиво смотрел на нее.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Тепло. Наконец-то мне тепло!

Но озноб не желал так легко сдавать свои позиции, и по телу Кили снова пробежала дрожь.

Бормоча ругательства, Элерик мгновенно забрался под кучу одеял и крепко обнял возлюбленную.

Это было райское наслаждение, подарок небес! Как будто ей в постель положили большой камень, согретый в печи, и она каждой клеточкой врастала в него, жадно поглощая тепло. Кили даже застонала от удовольствия.

— У тебя что-нибудь болит? — с тревогой спросил Элерик.

— Нет. Просто мне очень хорошо. Твое тепло так приятно обволакивает, что даже шевелиться не хочется. Так бы вечно и лежала с тобой рядом.

Он поцеловал Кили в лоб и нежно погладил по щеке.

— Если бы у меня была свобода выбора, я бы ни на шаг тебя не отпускал.

— Можно мне теперь поспать? Мэдди сказала, что рана на голове неопасна. И у меня глаза закрываются.

— Да, Кили, спи. А я буду рядом, чтобы оберегать твой сон.

От этих слов сердце Кили наполнилось радостью, а жар тела Элерика окончательно победил озноб.

Хотя она прекрасно понимала, что Элерику не следовало находиться здесь, у нее не было ни сил — ни желания — расставаться с ним.

Потершись щекой о его широкую грудь. Кили умиротворенно вздохнула. Еще одна ночь принадлежала ей, и она не собирается горько сокрушаться о том, чего нельзя изменить. Она будет с радостью наслаждаться каждым моментом. подаренным ей судьбой, а завтра — пусть будет, что будет.

Посреди ночи Элерик проснулся от того, что Кили беспокойно ворочалась у него под боком. Он мгновенно пришел в себя, когда понял, что ее лихорадит.

Приподнявшись, он некоторое время наблюдал за ее конвульсивными движениями в полумраке комнаты. Положив руку на лоб любимой, он ужаснулся.

Отдернув руку, Элерик не сдержался и выругался — так силен был жар, исходивший от ее тела.

— Холодно, — едва слышно прошептала Кили. — Мне очень холодно. Пожалуйста, дайте огня. Больше огня!

Несмотря на сильный жар, она продолжала мерзнуть.

Тише, любовь моя, я тебя согрею.

Стоило ему произнести это, как откуда-то из глубин подсознания всплыла мысль о том, что человеку, страдающему от жара, лишнее тепло только навредит. Как помочь в такой ситуации, он толком не знал. Может быть, стоило скинуть с нее меховые одеяла, раздеть и посадить в холодную ванну? Или можно обойтись холодными компрессами на лоб?

Элерик чувствовал себя совершенно беспомощным. Он не умел ухаживать за больными, которых лихорадит от сильного жара. Он был искусным воином, умел убивать и наносить удары, но залечивать раны не умел. Совсем.

Очень осторожно он отодвинул от себя Кили и выбрался из-под мехов. Прохладный воздух приятно остудил тело, ибо Кили была горяча, как раскаленная печь, и теперь не он ее. а она могла бы согреть их обоих.

Элерик наклонился и прикоснулся губами к ее пылающему лбу.

— Я скоро вернусь. Обещаю.

У него защемило сердце от ее слабого стона, но он развернулся и быстро вышел из комнаты. В коридоре было темно и тихо. Замок мирно спал. Элерик направился в другую половину замка, где располагалась спальня Йена.

Он осторожно постучался, зная, что брат спит очень чутко, но войти не посмел из-за опасения поставить в неловкое положение лэрда и его жену: мало ли чем могли заниматься муж и жена среди ночи.

Только услышав ворчливое приглашение войти, Элерик приоткрыл дверь и просунул голову внутрь.

— Это я, — прошептал он.

Йен свесил ноги с кровати, но прежде, чем встать, осторожно подоткнул меховое одеяло вокруг Мейрин.

— Это ты, Элерик? — сонно спросила Мейрин. — Что случилось? Что-то не так с Кили?

