Она так тесно прижималась к нему, что пышная грудь расплющилась о его тело; ее рука ревниво и властно обнимала любимого за талию.

Очень нежно, едва касаясь кожи, Элерик пробежал пальцами по обнаженной руке Кили сверху вниз, вдыхая запах ее волос, которые щекотали ему ноздри. Ему нравилось прикасаться к ней. Он обожал аромат ее тела. Было невыразимо приятно чувствовать, что она так близко. И вдруг его осенило, что с этой женщиной он хотел бы встречать каждый рассвет до конца своих дней.

Но ему, к сожалению, придется делить постель с другой. С незнакомкой, у которой не было ни ангельской кротости, ни огненной страсти Кили, ни яростного упрямства, которое так умиляло и забавляло Элерика.

Повернувшись к любимой, он обнял ее и прижал к себе, зарывшись лицом в густые волосы.

Кили пошевелилась и потянулась, изогнувшись всем телом, прижавшись к своему воину еще теснее.

Элерик отстранился немного, чтобы заглянуть ей в лицо. В этот момент губы Кили приоткрылись, и она зевнула. Ресницы дрогнули, и Кили открыла глаза. Сонный взгляд потеплел, и лицо осветилось счастливой улыбкой.

Не в силах удержаться, Элерик провел пальцем по линии ее высоких скул. Когда он коснулся губ, она поцеловала его и посмотрела на любимого сияющим взглядом.

— Доброе утро, — пробормотала она и теснее прижалась к нему. — Честно говоря, я ненавижу это утро.

От волнения у Элерика перехватило горло.

— Я тоже. Нужно торопиться. Ты должна вернуться к себе, чтобы нас не застали вместе.

Кили вздохнула и приподнялась, опираясь на локоть; длинные волосы, перекинутые через плечо, упали на пышную грудь. Но едва она попыталась отодвинуться, Элерик схватил ее за талию и, перекатившись на спину, уложил на себя.

Приподняв голову, он страстно впился в эти зовущие сладкие губы, нежные, как тончайший шелк. Ни одну женщину он не целовал так искренне, с таким чувством, к которому примешивалось горькое сожаление о том, что это в последний раз.

Кили отстранилась, и в ее потемневших глазах он увидел отражение тех же чувств и эмоций, которые испытывал сам. Элерик нежно погладил любимую по щеке и запустил пальцы в ее роскошные густые волосы.

— Тебе нет равных, Кили. Я хочу, чтобы ты знала это.

С грустной улыбкой она склонилась над ним, чтобы поцеловать в последний раз.

— Тебе тоже нет равных в этом мире, мой воин.

Элерик вздохнул. Пришло время расстаться. Кили должна вернуться в свой покой, прежде чем замок оживет и наполнится суетой и беготней прислуги, выполняющих поручения лэрда и его леди.

— Одевайся скорее, моя красавица, — поторопил он Кили. — Мне нужно отдать распоряжения Ганнону.

Пока Кили торопливо натягивала платье, Элерик подошел к двери и приоткрыл ее. В темном коридоре не было никого, кроме Ганнона. Окна были занавешены, факелы не горели.

— Ганнон, — едва слышно прошептал Элерик.

Тонкий слух Ганнона, натренированный различать малейший шум, мгновенно поднял парня на ноги, и он появился у двери.

— Что-нибудь случилось? — спросил Ганнон.

— Нет, просто мне нужно, чтобы ты кое-что сделал.

Ганнон молча ждал.

— Перенеси лохань отсюда в покой Кили. Распорядись, чтобы согрели воду и принесли туда. Позаботься о том, чтобы ни единая душа не узнала, где она провела эту ночь. Пока ты занимаешься делами, она незаметно перейдет к себе.

Ганнон кивнул, Элерик, обернувшись, убедился, что Кили успела одеться. Ему не хотелось, чтобы появление Ганнона смутило Кили, поэтому он загородил ее собой, пока Ганнон тащил лохань к двери.

Кили прижалась щекой к его груди, а он уперся подбородком ей в макушку. Когда дверь за Ганноном закрылась, Элерик отстранился и схватил девушку за плечи.

— Пойдем. Я провожу тебя до твоей спальни. Слуги, которые принесут воду; должны увидеть тебя в постели. Сделай вид, будто ты только что проснулась.

Закусив нижнюю губу, Кили послушно кивнула. Обняв любимую в последний раз, Элерик с трудом справился с искушением продлить это мгновение, и резко отпрянув, повел ее к двери, а затем в полумрак коридора.

