Когда в 1809 году Росс встал в Палате на сторону Гуиллима Уордла во время его атаки на принцип существования продажных округов, Картрайт написал Россу тёплое письмо с поздравлениями. Росс вежливо ответил, но дальше дело не пошло. Шла война, и хотя он выступал за парламентскую реформу, всё это должно было подождать, пока не исчезнет угроза со стороны Наполеона.

Картрайт был братом священника, который изобрёл ткацкий станок, совершивший революцию на фабриках. Этот же Картрайт, Джон, был высоким, худым и прямым стариком с улыбчивым, открытым лицом и в простом каштановом парике, скрывающем седые волосы. Он тепло поприветствовал Росса, и они отправились в гостиную, где собрались гости. Присутствовали только две дамы, да и те быстро ушли. Росс пригубил прекрасное канарское и пожевал печенье, пока его представляли остальным.

С большинством гостей он прежде не встречался, некоторых знал по имени. Молодо выглядящий мужчина средних лет по фамилии Клиффорд писал на тему законодательства и считался явным радикалом. Генри Хант, примерно того же возраста, славился своими габаритами, напыщенностью и зажигательными речами. Юношу с заметным ланкаширским акцентом звали Сэмюэль Бэмфорд, так он представился. Рядом с ним стоял Генри Брогам, стряпчий-радикал, помогающий с финансированием «Эдинбургского вестника», сейчас он остался без места в парламенте. Присутствовал также Сэмюэль Уитбред, сын пивовара и истый пацифист, но явно чувствовал себя не в своей тарелке.

Но почётным гостем, если можно так сказать, был сорокалетний владелец мануфактуры и реформатор Роберт Оуэн. Необразованный, выходец из бедной семьи, в возрасте десяти лет он поступил учеником в мануфактурную лавку, но к девятнадцати годам каким-то чудом стал управляющим фабрики в Манчестере с пятьюстами работниками. С тех пор он славился как филантроп, владелец мануфактуры в Нью-Ланарке на Клайде, где ставил потрясающие эксперименты, опекая своих работников, обучая их детей и разделяя с ними прибыль. Его последняя книга, «Новый взгляд на общество», вышла в прошлом году и привлекла всеобщее внимание. Росс прочитал её летом, и потому поздравил автора при встрече.

Вечер был приятным, после ужина, когда разлили бренди, майор Картрайт сказал, кивнув в сторону Роберта Оуэна:

— «Новый взгляд на общество», а, Полдарк? Разве не этого мы все желаем?

— Большинство из собравшихся здесь, — ответил Росс. — Не уверен, что могу ответить за страну в целом.

— Зависит от того, что назвать страной. Аристократы — определённо нет, я согласен. Да и землевладельцы вроде нас...

— Как и торговцы, банкиры, владельцы предприятий... Но я, разумеется, понял, о чем вы.

— Это идеалы, за которые я борюсь всю жизнь.

— Я знаю. Никто не сделал бы больше. Недавно я прочитал ваши «Письма о реформе Палаты общин». Весьма убедительные аргументы. Уверен, они возымеют эффект.

— Возымеют эффект? Боюсь, крайне небольшой.

— Ох, я бы так не сказал... — начал Росс, но потом умолк, поняв, что хозяин, вероятно, прав.

— Однажды историки напишут, что реформа в нашей стране запоздала на пятьдесят лет из-за примера французов. Тех, кто пытается совершить в Британии мирную революцию, начинают немедленно подозревать, что они хотят кровопролития. И это тупик, постоянное непонимание не целей, а средств.

— Теперь, когда война окончена, парламент более снисходительно отнесётся к вашим идеям.

— Я-то надеялся, сэр, что вы скажете «к нашим идеям»!

— Прекрасно. Пусть будет так.

Картрайт хлопнул себя по руке.

— Ещё столько предстоит сделать! Особенно нам не хватает помощи в парламенте, людей, которые могут говорить от нашего имени в Палате, убедить, спорить, защищать. Оглянитесь вокруг. Помимо вас единственный член парламента здесь — это Уитбред, а он, несмотря на все свои таланты, нездоров, и к тому же, как мне кажется, его отвлекает театр «Друри-лейн». Вы наверняка знаете, что я часто баллотировался в парламент, но так никогда и не был избран. Мы, радикалы, вестники перемен, хотим добиться их конституционными средствами, но на нас смотрят с подозрением и недоверием, как на зачинщиков недовольства.

