За день до отъезда Джереми сходил на Уил-Лежер. По странному совпадению на прошлой неделе возникли неполадки с насосом. Все полтора года он работал почти бесперебойно — свидетельство в пользу инженерных умений Джереми и литейного цеха Харви. Порой насос останавливали на десять минут, чтобы кое-что отрегулировать или подремонтировать. Десять минут — почти предельный срок, в течение которого хороший двигатель может простоять без необходимости разводить пары заново, но в основном справлялись, не останавливая работу насоса. Однако на прошлой неделе Дэн Карноу пришёл в Нампару и сообщил, что недоволен насосом: стучит неровно, нет нужного напора, и работает как-то медленно. Джереми пошёл с ним, там оказались Питер Карноу и Бен Картер.

Они ждали его, хотя он был моложе остальных, не потому, что он сын хозяина, а как знатока своего дела; он спроектировал насос, это его творение, его детище. Джереми обошёл механизм, вглядывался там и сям, вслушивался, поднимался и спускался по лестнице, проверял, искал, перекрывал один клапан, другой, замедлял ход и внимательно наблюдал. Через полтора часа он наконец сказал, что, похоже, есть протечка в конденсаторе, поэтому насос не качает как следует, горячая вода, похоже, утекает в отводную трубу. Он посчитал, что с воздушным насосом не всё ладно.

Братья Карноу глубокомысленно кивали, будто всё время и так были в курсе, а вот Бен охал и причитал. Это значило остановить насос аж на неделю, а в такую-то сырую погоду самые нижние уровни придётся закрыть.

Отдельный конденсатор, давным-давно изобретённый и запатентованный Уаттом, находился в углублении в основании насосной станции. Каменное углубление было до краёв заполнено холодной водой, в самом конденсаторе содержалось некоторое количество воды, которое изначально было горячим паром, он сжимался по мере поступления в цилиндр и таким образом втягивал воду.

Как только работу насоса приостановили, то сначала пришлось ручной помпой откачать воду из каменного углубления. Глубина ямы составляла около шести футов, ширина — около восьми, а в ней стояли брусья, чтобы придать жёсткость и неподвижность камере конденсатора; что весьма затрудняло исследование даже пустой камеры, особенно когда приходилось этим заниматься в кромешной тьме холодного и мокрого подвала. Джереми надел шахтёрскую шляпу со свечой, взял два фонаря и спустился первым.

Целый час он не поднимался, потом к нему спустился Бен. Затем Джереми решил подняться и выпить горячего чая, вместо него спустился Дэн Карноу. Примерно в полдень со второй попытки Джереми наконец обнаружил искомое. В чугунном воздушном насосе обнаружилась небольшая трещина. На момент установки чугун был весь в окалине, и спустя месяцы под действием откачиваемой воды с шахты и не слишком чистой дождевой воды или воды из ручья, которую использовали для насоса, окалина почти растворилась. В итоге обнажилась трещина, на одном её конце образовалась дырочка размером с игольное ушко, сквозь неё и просачивалась вода. Поэтому вместо одного воздуха насос всасывал смесь воздуха с водой.

Они прочистили и высушили чугунную деталь, забили щель и дырку железной замазкой, проверили, и насос можно было запустить уже через два дня после остановки.

Разумеется, братья Карноу в конце концов пришли бы к тем же выводам, сделали те же открытия и тот же ремонт. Просто Джереми с его основательными знаниями конструкции насоса оказался проворнее. После его отъезда текущий ремонт будет производиться реже; если случится серьёзный сбой вроде этого, потребуется вызывать специалиста.

То же самое с Уил-Грейс — если шахта продолжит работу. Нампара теряла главного инженера.

— Когда ты уезжаешь? — спросил Бен.

— На рассвете.

— В Плимут?

— Нет, из Фалмута в Чатем.

— Думаешь, скоро отправишься за границу?

— Не знаю. Говорят, в этом месяце в Голландию отправляют отряд, чтобы доукомплектовать полк.

— Голландия, значит? Там будут сражения?

— Похоже на то. Мне известно лишь имя командира и название причала в Чатеме, куда я должен явиться.

— Так значит, ты не поедешь в Испанию, как кузен.

— Пока нет, по-видимому.

