Прорицателю захотелось увидеть прежде всего того самого Александра, которого с таким тщанием оберегали византийские волхвы. Но отрока дома не оказалось, он был в походе. Не мешкая, астролог полетел по следу русичей, благо дул попутный ветер, и дух его в считанные мгновения одолел огромные пространства, застигнув окончание боя с ливонскими рыцарями. Берег утлой речушки был усеян белыми плащами божьих воинов с чёрными крестами на груди. Ахмат узрел и смерть великого магистра Волквина, и благородство молодого князя, не польстившегося на злато крестоносцев. Оракул сразу провидел и отвагу, крепкий нрав будущего правителя и его не по летам природную мудрость.

«Он и Батыя своим резвым умом обгонит», — прошептал про себя Ахмат, и воздух мгновенно содрогнулся, зашелестел. Оракул, обрадовавшись, что отыскал русского княжича, забыл, что сам лишён телесной оболочки, а значит, и невозможно что-либо говорить про себя, любой шёпот проливается, как вода. Княжич, услышав странные шорохи, резко обернулся и посмотрел прорицателю прямо в глаза. Тот замер, боясь выдать себя, однако колебался воздух от его дыхания, и провидец отошёл к пологу шатра, чтобы не столкнуться с Александром, одетым в прочные железные доспехи и держащим наготове тяжёлый меч. Но, несмотря на грозный вид молодого ратника, советник Батыя видел, как звенит, переливается ещё отроческая нежность в его теле, внук Чингисхана вызреет потвёрже душой, похитрее, коварнее, как и все его соплеменники.

Пробыв несколько часов среди новгородцев и вернувшись к вечеру в Каракорум, Ахмат уже многое знал о русичах и мог обстоятельно рассказать об их нравах и повадках.

   — Так какие препятствия ожидают нас? — повторил свой вопрос Батый.

   — Главное, не допустить слияния всех дружин русских князей, ибо, объединившись, они превратятся в грозную силу, — вымолвил Ахмат.

   — Способную и нас сокрушить? — рассмеялся Батый.

   — Преимущество вашей конницы велико в степи, а на Руси густые хвойные леса, подчас непроходимые, широкие ложбины и глубокие реки. Потому русичи всегда и атакуют небольшими отрядами, они легки и поворотливы. Вашим же многотысячным ордам придётся нелегко на такой местности, которую русские к тому же хорошо знают. На севере много гиблых болот, откуда подчас нет выхода. И всё будет зависеть от того, какую тактику изберёт неприятель. А хитрости и коварства этому народу тоже не занимать... — усмехнулся оракул.

Молодой хан задумался. Его дед воевал в степях и пустынях, он не ходил в лесную сторону, и бухарский змеёныш тут прав.

   — И ещё одно, — помолчав, выговорил Ахмат. — Русичи народ впечатлительный. Страшные слухи иногда действуют сильнее любого поражения. И потому опустошительный набег и принесённый твоей тьмой ужас быстрее помогут поработить сей народ. Так действовал и твой дед. Достаточно сровнять с землёй несколько малых и бедных княжеств, не оставив никого в живых, но не трогать богатые. И тогда последние сами начнут приносить вам щедрую дань.

Батый, радостно улыбнувшись, согласно покачал головой. Его луноликое полное лицо, лишь отдалённо напоминавшее сухой, почти глиняный лик Чингисхана, мгновенно наполнилось тайным соком коварства. Внук Темучина облизнул полные губы.

   — Мой дед не зря хвалил твой ум, — оценил он. — Я подарю тебе своего слугу, который бы угождал да оберегал тебя. Ты это заслужил.

   — Благодарю тебя, досточтимый хан, внук великого Темучина! — поклонился Ахмат.

   — Тебе по нраву мальчик или пожилой улусник?

   — Лучше мальчик, досточтимый хан.

   — Ступай, я ныне же пришлю его к тебе. Мне надо обдумать твои слова.

Батый ещё не раз говорил с Ахматом о будущей тактике нашествия на Русь. Он хотел знать, какие княжества ему ровнять с землёй, а какие не трогать, как атаковать русские крепости. Он повелел десятку своих слуг выучить русский язык, для чего отрядил триста лазутчиков, которые привели из русских пределов тридцать пленников, чтобы те обучили будущих толмачей своему языку. Хозяин улуса на Яике с огромным усердием готовился к походу. И вот сей день настал: великий хан Угедей собрал курултай и объявил о нашествии. Но неожиданно для Батыя он повелел сначала завоевать Каспий, волжских булгар и Придонье.

