День рождения (31 октября 1984 года) Сегодня день в календаре настенном Отмечу я не крестиком – кружком. И мы его отпразднуем отменно С единственным сокамерным дружком. Петруха – мой товарищ по жилищу — Сегодня гость и друг в одном лице. – Санек, вставай! Вставай, Санек, дружище, — И, как всегда, добавит мат в конце. Нас двое в этой маленькой клетушке. Купаясь в колком дыме сигарет, Мы шутим: эй, тюремные кукушки, Кукуйте, сколько нам отмерят лет? Все впереди неясно, шатко, зыбко. – Давай, Петро, вари тюремный чай, — И мы, лицо состроивши в улыбку, Глотаем, дуя, горькую печаль. Потом начнем болтать про развлеченья И, укатив за тридевять дорог, Пачушку стограммовую печенья Прикончим, как рождественский пирог. Потом откроют дверь, меня окликнут, Петруха сунет пачку папирос, И целый пост к замкам дверным приникнет И угадает: снова на допрос. Потом вернусь. Курнем. Опять заварим. Былое вспомнить снова захотим. Махнем к нему в его родные Гари И снова по Восточной полетим, Заглянем в гости к преданному другу, Любимых вспомним, каторжно вздохнем… И стрелки, завершая бег по кругу, Замрут на стенке тридцать первым днем. 1984 г. Дом под снос
Как просто, тихо, без речей, Решился будничный вопрос: Мой дом, теперь уже ничей, Приговорен – идет под снос. Еще денек – и крыша с плеч, Сползется гусеничный лязг. На пустыре, где стенам слечь, Устроят бревна перепляс. Где белый голубь на шесте, Где в мае яблоня в фате, Где звоном битого стекла — Гляди – стрижи из-за угла, Где по натянутой струне Танцуют тени на стене, И чертит детская рука Границы мира с чердака. Не дом – корабль кверху дном. Один – и ты уже не флот. Большим растерзанным окном Кричал его беззубый рот: «Здесь больше некому стеречь В горошек ситцевую ночь!.. И на траву, как было, лечь, И полететь куда-то прочь». Где белый голубь на шесте, Где в мае яблоня в фате, Где звоном битого стекла — Гляди – стрижи из-за угла, Где по натянутой струне Танцуют тени на стене, И манит пальцем на крыльцо Кавказской пленницы лицо. Что здесь задумано потом — Благословенным трижды будь! Конечно, дом, конечно, дом Построят здесь когда-нибудь. Каркас, затянутый в бетон, Глаза окон – во все концы. «А где же тот?.. А где же он?..» — Весной замечутся скворцы. Где белый голубь на шесте? Где в мае яблоня в фате? Где звоном битого стекла — Гляди – стрижи из-за угла? Где по натянутой струне Танцуют тени на стене, И тихо лестница-клюка Живет под мышкой чердака. 1985 г. Дурман В темном лесе есть поляна. На поляне есть цветок — Испытаешь вкус дурмана, Если хватишь хоть глоток. Тот цветок порос бурьяном. Дни и ночи напролет Алкашам и наркоманам Он покоя не дает. Он любую тварь стреножит, Будь ты – сдуру, или – пьян. Кто к себе его приложит — Превращается в бурьян. Тот бурьян встает вдоль просек, Блещет черною росой, И его вприпрыжку косит Тетка черная с косой. Сказка ложь, да вся с намеком Для любого дурака. Шел я боком, боком, боком Мимо черного цветка. Шел размашисто и быстро, Не касался, не вдыхал, Но молил – от божьей искры, Чтоб тот лес заполыхал. Ядовит он очень ведь, очень ведь. Но стоит у леса очередь, очередь. 2007 г. Екатеринблюз Оркестр ночного города… В нем звуки живут в тесноте. Разбрасывается гордо Осколками дискотек. Включайте же все на полную Немедленно и сейчас! Я музыкой город наполню. А музыка вся про нас. И к церковке на подходе я Притихну, остепенюсь. Здесь бог мне послал мелодию — Екатеринблюз… Он знает, что все мы спятили, Оглохли в один присест. И в память нам всем распятием Сутулится сирый крест. И я на него юродиво До драных колен молюсь. Молитвою мне мелодия — Екатеринблюз… Прозрачный он и упрямый — Не впишут его в листы. Я девочке лучшей самой В него заверну цветы. Грозятся уйти, уходят ли — Я все равно остаюсь. Как нота из той мелодии — Екатеринблюз… 1999 г. |