Бен оглядел своего друга.

— Получил уже мундир?

— Нет ещё. Отец отдал свою саблю, которую чудом сохранил; а вот подзорная труба и компас обошлись мне в пятьдесят пять фунтов! Мундир, постельные принадлежности и другое имущество я получу в Чатеме. Ещё лошадь. Я бы взял Колли, но слишком велики затраты и опасности, связанные с перевозкой.

— Разве у пехоты есть лошади?

— Обычное дело для офицера, если он в состоянии себе это позволить... Ты знаешь, что Джеффри Чарльза произвели в майоры?

— Да. Слыхал.

— Что ж, новое звание позволило ему дать мне рекомендацию о получении офицерского чина. По крайней мере, мне это ни во что не обойдется, если я не возражаю против назначенного полка. Я ответил, что не возражаю, думал, что новобранца отправляют в Испанию... По правде говоря, это отличный полк, входит в Лёгкую дивизию. Сдаётся мне, кузен к этому причастен, хотя и не признаётся.

Они взобрались на третий этаж насосной станции, где находился балансир.

— Пусть я не потратился на офицерский чин, — сказал Джереми, — но быть офицером — всё равно недёшево. Мне сказали, что даже после первоначальных издержек мне понадобится ещё около сотни фунтов в год, чтобы сводить концы с концами.

— Сколько ты будешь получать?

— Пять шиллингов и три пенса в день, которые после вычетов усохнут до четырёх.

— Получается, лейтенант получает двадцать восемь шиллингов в неделю?

— Младший лейтенант, — поправил Джереми.

— Сидел бы ты лучше дома, Джереми. Приглядывал за насосом, как на прошлой неделе.

— Я отправляюсь туда не ради денег, Бен, и даже не ради славы.

Они смотрели на пляж, который так много значил для обоих. Ветер дул порывами с разных направлений. Неповоротливые тучи двигались с северо-запада, сливаясь в небе в необычный трилистник. Прибой набирал силу и беспорядочно обрушивался на берег, а порывы ветра успевали его поймать, взметая спирали пены, как кашалоты.

— Хотел бы я походить на отца, — произнес Джереми.

— В каком смысле?

— Ну... пока что в самом прямом. Отец — прирождённый военный и настоящий храбрец.

— Ну-у, не знаю, мне не кажется, что он записался в армию, потому что хотел стать военным.

— Тогда выходит, армия ему подходила больше, чем мне. Похоже, у него отсутствовал осознанный страх — я говорю о страхе за свою жизнь, который сидит во мне.

— Об этом я тоже ничего не знаю.

Джереми отбросил c глаз прядь волос.

— Сказать по правде, дорогой Бен, я трус наивысшего разряда. Меня передергивает от одного вида причиняемой боли и не на шутку беспокоит мысль, что боль могут причинить мне. Мне нравится ухаживать за больным животным, но если в итоге выяснится, что оно не поправится, то избавить его от страданий должен кто-то другой. Белла куда крепче меня и может наблюдать за кровавой расправой над мышами; я же побыстрее уношу ноги. Можно ли найти более неподходящего человека, чтобы вести за собой людей в бою?

Бен покачнулся от порыва ветра, грозившего столкнуть его с площадки, где отсутствовали поручни.

— Не наговаривай на себя понапрасну. Но, понимаешь ли...

— Никто не заставляет меня идти, ты это хотел сказать? Совершенно верно. Так зачем я тебе жалуюсь, когда уже поздно? Может, потому, что я тщательно скрывал от семьи эти мысли, и только теперь у меня появилось желание их выразить. Тем не менее, всё уже решено... Давай-ка спустимся в помещение, где теплее. Здесь похолодало.

— Твой отец в Лондоне, — сказал Бен. — Кузен едет обратно в Испанию. Нампаре будет не хватать мужчин.

— Верно подмечено.

— Даже в Тренвите пусто. Тот парнишка Тревиннард — славный малый, но силёнок ему не хватает... и твёрдой руки.

Наступило долгое молчание.

— Интересно, как поступит мисс Клоуэнс, — вдруг заговорил Бен, — если тот человек снова объявится, этот Стивен Каррингтон. Слыхал, он где-то недалеко.