— Спи, дорогая, — ласково сказал Йен. — Тебе нужно отдыхать. Я сам разберусь.

— Ничего не случилось, заверил ее Элерик. — Мне необходимо срочно поговорить с Йеном.

Йен быстро оделся и вышел с Эриком в коридор.

— В чем чело? опроси и он.

— Я не хотел говорить при Мейрин, она ведь не уснет, если сказать ей правду. У Кили сильный жар, а я не знаю, что делать,

— Пойдем посмотрим, — сказал Йен.

Когда мужчины пошли в спальню Кили, то увидели, что асе меховые одеяла сброшены на пол, а больная, жалобно постанывая, мечется по кровати.

Йен нахмурился и подошел к постели. Он наклонился, положил руку на лоб Кили, провел ладонью по щекам.

— Да, она вся горит, мрачно констатировал он.

От страха у Элерика перехватило горло.

— И, как такое могло случиться? Ведь она почти не пострадала, отделалась шишкой на голове. Даже швы не пришлось накладывать.

— Чего ты ожидал? Девушка пролежала в снегу несколько часов кряду на трескучем морозе. Такое испытание может свалить с ног даже закаленного в боях воина!

— Но ведь это не смертельно?

— Не стану тебя зря обнадеживать, Элерик, — со вздохом сказал Йен. — Я понятия не имею, насколько это опасно. Тальке время покажет. А сейчас попытаемся сбить жар и охладить ее, невзирая на озноб. Я распоряжусь, чтобы принесли миску с холодной водой и льняные тряпочки, будем смачивать ей лоб. Наш отец всегда утверждал, что это, как ни странно, лучшее лекарство от любого жара. Однажды он приказал наполнить снегом лохань и положить туда воина, который четыре дня кряду метался в горячечном бреду. Воину пришлось несладко, но это спасло ему жизнь. Он до сих пор здравствует,

— Я сделаю все, что угодно, лишь бы спасти ее!

Иен кивнул.

— Я знаю это. Оставайся здесь. А я схожу вниз и распоряжусь, чтобы нам приготовили все, что нужно. Предстоит долгая ночь, Элерик. И жар может продлиться не одни сутки.

— Она ухаживала за мной, когда я был при смерти, — тихо сказал Элерик. — Она спасла мне жизнь, и я все сделаю для нее. У бедняжки никого нет. Теперь мы — ее семья. И мы обязаны позаботиться о Кили, как о полноправном члене нашего клана.

Йен колебался лишь секунду, затем кивнул.

— Я в большом долгу перед этой девушкой, которая спасла двух дорогих мне людей — тебя и моего сына. И буду еще больше обязан ей, если она поможет Мейрин благополучно разрешиться от бремени. Я тоже на все готов, чтобы помочь ей.

У Элерика гора с плеч свалилась. Он был безмерно счастлив, что брат поддержал его. Кили стала ему очень дорога, и, хотя им не суждено быть вместе, он сделает все. чтобы она ни в чем не нуждалась.

Когда Йен вышел из комнаты, Элерик подошел к Кили, которая перестала метаться и затихла, безжизненно распластавшись на постели.

Он прилег рядом и нежно провел рукой по телу любимой, задержавшись у шеи. Кожа Кили была сухой и горячен, но, почувствовав ласку; больная невольно потянулась к нему; потрескавшиеся пылающие губы обожгла ему ладонь.

Инстинктивно Кили вплотную придвинулась к Элерику и жадно приникла к его телу, просунув ногу между его ног, как будто хотела высосать из него все тепло.

— Холодно, — бормотала она. — Мне так холодно.

Элерик положил руку ей под голову и поцеловал в висок.

— Я знаю, любовь моя. Знаю, что тебе холодно. Обещаю, что позабочусь о тебе. Даже если ты станешь проклинать меня, я не отступлюсь.

От ее легкого дыхания, щекотавшего него кожу, у Элерика мурашки побежали по спине. Кили поцеловала его в шею горячими жадными губами. Чувствуя, как вздрагивает ее тело он ощутил нарастающее возбуждение.