Я купил щепотку корицы, и мы с Целителем попробовали её на кончике языка. Наши глаза загорелись в изумлении от необычного вкуса. ¡Dios inio! Сколько же песо может стоить целая лопата? Интересно, задумался я, может, море, омывающее острова пряностей, отдаёт ими на вкус?

Впрочем, дел у нас было много, а времени для пустых мечтаний мало. Ярмарка продолжалась всего несколько дней, и, чтобы попасть на неё, мы проделали далёкий путь. За короткое время нам нужно было заработать достаточно денег, чтобы окупить это путешествие.

Так что необычными зрелищами и запахами я мог наслаждаться, лишь улучив свободную минутку.

Целитель прибыл сюда, чтобы продемонстрировать своё искусство, свои умения врачевателя и свою магию, я же выступал в качестве его помощника. Если дела шли ни шатко ни валко и толпу привлечь не удавалось, я порой изображал больного и громко жаловался на боль и шум в голове. Когда собиралось достаточно народу, Целитель бормотал заклинания и вытаскивал у меня из уха змею. Стоило людям увидеть чудесное исцеление, как обычно в толпе находились те, кто был готов заплатить и за своё лечение.

Однако Целитель не брался врачевать всех подряд. Он имел дело лишь с теми больными, которым действительно мог помочь. И никогда не требовал платы, если пациенту нечем было заплатить. Это было очень благородно, но, увы, благородство не пополняло наши карманы. Вообще-то все пациенты Целителя были индейцами, а у индейцев редко что бренчит в кармане, кроме медных монет. Чаще всего с нами расплачивались какао-бобами или мешочком маиса.

Как у римского бога Януса, у Целителя было два лица. Змеи, конечно, были трюком, а вот лечил он по-настоящему.

Я по-прежнему был гибок и проворен и тайком, чтобы не утратить навык, упражнялся в изгибании суставов, хотя теперь уже больше не выступал на публике и не выпрашивал милостыню, изображая калеку. Это было слишком опасно, потому что Рамон, тот человек, который убил отца Антонио, мог знать об этом моём умении. Однако вышло так, что однажды я нечаянно выдал эту свою способность.

Дело шло живее всего, если Целителю удавалось расположиться на возвышении, а тут нам как раз подвернулся каменистый холм высотой футов в пять. Правда, вся его вершина густо заросла сорняками, но я мигом выполол их, расчистив Целителю площадку для представления.

И вот, когда публика собралась полюбоваться извлечением змеи из уха, нервничавший больной случайно пнул лежавшую рядом трубку Целителя, и она полетела вниз по заросшему, оплетённому лианами склону. Чтобы достать её, я скользнул в густые заросли, проползая между лианами, как змея. Вернувшись на вершину, я заметил, что на меня уставился какой-то человек, испанец. Причём, судя по одежде, не простой торговец или управляющий с гасиенды, но кабальеро. Правда, наряд его был не из тех, в каких идальго щеголяют по улицам, а более суровый, пригодный для странствий и походов. Физиономия у испанца была под стать наряду, черты лица злобные и суровые, жёсткий прищур, ухмылка видавшего виды человека. Пока он смотрел на меня, к нему подошёл другой испанец и остановился рядом. Я чуть не ахнул от изумления. То был Матео, picaro, устроивший представление на ярмарке в Ялапе.

Злобного вида испанец заговорил с Матео, и они оба с вопросительным выражением подняли на меня глаза. Похоже, picaro меня не узнал. Со времени нашей последней встречи прошло три года, немалый срок для тощего парнишки-попрошайки, которому в ту пору было пятнадцать лет. Я не имел ни малейшего представления о том, чего ждать от Матео. В последний раз, когда я его видел, он отсёк голову человеку, защищая меня. Но может быть, сейчас ему приспичит забавы ради отсечь мою собственную голову.

Испугавшись, что выдал себя, я покинул сцену и сделал вид, что прогуливаюсь вдоль рядов с товарами, выставленными на продажу. Матео и второй испанец последовали за мной. Я поднырнул под тюки с шерстью и пополз, пока не добрался до конца, а потом побежал, пригнувшись, вдоль очередного ряда товаров. Украдкой подняв глаза, я увидел, что Матео оглядывается по сторонам, пытаясь меня найти. Спутника его видно не было.