Росс глотнул бренди.

— То, за что вы всю жизнь выступали, майор Картрайт, не так далеко от «Прав человека» Томаса Пейна [10]. Один человек — один голос, пенсии для стариков, тайное голосование, ежегодные выборы парламента и всё прочее... Ведь так? Уверен, всё это правильно и со временем так и будет, но вся программа целиком, записанная на одном листке бумаги, встревожит среднего члена парламента. Разве сейчас мы все не хотим первым делом принять более практические меры для облегчения положения дел?

— Какие, например?

— Что ж... систему контроля условий труда на фабриках, запрет на детский труд ниже определённого возраста, ограничение часов ежедневной работы для мужчин, женщин и детей, кое-какие изменения в законе о бедных, которые не лишат их стимулов для работы, но дадут людям в тяжёлом положении некоторые средства на пропитание и крышу над головой?

— А почему вы считаете, что такие меры скорее найдут поддержку в парламенте, чем мои идеи? Разумеется, я тоже это поддерживаю в равной мере, но необходимость глобального изменения системы представительства — это самое главное!

— Почему я считаю, что такие меры будут иметь больше шансов на поддержку? Ну, потому, что, как вы прекрасно знаете приличное число вигов — вы сами можете назвать с десяток влиятельных персон — и немало тори имеют чувство сострадания и, зная о бедности и лишениях, захотят их облегчить. Трагедию Огораживания [11] нужно как-то компенсировать. Но это экономические перемены. Боятся же они перемен политических... Разумеется, они тоже настанут, даже если мы этого не замечаем. Вся система устарела, события во всём мире это показывают, но дело затянется надолго... Взгляните на такого влиятельного члена парламента, как Джордж Каннинг, который всячески желает помочь бедным, но не желает помочь им получить право голоса.

— Ах да, Каннинг, — уничижительно произнес Картрайт.

— В Палате мало подобных ораторов, и они бесценны.

— Но в нашем случае, — сказал Картрайт, — он никак не поможет из своего роскошного лондонского дома. — Он вздохнул. — Нет, мы полагаемся на людей вроде вас, Полдарк. Людей цельных и прямых. Патриотов.

Итак, предложение сделано.

— Душой я с вами, — ответил Росс через некоторое время. — Это точно. И голосом, разумеется, когда до этого дойдет. Теперь, когда мы выиграли войну, самое время заняться вашим делом. Но думаю, я слишком стар, чтобы оказать вам достаточную практическую поддержку. В пятьдесят четыре года...

— Мне семьдесят четыре, капитан Полдарк.

Росс слегка улыбнулся.

— Туше. Я хотел сказать, что в глубине души я всего лишь корнуолец и слишком засиделся в парламенте, мне давно хочется отойти от дел. Мне не особо нравится атмосфера Вестминстера, но пока шла война... Война — вот моё главное дело. Мне поздновато начать заниматься чем-то другим, как бы искренне я в это ни верил.

— Искренне. Хоть это радует.

— О, можете не сомневаться в моей поддержке. Я сожалею лишь о том, что она будет недостаточна для вас.

— Вы когда-нибудь встречались с Коббетом? [12]

— Нет.

— Думаю, вам следует с ним встретиться. Он великий человек.

— Не сомневаюсь в этом.

— Возможно, вы читали его последнюю статью о карманных округах.

— Нет. Но должен напомнить вам, майор Картрайт, что я и сам избираюсь от одного из таких округов.

— Но это же не значит, что вы поддерживаете эту систему! Вы сами так заявляли!

— Разумеется, не поддерживаю. Но в этом случае... нужно соблюдать некоторые приличия. Лорд Фалмут — мой покровитель. И он, и его отец всегда вели себя со мной уважительно и терпимо. В разумных пределах я свободен принимать решения, и когда я произнёс речь в парламенте в поддержку Уордла, мне не пришло в голову написать своему патрону и объясниться. Но единственная речь — одно дело. А открытая кампания против принципов Фалмута — совсем другое.