Когда Ганнон выходил из покоя Кили, они быстро проскочили в открытую дверь. Подталкивая Кили к кровати, Элерик поднял палец, предупредив Ганнона, чтобы тот подождал его.

Кили забралась под одеяла, Элерик присел на край постели и, не отрываясь, долго смотрел на нее, затем наклонился и поцеловал в лоб.

— Память об этой ночи я сохраню на всю жизнь.

— Я тоже, — прошептала кили в ответ. — Тебе пора уходить, Элерик. Чем дольше промедление, тем горше расставание.

С трудом проглотив комок в горле, он резко встал. Она была совершенно права. Чем больше он мешкал, тем больше ему хотелось остаться и послать всех к черту.

Не оборачиваясь, он быстро вышел. Ганнон ждал его; коротко, сухо Элерик отдал ему распоряжения.

— Подготовь для Кили горячую ванну. Проследи, чтобы ее не беспокоили. Всем будешь говорить, что девушка устала, ей нездоровится и нужно отлежаться. Работой ее сегодня не загружать!

— Хорошо, — сказал Ганнон и поклонился.

Проводив его взглядом, Элерик вернулся к себе. Он закрыл дверь и, обессиленный, прижался к ней спиной; сердце гулко стучало о грудную клетку, словно топор о дерево.

Ночь, подведенная с Кили, была наивысшим наслаждением, но обладать любимой и сознавать, что этого больше никогда не случится, заставляло страдать душу Элерика гораздо сильнее, чем плоть.

Кили погрузилась в воду и подтянула колени к подбородку. Горячая ванна успокоила боль и сняла напряжение, но не избавила от смертельной тоски, разрывавшей ей сердце.

Она замотала головой и прижалась щекой к коленям. Эта ночь была самой волшебной ночью в ее жизни. Она навсегда сохранит память о ней. И с этого дня она будет жить, лелея каждый момент этой встречи, каждое прикосновение возлюбленного.

Больше незачем было печалиться.

И все-таки на душе было тяжело.

Послышался стук. Кили закрыла глаза и плотнее сжала колени. Если она затаится, посетители наверняка уйдут и оставят ее в покое.

Но, к ее ужасу, дверь распахнулась настежь. Кили начала лихорадочно искать, чем бы прикрыть наготу, и вдруг заметила, что на пороге стоит Мэдди.

Кили вжалась в стенку бадьи.

— О Господи, это ты! У меня чуть сердце не остановилось.

— Мне сказали, ты захворала. Я решила подняться и спросить, не надо ли чего.

Кили улыбнулась, во всяком случае попыталась. В глазах появилось странное жжение, и они предательски увлажнились. Она зашмыгала носом, пытаясь справиться с собой, но стоило появиться первой слезинке, и Кили, не в силах больше сдерживаться, разрыдалась.

Это напугало Мэдди, и она кинулась к ней с выражением искреннего сочувствия на лице.

— Что случилось с нашей красавицей? Ну, будет, будет, давай помогу тебе. Все образуется.

С помощью Мэдди Кили выбралась из воды и, укутанная в льняную простыню, села перед камином, а Мэдди тем временем вытерла и расчесала ей волосы.

— Ну а теперь расскажи мне, что тебя так расстроило, — ласково спросила Мэдди.

— О, Мэдди! Боюсь, я совершила большую ошибку, но, по правде говоря, ни секунды не сожалею об этом.

— Это, как-то связано с Элериком Маккейбом?

Кили повернула заплаканное лицо к Мэдди.

— Неужели так заметно? Все уже знают о моем позоре? Мэдди обняла Кили.

— Тише, тише. Никто ничего не знает, — сказала Мэдди, по-матерински поглаживая и баюкая ее.

— Я отдалась ему, — прошептала Кили. — Он скоро женится, вот я и решила сама пойти к нему. У меня больше не было сил бороться с собой.

— Ты любишь его?

— Да, люблю.

— Нет ничего зазорного в том, что ты отдала свою девичью честь любимому мужчине, — сказала Мэдди участливо. — Но скажи мне откровенно, детка, может быть, он просто использовал тебя для удовлетворения своей прихоти?

В ее голосе появились гневные нотки, и Кили резко отпрянула от пожилой женщины.

— Нет! Он тоже страдает, как и я. Он же понимает, что обязан жениться на Рионне. Мы оба пытались бороться со своими чувствами. Это мой выбор, и я сама пришла к нему ночью.