Я решил, что мне представилась неплохая возможность улизнуть в окружавший ярмарочное поле густой кустарник, но едва выпрямился, чтобы рвануть из своего укрытия, как чья-то крепкая рука ухватила меня за шкирку и резко развернула.

Испанец рывком поставил меня перед собой, лицом к лицу. От него воняло потом и чесноком. Глаза у незнакомца были слегка навыкате, как у рыбы. Он приставил нож к моему горлу и надавил с такой силой, что мне пришлось подняться на цыпочки, и я смотрел на него, широко раскрыв глаза. Испанец отпустил мою шею и улыбнулся, не убирая ножа, который теперь нацелил мне в подбородок. Свободной рукой он достал из кармана монету и повертел её.

   — Что ты хочешь: чтобы я перерезал тебе горло или дал песо?

Поскольку рта мне было не открыть, я указал глазами на монету.

Испанец убрал нож от моего горла и вручил мне песо.

Я уставился на монету — целое состояние. Я редко держал в руке серебряный реал, а в песо входило целых восемь реалов. Индейцам приходилось работать целую неделю и за меньшую сумму. Да что там работать: бывало, что и людей убивали за меньшую сумму.

   — Я Санчо де Эраузо, — представился испанец, — твой новый друг.

Санчо никому не был другом, в этом сомневаться не приходилось. Крупный мужчина, но не высокий, скорее плотный, в глазах ни намёка на жалость или сострадание, вообще лицо напрочь лишено милосердия. Picaro Матео хоть и был вороватого нрава, зато имел манеры и повадки настоящего кабальеро. Санчо кабальеро точно не был, да и не пытался им прикидываться. Он явно принадлежал к отпетым головорезам, из тех, кто, выпив с тобой вина, без раздумий прирежет тебя на закуску.

Тут подоспел и Матео. Ни в глазах, ни в выражении его лица не было и тени узнавания, как будто он в своё время и не убил ради меня человека. Впрочем, выгодно ли ему об этом вспоминать? Может быть, Матео пожалел о своём поступке и опасался, что я изобличу его как настоящего убийцу. Может быть, он решил убить меня. Впрочем, не исключено, что для него, как и для большинства испанцев, индейцы или метисы были все на одно лицо.

   — Чего ты от меня хочешь? — спросил я Санчо подобострастным тоном: так индейцы говорят с господином, тяжёлым на руку.

Санчо обнял меня за плечи и повёл куда-то в одному ему лишь известном направлении. Матео шёл с другой стороны. Мой нос находился близко от подмышки Санчо, и от неё воняло хуже, чем от выгребной ямы. Неужели этот человек никогда не мылся? Никогда не стирал свою одежду?

   — Приятель, тебе очень повезло. Мне нужна совсем небольшая услуга. Ты бедный, жалкий индеец без будущего. Ну что тебя ждёт? Разве что надорвёшь спину ради белого хозяина и умрёшь молодым. А за эту маленькую услугу ты получишь столько денег, что тебе уже не придётся работать вообще. Не нужно будет воровать, а твоим матери и сестре не придётся торговать собой. У тебя будут деньги и женщины, а пить ты станешь не только пульке, но лучшие испанские вина и карибский ром.

Мне этот человек представлялся настоящим воплощением зла: el diablo и Миктлантекутли в одном лице. Его голос был нежнее китайского шёлка, а улыбка была точь-в-точь как у гремучей змеи. Да уж, искренность Санчо была такой же подлинной, как страсть шлюхи.

   — Ты нам нужен для одного дельца, его только и способен выполнить вот такой гибкий юнец, который может изгибаться, как штопор. Работёнка, правда, ждёт тебя не здесь, нам придётся потратить на дорогу несколько дней, но зато меньше чем за неделю ты станешь самым богатым индейцем в Новой Испании. Что скажешь на это, приятель?

Все эти щедрые посулы наводили на мысль, что мне предстоит заживо поджариваться над огнём, в то время как дикие псы будут грызть мои яйца.

Однако в моём положении следовало проявлять смирение, что я и сделал, даже возвысив сомнительного кабальеро Санчо до звания дона.