— Тихо, не торопись, красавица. Это только начало. Расслабься. Позволь мне любить тебя.

Элерик отодвинулся от Кили и встал с кровати. Стоя на полу, он стянул с нее ночную рубашку, и, наконец, его взору предстало обнаженное тело любимой.

У него перехватило дыхание. Никогда за всю свою жизнь он не видел ничего более прекрасного. По гладкой, безупречной коже скользили отблески пламени. Молочно-белая, идеально ровная, без единого изъяна. Ее фигура была совершенна — округлые бедра, тонкая талия и пышные груди идеального размера, чтобы уместиться в ладони мужчины и порадовать его губы.

Живот был тугим и плоским с небольшим углублением посередине, вид которого пробудил в Элерике непреодолимое желание ласкать эту впадинку языком.

Его взгляд скользнул вниз, пока не остановился на треугольнике вьющихся волос между бедрами, на этой охранной печати, стерегущей невинность его возлюбленной и вход в девственное божественное лоно, сулящее восторг.

Элерик и представить не мог, что желание может быть столь велико. Его и без того разрывающееся от напряжения мужское достоинство было готово взорваться, а прикосновение к ному льняной мл горни рубахи сводило Элерика с ума.

Ему не хотелось пугать девушку, но он должен был освободиться от одежды, иначе пришлось бы просто сорвать ее с себя.

— Полежи немного, мне нужно раздеться, — сказал он тихо.

Кили смотрела на Элерика широко открытыми глазами.

Элерик сорвал тартан и отправил его в полет по комнате, затем сдернул с себя рубаху. Доблестный жезл вырвался на свободу, как сжатая пружина. Элерик испытал такое облегчение, что чуть не упал на колени… Посмотрев на девушку, он заметил, что ее взгляд прикован к его чреслам. Он не мог понять, был это испуг или любопытство. Пожалуй, на ее лице отразилась странная смесь этих чувств.

Он встал перед Кили и осторожно развел ее бедра в стороны, но она вдруг вскинула вверх руки, как будто хотела защититься.

Элерик обхватил ее запястья, одновременно поглаживая пальцем бугорки на ладонях.

— Не пугайся, Кили. Я не причиню тебе вреда. Обещаю быть нежным, как новорожденный ягненок.

Он точно знал, что сдержит слово, чего бы это ни стоило.

Кили не дышала так долго, что у нее закружилась голова и сознание почти покинуло ее. Когда же она наконец выдохнула, смелости у нее заметно поубавилось.

Перед ней стоял мужчина — воин, которому нет равных на земле. Закаленный в сражениях. Мускулистый. Израненный. Поджарый — ни унции жира под тонкой гладкой кожей.

Он нависал над Кили, как утес, и его физическая мощь, казалось, заполняла все небольшое пространство комнаты. Ему ничего не стоило причинить ей боль, и все же она чувствовала, что может полностью ему довериться. Его нежность успокаивала, одновременно воспламеняя желание.

Но, оценив его чресла, этот… пугающий отросток, который… торчал вверх, как древко боевого знамени, Кили с сомнением посмотрела на Элерика.

— А ты уверен… Ты уверен, что мы сможем… что это… подойдет по размеру?

Она чуть не застонала от стыда и унижения. Разве можно считать ее взрослой, независимой женщиной, которая сама заботилась о себе все эти годы, если при виде мужского достоинства она готова лишиться чувств? Ей и раньше приходилось сталкиваться с анатомическими особенностями мужского тела. И, ухаживая за Элериком, она видела его обнаженным, но его мужское достоинство находилось в состоянии покоя, не торча, как боевой топор.

Элерик негромко рассмеялся, и в глазах его промелькнул озорной огонек, когда он посмотрел на Кили.

— Да, подойдет по всем статьям. А твой долг — дать ему пристанище.

Она приподняла бровь, удивившись его самонадеянности.

Это мой долг? А кто установил правила, воин? Элерик усмехнулся.

— Ты расслабишься, твое лоно увлажнится, и это облегчит ему задачу. А помочь тебе в этом — мой долг.

— А у меня получится?

Как Кили ни старалась скрыть смущение и сомнения, которые терзали ее, предательская дрожь в голосе выдала ее.

