Вероятно, я слишком сильно переживаю за Дарвина, но не могу отделаться от ощущения, что в следующем пассаже содержится нечто большее, чем скрытая насмешка: «Ни один натуралист не уделял столь пристального внимания строению морских уточек, как мистер Дарвин». Далее Оуэн пишет о том, что он считает истинным вкладом книги Дарвина в естественную историю: наблюдения по анатомии морских уточек, поведению муравьев и пчел, гипотезу о том, что болотные птицы переносят семена растений вместе с грязью, прилипшей к их лапам, и анализ биологических признаков домашних голубей. «Эти наблюдения, – пишет Оуэн в своем обзоре, – являются самыми важными оригинальными наблюдениями… они, по нашему мнению, разбросаны по страницам труда, как редкие драгоценные камни, но их так мало, и они попадаются так редко». Да, вот именно так!

В этом обзоре Оуэн не отрицает эволюцию как таковую, но он подвергает сомнению ее механизм, предложенный Дарвином, – естественный отбор. Сам Оуэн считал, что возникновение биологических видов – это предопределенный процесс, направляемый «постоянно действующей созидательной силой». Эта идея прямо противоречит теории Дарвина об эволюции путем естественного отбора, в котором нет ничего запланированного, а все изменения происходят благодаря взаимодействию организмов с окружающей средой. Особенно раздражала Оуэна идея о возможности значительных изменений животных организмов: он не мог принять, что животное одного вида может превратиться в животное другого вида.

Однако одиннадцатью годами раньше, когда он писал «О природе конечностей», Оуэн был более восприимчив к идее значительных изменений организмов с течением времени. В конце книги он писал: «Природа шествовала неторопливым державным шагом, ведомая архетипическим светом… исходившим из первого воплощения идеи позвоночного животного под рыбьими одеждами, до того рубежа, когда эта идея облеклась в блистательное одеяние человеческих форм». Оуэн не мог допустить саму мысль о том, что люди могли произойти от обезьян – он зашел так далеко, что предложил выделить людей в особый подкласс млекопитающих, – но совершенно спокойно принимал идею о том, что более далекими предками человека вполне могли быть рыбы. Из сочинений Оуэна совершенно очевидно явствует, что он верил в scala naturae, апогеем которой ему представлялся человек. Для Оуэна схожесть конечностей различных животных представляла собой лишь вариации на одну тему, или вариации архетипа, который каким-то образом был встроен в некий предопределенный план. Несмотря на то что Оуэн не был креационистом, он верил, что эволюция управляется пусть не божеством – но силой, каковую он называл Природой.

Хотя в наши дни выводы Оуэна звучат нелепо, его наблюдения были выполнены весьма тщательно, и благодаря им он смог разглядеть глубинное сходство между конечностями наземных животных и плавниками рыб. Оуэн признавал также, что не он первый обратил внимание на это сходство. Он писал следующее:

Далее Оуэн описывает глубинное сходство между такими, внешне различными конечностями, как веслообразный «плавник» дюгоня, передняя лапа крота, крыло летучей мыши, ноги лошади и конечности человека. Оуэн указывает, что внешний вид и функции этих разнообразных конечностей могут разительно отличаться, но при этом говорит: «Нам не стоит удивляться этому: по-другому быть просто не может, ибо любое орудие должно соответствовать своему предназначению». Затем, однако, Оуэн перечисляет различные инструменты и приспособления, изобретенные человеком для перемещений по воде и воздуху, по земле и под землей: «лодки и воздушные шары, паровую машину Стефенсона, горнопроходческие машины Брюнеля», и указывает, что между конструкциями этих приспособлений не было ничего общего. Если бы назначение конечностей животных было единственной движущей силой их создания, утверждал Оуэн, то они были бы гораздо более разнообразными и не имели бы между собой присущего им глубинного сходства.

Оуэн привлекает внимание читателей и к схожести конечностей у одного организма: «Каждый может видеть, что бедро по строению соответствует плечу… голень предплечью, голеностопный сустав лучезапястному, пятипалая стопа похожа на пятипалую кисть…» Кости голени и кости предплечья также на удивление похожи.

Сравнивая между собой разные виды, Оуэн указывает, что одни и те же элементы присутствуют в руке человека и в передней конечности лошади, если не считать того, что у лошади количество пальцев редуцировалось с пяти до одного. Есть сходство между рукой человека и крылом летучей мыши. Теперь мы знаем, что гомология конечностей различных животных отражает глубинную гомологию генетических кодов – в форме консервативных генов Hox. Оуэн разглядел эту глубинную схожесть даже с рыбьими плавниками, увидев гомологию в строении человеческих пальцев и лучей плавников. В последнем утверждении Оуэн, правда, ошибся, кисть и стопа, которыми оканчиваются конечности четвероногих животных, – это новое приобретение, потребовавшее экспрессии новых Hox-генов, а не вариация на тему уже существовавших плавников наших рыбьих предков. Может показаться невероятным одновременное возникновение пальцев на передних и задних конечностях, но есть данные, говорящие о том, что посредством Hox-генов работает один и тот же «переключатель», отвечающий за развитие пальцев рук и ног.

Когда же произошла эта удивительная трансформация? Для ответа на этот вопрос нам придется совершить дальнее путешествие к гренландским скалам и бросить взгляд на ископаемые остатки древних животных, отважно шагнувших на неизведанную до тех пор сушу.

В 1987 году палеонтолог Дженни Клэк исследовала окаменелости в Гренландии. Она знала, что именно хотела найти, – ей были нужны окаменелости, относящиеся к периоду 365 миллионов лет назад. В 1930-х шведские палеонтологи нашли в восточной части Гренландии интригующие фрагменты черепа. Новый вид был назван Acanthostega (греч. «шипастая крыша»). В 1971 году геолог, работавший в Восточной Гренландии, вернулся оттуда с несколькими ископаемыми фрагментами, которые, как выяснилось, тоже принадлежали акантостеге. Дженни Клэк отправилась в Гренландию в составе совместной датско-британской экспедиции, надеясь больше узнать об этом животном. И ученым это удалось. На этот раз были найдены не только черепа, но и несколько почти целых скелетов этого животного.

Это существо очень важно для науки, потому что представляет разительный пример переходной формы от рыбы к первому наземному позвоночному. Акантостега имеет две трети из сорока одного признака, определяющего четвероногое животное, но в остальном очень похожа на рыбу.

С виду это было довольно странное и причудливое создание. На мой взгляд, акантостега похожа на гигантского тритона. В длину это животное достигало одного метра, голова имела уплощенную форму. Необычно выглядело и соединение головы с шеей. Голова, видимо, держалась на продолжении хорды. Такое соединение сейчас можно наблюдать лишь у некоторых рыб и у эмбрионов позвоночных животных. У всех нынешних четвероногих, включая и нас с вами, череп непосредственно сочленяется с позвоночником. Костные структуры, окружающие глотку, убедительно свидетельствуют о том, что у акантостеги имелись жабры. Так же как у рыб, и в отличие от большинства наземных позвоночных тела и дуги позвонков акантостеги были одинаковыми по всей длине позвоночного столба. Однако, несмотря на наличие стольких рыбьих признаков, у акантостеги были и настоящие конечности с пальцами. Причем пальцев было много.

У нынешних четвероногих животных пальцев на конечностях пять или меньше. Поэтому разумно предполагать, что все мы произошли от пятипалого предка.