   — Надо сначала расчистить путь на Русь, — заметив недоумение на лице племянника, добавил он. — Чтобы за спинами нашими мы не чуяли никакой угрозы.

Вернувшись к себе в шатёр после окончания курултая, молодой хан призвал к себе Ахмата.

   — Всё, решение принято, мы начинаем великую войну! — возбуждённо проговорил он. — Великий хан дал мне слово, что, расчистив пути, мы двинемся и на Русь. И не только! Я уговорил великого хана пойти дальше, в Европу. Завоюем и её вместе с Римом и Византией и станем владеть всем миром. Потому я решил, что ты поедешь со мной. Здесь тебе нечего делать. Ты, видевший славу и сияние побед моего деда Темучина, узреешь блеск и величие моих завоеваний. И подробно опишешь их.

   — Но я не умею писать на вашем языке, досточтимый хан, — испуганно пробормотал Ахмат.

— И не надо. Писцов я тебе дам. Троих, четверых, сколько потребуется, — отрывисто говорил Батый, будучи не в состоянии успокоиться. — Ты же будешь диктовать главные слова. Чтоб описать мой великий подвиг, их потребуется много. А потом ты знаешь, какую большую работу я провёл, готовясь к этому походу. И это важно. И твои советы также будут нужны мне. Собирайся! Через неделю мы выступаем.

Старший брат Ярослава, великий князь владимирский Георгий Всеволодович недомогал. Сидя в охотничьей засаде и поджидая, пока егеря выгонят на него вепря, он промёрз до костей, и проклятая лихорадка мигом спеленала тело, поднялся жар, глаза слезились. Когда доложили о приезде венгерского монаха Юлиана, запросившего о свидании, Георгий Всеволодович согласился не сразу, и только настойчивые просьбы святого отца и срочные вести; каковые он спешил передать, заставили правителя подняться с постели. Он выпил чашу горячего настоя из сушёных ягод малины да листьев мяты, закутался в тёплый овчинный кафтан и велел звать гостя.

Юлиан поклонился правителю, объявив, что имеет счастье передать сердечные приветы и уверения в дружбе от своего короля Белы Четвёртого.

   — Однако не только это привело меня сюда, ваша светлость. Исполняя свой христианский долг, мне удалось добраться до сибирского улуса сына Чингисхана Джучи, каковым правит ныне его наследник Батый. Там все готовятся к войне, ваша милость, хотят покорить Русь, великий князь!

   — Я ведаю о том, — помедлив, хмуро вымолвил Георгий Всеволодович. — Купцы ганзейские, побывавшие недавно там, мне сказывали эти вести. Но, насколько я слышал, Батый намерен захватить также и ваши земли и дойти до Рима. Известно ли вам об этом?..

Последняя весть повергла монаха в оцепенение.

   — Я уже послал к венгерскому королю своего гонца, но хочу передать и через вас, что нам совместно надо готовиться к монгольскому нашествию. Сила наша в единении, и если король Бела Четвёртый пришлёт нам в помощь своё войско да подвигнет к тому же и папу римского, то есть надежда сдержать безумный натиск степняков и не допустить их до ваших границ...

Георгий тяжело задышал, вытер пот с лица, хлебнул малинового отвара и продолжил:

   — Монголы уже начали воевать булгар и быстро их одолеют. Далее на их пути будут лежать наши княжества, но если они одолеют нас, то тогда неминуемо придут и к вам. Так стоит ли дожидаться их дикие тьмы у своих крепостных стен?.. Не лучше ли остановить врага здесь?

   — Я передам это королю, великий князь, — склонив голову, вымолвил Юлиан.

   — Время ещё есть, чтобы подготовиться к дружному отпору. Мы можем и одни справиться, но негоже молодому королю прятаться за спины соседей, пора проявить и собственную удаль. Передай королю, что мы просим не о помощи, хотя и это было бы не худо, а хотим с ним вместе биться против общего врага. И пусть ваш король не думает, что до Венгрии более тысячи вёрст и монголы туда не доберутся. Он заблуждается...