Но что толку от правды, если она не приносит успокоения бессонными ночами?

Кили чуть не рассмеялась. Все эти глубокомысленные умозаключения нужны лишь для того, чтобы оправдать ее безудержное желание вступить в любовную связь со своим воином!

Ее воин. Навсегда. Но, к сожалению, только в ее сердце. В реальной жизни этого никогда не случится.

— Ну, все, Кили, хватит драматизировать и фантазировать, — пробормотала она. — Ты уже так себя накрутила, что остается только один выход — подойти к окну, отбросить меховой занавес, да кинуться вниз, на заснеженную равнину.

Глаза Кили застилали жгучие слезы, и девушка терла их, стараясь не разрыдаться.

Прошло время глупых, идиллических мечтаний. Пора стать реалисткой и решить, наконец, что ей нужно в этой жизни. Рассчитывать ей не на кого. С этих пор только ее собственные желания и мечты будут превыше всего остального, ибо если она сама не позаботится о своем счастье, никто этого не сделает.

Всего лишь одна ночь в объятиях Элерика!

Эта мысль четко отпечаталась в мозгу, и Кили не в силах была ее прогнать. Она завладела всем ее существом. Она мучила, дразнила, соблазняла.

До Элерика никто не целовал ее, если не считать лэрда, но это даже поцелуем назвать нельзя. Поцелуй надо дарить, а не грубо срывать с губ девушки без ее согласия. Старому распутнику Кили ничего не отдала бы по доброй воле.

Кили уткнулась лицом в ладони.

Пути назад не было. Эта засевшая, как заноза, мысль больше не была пустой фантазией. Она пустила глубокие корни в ее сознании. Она жгла, опустошая душу, и Кили понимала, что невероятное напряжение просто убьет ее, если она не даст выхода своим чувствам к Элерику.

Сегодня ночью она положит этому конец.

Элерик стоял у окна своей спальни и задумчиво смотрел в звездное небо. Яркий лунный свет накрыл печальным покрывалом бескрайнюю заснеженную равнину. Вдали переливалось озеро, как слиток серебра с идеально гладкой, девственно чистой поверхностью.

Это было умиротворяющее зрелище, но в душе Элерика царило смятение.

Слова, которые на днях произнес брат, коварно, исподволь завладевали его сознанием, пока не пустили глубокие корни, заставляя Элерика все чаще задумываться над ними. «Возьми ее силой. Получи удовольствие. Избавься от наваждения».

Но он не мог переступить через себя. Его чувства к Кили были совсем иными, нежели простое вожделение. Он и сам не мог понять, что с ним происходит. Никогда раньше он не испытывал таких ярких, острых ощущений. Им владели эмоции — сильные, волнительные, тревожные. Так бывает перед боем, когда кровь закипает в жилах.

Он безумно хотел эту девушку. Вне всяких сомнений. Но не хотел брать силой то, что ему не желали отдавать по доброй воле. Он ни за что не причинил бы ей боли. Из-за невыразимой тоски в ее глазах у него щемило сердце. Элерик и представить не мог, что женщина может так глубоко ранить душу.

При звуке открывающейся двери Элерик, вздрогнув от неожиданности, резко обернулся, но быстро взял себя в руки и приготовился отразить нападение того, кто осмелился войти к нему без стука.

Когда же он разглядел Кили, чьи черты неясно проступали в полумраке, у него перехватило дыхание.

— Я думала, ты уже спишь, — едва слышно сказала девушка. — Уже ночь, и все давным-давно разошлись по своим покоям.

— И только нам с тобой не спится. Как думаешь, Кили, почему? — тихо спросил Элерик. — Мы и дальше будем отрицать наше безумное, страстное влечение друг к другу?

— Нет.

Он потерял дар речи. В воздухе повисла мертвая тишина, и только ветер завывал за окном. Холод заползал внутрь, укутывая все ледяным покрывалом. Кили вздрогнула и обхватила себя руками, пытаясь согреться. Она казалась такой беззащитной и хрупкой, что Элерик инстинктивно стремился оградить ее от всех невзгод. Ему хотелось согреть и приласкать эту девушку, превозносить до небес ее красоту, быть терпеливым и понимающим.