Элерик придвинулся ближе и склонился над ней. Его тело было так близко, что горячая волна, исходившая от него, накрыла девушку, проникая в плоть.

— Все так и будет. Я позабочусь об этом.

Он лег на нее, обжигая жаром, расплавляя кожу, пока ее тело не растворилось в нем. Колечки волос на его груди слегка щекотали шею Кили, пряди длинных волос, свесившись вниз, упали ей на плечо.

— Не пристало говорить мужчине, что у него красивые волосы.

Кили улыбнулась.

— Но мне так нравится играть этими густыми прядями! Ты. наверное, не помнишь, как я мыла тебе голову, когда ты был у меня в ломе? Я сушила твои волосы полотенцем, затем брала гребень и начинала расчесывать от висков по всей длине. И делала это снова и снова, как будто прикасаясь к тончайшему шелку.

— Я помню чаровницу, чьи волшебные руки нежно скользили по моим волосам. Это было, как в чудесном сне, копа не хочется просыпаться.

Кили запустила руки в волосы Элерика и начала наматывать прядки на пальцы.

— Сейчас мне тоже кажется, что я сплю и не хочу просыпаться, — прошептала она.

Он прильнул к ее губам. Жадно и страстно. От прежней нежности не осталось и следа. Как вор в ночи, он крал ее дыхание, властно требуя у губ расплаты поцелуем. Его тело начало двигаться импульсивно, грубо врываясь между ее ног переплетаясь с ее плотью, впитывая без остатка.

Его возбуждение было так велико, что напряженный, как сталь, жезл настойчиво стремился к заветному треугольнику. Инстинктивно Кили раздвинула ноги, и ненасытный мощный захватчик прорвался к сокровенной плоти.

Невероятный восторг охватил все ее существо, когда твердый горячий жезл коснулся крошечного бугорка, в розовых складках. Кили и кинулась, приподняв бедра, неистово, желая сейчас же отдаться любимому, но он вдруг отстранился и соскользнул с нес.

Кили хотела возмутиться, но он прильнул губами к ее соску, лаская его языком, и все в мире перестало иметь значение, кроме прикосновений этого порочного языка. Но он скользнул ниже, и Кили в недоумении посмотрела на Элерик».

Когда он поднял на нее глаза, горящие диким, первобытным огнем, ей невольно подумалось о хищнике, жаждущем схватить свою добычу. Девушка вздрогнула всем телом, увидев в этом взгляде мощь и силу. А еще обещание наслаждения.

Очень медленно Элерик опустил голову и взял ее за бедра. Он раздвинул их осторожно, но настойчиво, так что сопротивление было бесполезно. Затем Элерик склонился и запечатлел нежный поцелуй прямо над треугольником из темных завитков, отчего возбуждение пронзило низ живота мелкой дрожью, как будто там затрепетали крылышки тысячи бабочек.

Кили охватило греховное и сладкое желание при одной только мысли, что язык Элерика ласкает ее там, в самом сокровенном месте. Она задрожала с головы до пят, голова закружилась. Было такое ощущение, что она погружается в нагретую жарким солнцем воду.

У нее перехватило дыхание, когда его пальцы осторожно раздвинули нежную розовую плоть между бедрами.

Легкими круговыми движениями большого пальца Элерик начал ласкать маленький бугорок, а другим пальцем поглаживал вход в заветное лоно.

Когда же его язык оказался там же, где и большой палец, Кили испытала необыкновенно сильное и яркое ощущение в нижней части таза. От невыносимого удовольствия свело мышцы живота. Оно захлестнуло ее, как река, вышедшая из берегов, вызывая невероятное напряжение во всем теле, пока дрожь не сотрясла его.

Но Элерик не прекращал этот неспешный и чувственный танец в ее лоне, пробуя и смакуя плоть, как роскошное лакомство. У Кил и дрожал и ноги, она больше не контролировала себя.

Кили подняла руки и впилась ему в волосы. Ее дыхание — частое, прерывистое, горячее — обжигало горло, прежде чем вырваться на свободу.

— Элерик!

Но он, прикованный к нежной плоти, продолжал целовать и ласкать ее языком, пока она не взмолилась, чтобы он остановился, а потом, чтобы не останавливался, требуя продолжения. Еще и еще.