Когда мы добрались до Ялапы, солнце уже стояло в зените, а ярмарка была в разгаре. Вся широкая ярмарочная площадь была завалена товарами двух миров, громоздившимися где под парусиновыми навесами, а где и просто под открытым небом. Фокусники, акробаты и шарлатаны соперничали друг с другом, надеясь заработать лишнюю монетку. Книгоноши предлагали чтение на любой вкус, как религиозной, так и светской тематики. Ремесленники расхваливали столярные и плотницкие инструменты. Торговцы семенами и орудиями земледелия спорили о ценах с управляющими гасиенд. Продавцы нарядов из тонкого шёлка и изысканных кружев утверждали, что все короли и королевы Европы носят только их фасоны. И разумеется, предлагалось великое множество предметов для отправления религиозного культа — кресты, ладанки, свечи, иконы, статуэтки святых, чётки. Лакомства и сласти, сделанные на сахаре и на мёду, соседствовали с приворотными зельями. Кто-то вещал о «распятиях, сподобившихся благословения святой Лючии и являющих собой святой щит против глазных болезней, а также о распятиях, осенённых благодатью святого Антония Падуанского, кои устранят одержимость демонами и помогут при лихорадке...»

Право же, я чувствовал себя так, словно попал в мир Шехерезады из арабских сказок.

Но ясное дело, столь многолюдное торжище не могло обойтись без самого пристального внимания со стороны ищеек инквизиции. Братья ходили по лавкам, придирчиво вчитывались в заголовки книг (не попадётся ли чего из «Index librorium prohibitorium»[34]), а также проверяли подлинность предметов религиозного культа. Бок о бок с монахами в серых облачениях толклись одетые в чёрное королевские мытари, собиравшие подати в казну. Деньги постоянно переходили из рук в руки, причём часть их, неизбежная una mordida, прилипала к рукам чиновников. То была неотъемлемая составляющая всего хозяйства Новой Испании, без которой здесь невозможно было вести какие-либо дела. Государство, нимало не таясь, торговало должностями, жалованье же чиновникам платило ничтожное, открыто подталкивая их к вымогательству и взяточничеству. Причём это относилось практически ко всем государственным служащим. Тюремщик, купивший свою должность, сдавал внаём заключённых на сахарные заводы, где трудились каторжники, в потогонные работные дома obrajas и на северные рудники, а полученные dinero[35] делил со стражником, который арестовал этого преступника, и с судьёй, который вынес ему приговор. Mordida — то есть «доля», взятка, плата чиновнику за исполнение (либо неисполнение) его обязанностей — в Новой Испании была в порядке вещей.

— Посуди сам, — сказал мне как-то клирик, будучи в подпитии, — надо же нам где-то брать деньги для войн, которые мы ведём в Европе. Вот потому государство и продаёт официальные должности по вымогательским ценам.

Но в тот день, оказавшись в Ялапе, я был зачарован настолько, что даже на время забыл о загадочной старой сеньоре и злокозненном Рамоне, и бродил по ярмарке, от изумления разинув рот и вытаращив глаза. Незадолго до этого мне довелось быть в Веракрусе свидетелем торжеств в связи с прибытием казначейского флота и чествованием нового архиепископа, но там не было такого количества народу и изобилия, как на ярмарке. Здесь всё было совсем не так, как в Веракрусе, где мне тоже довелось видеть множество товаров, но упакованных, ждущих погрузки или только что снятых с кораблей. На ярмарке же всё было развёрнуто, разложено, выставлено напоказ — и всё, от ярких шёлковых одеяний до клинков с рукоятями и гардами, усыпанными самоцветами, можно было потрогать, повертеть в руках и, если имелись деньги, купить. А ещё люди здесь были ближе друг к другу, чем на причалах, — купцы и покупатели торговались нос к носу, зеваки оттирали друг друга плечами, торговцы, расхваливая товар, норовили перекричать остальных. Артисты развлекали публику, а крестьяне-индейцы таращились на все эти диковины такими же широко открытыми от изумления глазами, какими, наверное, их предки разглядывали скакавших верхом на лошадях в Теночтитлан конкистадоров, принятых ими за богов.