Очередная волна холодного воздуха пронеслась по комнате. От сквозняка пламя в камине вспыхнуло и осыпалось яркими искрами. Элерик подбежал к окну и плотно запахнул меховой занавес, затем подошел к Кили и крепко обнял ее, согревая в своих объятиях.

Ее сердце трепетало в груди, а тело колотила дрожь.

— Забирайся в кровать, под покрывало, а я пока разожгу огонь, — очень мягко сказал он.

Он осторожно отстранился от девушки и повел ее к кровати. Кили заметно нервничала, пока он старательно укутывал ее в мех, усадив на край постели.

Не в силах побороть соблазн, Элерик чмокнул Кили в макушку и пробежал пальцами подлинным локонам. Он не решился поцеловать ее в губы, ибо, начав, он уже не смог бы остановиться, и она бы окончательно замерзла.

Элерик начал подбрасывать поленья в огонь. Руки у него заметно тряслись. Элерик сжимал и разжимал пальцы, пытаясь унять дрожь, но безуспешно. В конце концов предательский озноб перекинулся на все тело и, боясь выдать себя, он крепко обхватил себя за плечи.

Когда же он наконец решился посмотреть на Кили, то увидел, что она не сводит с него широко распахнутых глаз, выглядывая из вороха мехов, как птичка из гнезда. Элерик пересек комнату и встал перед девушкой на колени.

— Кили, ты уверена, что хочешь этого?

Она протянула руку и коснулась его губ, затем провела кончиками пальцев по изящному очертанию рта и дальше по линии подбородка.

— Я хочу тебя. И больше не могу противиться твоему — нашему — желанию. Я понимаю, что твоя судьба связана с кланом Макдоналдов, что ты обязан жениться и стать лэрдом. Это благородный поступок, и я не собираюсь тебя удерживать. Мне нужна только одна ночь. Одна единственная ночь в твоих объятиях, которую я навсегда сохраню в своей памяти, когда ты уедешь отсюда.

Элерик схватил руки Кили, прижал к губам и начал целовать ладони, наслаждаясь нежной кожей и целуя каждый пальчик поочередно.

— Я тоже хочу тебя, моя красавица, хочу до боли! Воспоминание о тебе в моих объятиях я спрячу в своей памяти, как драгоценный клад, и буду хранить до последнего вздоха.

Кили с грустью посмотрела на Элерика и, улыбнувшись, погладила его по щеке.

— Подари мне эту ночь. Люби меня, и пусть эти вспоминания согревают нас до конца наших дней.

— Хорошо, моя красавица. Обещаю любить тебя нежно. Элерик собрался было встать, но Кили вытянула руку, и он остался стоять на одном колене.

— Мне нужно поговорить с тобой, прежде чем мы продолжим.

Он поднял голову и внимательно посмотрел на нее, пытаясь понять причину ее внезапной нервозности и прерывистого дыхания.

Он отбросил ей со лба волосы, перебирая пальцами длинные пряди, пытаясь успокоить девушку, прогнать тревогу с ее прекрасного лица.

— Скажи, что тебя беспокоит?

Лишь на мгновение Кили отвела глаза, но, когда их взгляды встретились вновь, Элерик увидел, что красота этих глаз омрачена тревогой и… стыдом.

— Ты обязательно должен это знать. Меня изгнали из клана Макдоналдов. Когда-то он был моей семьей. Я родилась в этом клане.

Эта новость привела Элерика в замешательство. Он нахмурился, пытаясь вникнуть в слова Кили. Она из Макдоналдов? Он никогда не задумывался, в чей дом попал после ранения. Все тогда было, как в тумане, а братья ни словом не обмолвились о том, что нашли его у границы владений Макдоналдов.

Как они могли выгнать ее из клана? В груди Элерика закипал гнев. Он нежно взял девушку за подбородок, чтобы успокоить непроизвольную дрожь, и, слегка приподняв, заглянул ей в глаза.

— За что, моя красавица? Почему близкие люди так сурово обошлись тобой?

— Когда я была совсем юной девушкой, едва вышедшей из детского возраста, наш лэрд увлекся мною и начал преследовать. Однажды он попытался изнасиловать меня, и его жена, застав нас, обозвала меня распутной девкой.

Я была опозорена и навсегда изгнана из клана за то, что, по мнению родичей, пыталась совратить лэрда.

Элерик потерял дар речи. Он медленно опустил руку, не в силах сразу осознать тот ужас, который пришлось испытать Кили.