Но и здесь отец Антонио счёл нужным напомнить, что, хотя Рамону и вдове, скорее всего, некоторое время будет не до нас, я должен постоянно держаться настороже.

   — Я не понял...

   — Вот и хорошо. Меньше знаешь — крепче спишь. Неведение, Кристобаль, твой единственный союзник, а лишние познания могут довести до погибели.

С этими словами он направился к книжным лоткам, чтобы ознакомиться с новоприбывшими сочинениями Платона и Вергилия. А вот брат Хуан увлечённо листал книги о романтических приключениях, в поисках Бога и Грааля, странствующих рыцарей и прелестных дев. Некоторые из этих сочинений были запрещены церковью, некоторые нет, но даже дозволенные цензурой купить он всё равно не решался.

Вообще-то обычно я и сам частенько толкался у книжных лотков, пролистывая томики, но для пятнадцатилетнего паренька на ярмарке оказалось слишком много других соблазнов. Меня не могла не привлечь компания кудесников и чародеев, заявлявших, что они умеют оживлять мёртвых, предсказывать будущее и читать по звёздам. Поблизости труппа бродячих фокусников глотала шпаги и выдыхала огонь.

Твёрдо решив не позволить страху испортить мне удовольствие от ярмарки, я купил на полученные от отца Антонио медяки плоскую, жёсткую, намазанную мёдом лепёшку и, пожёвывая её, продолжил расхаживать вдоль торговых рядов. Казалось, здесь можно было купить всё — от соблазнительных putas до пульке, свежего, только что из мясистой сердцевины агавы, и редких вин, которые выдержали и путешествие по вздыбленному штормами морю, и качку на спинах шагавших горными тропами мулов.

Проходы между рядами с текущими по ним толпами походили нареки. Купцы и торговцы, солдаты и моряки, шлюхи и благородные дамы, индейцы и метисы, богато одетые espanoles[36], сельские старосты, касики в ярких индейских накидках, пышные африканки и красавицы мулатки.

Две испанки остановились на оживлённом перекрёстке, потрясая тамбуринами — плоскими музыкальными инструментами, напоминающими барабаны, но со звонкими дисками, прилаженными вокруг обручей. Я мигом признал в них танцовщиц, выступавших, когда тот проходимец, Матео, декламировал «Песнь о моём Сиде». Двое мужчин из их компании поставили на попа бочку и водрузили на неё карлика.

— Amigos, услышьте мой призыв! Спешите к нам, и вы увидите и услышите нечто совершенно удивительное — поразительные предания, часто исполняемые для коронованных особ Европы, неверных султанов Аравии и Персии, а также языческих императоров Азии.

Памятны нам те скорбные дни, когда наша гордая земля была опустошена, завоёвана и покорена нечестивыми маврами. Лишь несколько маленьких королевств управлялись христианскими правителями, но и они были вынуждены платить дань приспешникам Магомета. И платили они её не золотом, добытым из недр земли, но юными златокудрыми девами, прекраснейшими нашими соотечественницами. Каждый год красу христианского мира отправляли для непотребных утех мавританского короля и его нечестивых придворных.

Театрально воздев руки и закатив глаза, карлик повёл свой трагический рассказ дальше:

   — В нашей стране не было Сида, не было никакого героя, но, представьте, нашлась девушка, которая не пожелала стать игрушкой распутных мавританских извергов. В белоснежном одеянии, с ниспадающими на плечи золотыми локонами, стрелой влетела она в зал, где испанский король держал совет со своими рыцарями, и, дабы устыдить этих людей, назвала их трусами, не достойными именоваться мужчинами. Красавица упрекнула их в том, что они сидят на своих мечах, в то время как цветок чести Испании попран и поруган.

Карлик обвёл драматичным взглядом собравшихся: смущённых мужчин и возмущённых женщин.