Удуев хотел вмешаться, но Бурса остановил его.

   — Вы боитесь, — сказал он. — Вы боитесь своего хозяина. Не нужно его боятся, он не сможет причинить вам зла. Вы оба грамотные, вы умеете с деньгами обращаться, обещаю, если вы поможете нам, то я сделаю вам паспорта, и вы уедете заграницу. Я дам вам денег, но только подробно расскажите всё, что вы знаете.

Рука секретаря с пером, которое он уже обмакнул в чернильницу, зависла над чистым листом. На пере медленно собиралась большая капля. Братья молчали.

Губы Трипольского шевелились от возрастающего возбуждение, но он не проронил ни слова.

Аглая держала Андрея за руку.

Удуев, сделав безразличное лицо, отошёл в глубину библиотеки и снял со стеллажа какую-то книгу. Развернул, делая вид, что читает.

   — Нет, — после долгой паузы сказал один из братьев. — Мы ничего не знаем, мы тихие люди и занимаемся законным промыслом. Платим оброк. Мы ничего не можем сказать.

   — И ты ничего не можешь сказать? — обратился Бурса ко второму, всё ещё не сказавшему ни слова брату. — Почему он отвечает за тебя?

   — Потому, что он старший, он верно говорит, Ваше превосходительство, мы ничего не знаем и помочь вам не сможем. Если хотите, Ваше превосходительство, то убейте, запорите до смерти, — он склонил голову, голос его звучал жалко. — Поверьте, Ваше превосходительство, мы не знаем ничего. Ничего не знаем.

От братьев меховщиков исходил неприятный запах. Так пахнут свежевыделанные овечьи шкуры, и от этого запаха секретаря затошнило. У него опять появился в жар, и закружилась голова. Капля сорвалась с пера и разлетелась брызгами на чистом листе.

В ту же ночь, в установленном порядке, Сергей Филиппович вошёл в дом на Фонтанке и, выждав нужное время, также как всегда, толкнул осторожно дверь в спальню княгини, но постель была пуста.

Наталья Андреевна стояла возле зеркала, разглядывая своё лицо. Она даже не сняла парик.

   — Ты должен сейчас же отнести одну вещь по адресу, который я тебе укажу, — не поворачиваясь сказала она.

   — Прямо сейчас? — ужаснулся секретарь. — Какую вещь? Куда я должен отнести?

   — Собственно, даже не вещь, а небольшое животное. Ты отнесёшь его теперь же к Гостиному двору и выпустишь возле меховой лавки братьев Протасовых. Потом подождёшь там несколько минут пока животное не вернётся и доставишь обратно сюда.

   — Карлик, — с ужасом прошептал секретарь и попятился. — Ты хочешь, чтобы я…

Но княгиня уже схватила его за руку и вела к дверям чёрного хода, больше не вступая в рассуждения. Она сама надела на плечи секретаря тяжёлый тёплый мешок и, поцеловав в губы, вытолкнула его за дверь.

   — Если ты вернёшься скоро, — сказала она вслед, — у нас ещё останется время для любви.

Позже, пытаясь припомнить как он шёл через город, секретарь смог вытянуть из своей памяти лишь тёмную вереницу домов, тихие пустые проспекты, будошников, спящих стоят, жёлтые пятна масляных фонарей и ощущение тёплого огромного комка, припадающего к спине.

На углу возле меховой лавки Протасовых он остановился и, действуя будто в кошмарном сне, развязал мешок. Не желая видеть того, что покажется из мешка, Сергей Филиппович отвернулся и встал спиной к дому. Он услышал, как прозвучали будто деревянные башмаки, щелчок и опять тишина.

«Боже, — подумал секретарь, — я на собственных плечах принёс карлика-убийцу. Что же я делаю? Нужно уйти отсюда, нельзя ждать».

В подворотне громко закричала какая-то кошка. Секретаря обдало по́том, он шарахнулся в сторону, больно ударился локтем о каменную стену и от этого очнулся.

«Нужно предупредить этих меховщиков, что у них в доме смерть, — определил он себе, пытаясь вычислить какое же окно является окном спальни. — Вот это, второе справа, по всей вероятности».

Сильно ударив пальцами в стекло, Сергей Филиппович в эти минуты впервые за последние месяцы не думал ни что скажет княгиня Ольховская, ни вообще, что может последовать за его поступком, он просто хотел прекратить навязчивый бесконечный кошмар.

   — Кто здесь? — спросил мужской голос в комнате, и секретарь узнал голос старшего Протасова.

   — Это я, Сергей Филиппович, — ощутив себя полным болваном, отозвался секретарь. — Я хочу предупредить вас. Только что к вам в дом проник карлик, кажется он хочет убить вас.

За занавесью вспыхнула свеча, ткань на окне отодвинулась, и секретарь увидел сонное лицо старшего брата-меховщика.

   — Шутите, барин? — спросил он, приближая губы почти к самому стеклу.

Но ответить Сергей Филиппович не успел.

В другой комнате рядом ясно прозвучал короткий горловой крик. Свеча вздрогнула в руке меховщика, ткань опустилась.

   — Что там? — спросил секретарь.

Свеча за занавесью погасла и тут же раздался грохот опрокинутого шкафа. Потом Протасов крикнул и было слышно, как он ударил кулаком.

Не раздумывая, секретарь обернул правую руку полой собственного плаща и выбил стекло, благо окно находилось совсем низко. Пока он нащупал задвижку и распахнул раму, в комнате падали стулья и раздавался судорожный шум борьбы. Но судя по этому шуму, карлику не удалось сразу убить меховщика. Хрустело под деревянными подмётками стекло и раздавался громкий хрип.

Перешагнув подоконник, Сергей Филиппович замер. В комнате вдруг стало совсем тихо. Потом слабый голос меховщика сказал:

   — Света, дайте света. Прошу вас зажгите свечу.

   — Где она?

   — На столе.

Пламя ожило под руками, и секретарь увидел опрокинутый шкаф, блестящие осколки под ногами. Он повернулся.

Протасов лежал на постели. На животе меховщика расплывалось алое пятно, но он был ещё жив. В руке умирающего был зажат длинный окровавленный кинжал.

   — Прошу вас, — прохрипел Протасов, — пожалуйста, пойдите посмотрите, что с моим братом.

Только теперь секретарь понял, что нести мешок обратно ему не придётся. Он опустил свечу, освещая нижнюю часть комнаты и увидел карлика. Лилипут застрял, вытянув вверх кривые ручки, в щели между стеной и кроватью. На месте одного из глаз человека-карикатуры была круглая чёрная яма. Из ямы этой змейками выбегала кровь. Лилипут был мёртв.

Той же ночью, усталые после трудной дороги, Анна Владиславовна и граф Виктор, наконец-то достигли назначенной цели. Можно было ещё раз заночевать в деревне и приехать в усадьбу только на следующий день поутру, но Анна настояла, и они гнали лошадей почти до полуночи.

Луна светила ярко и огромный плохо ухоженный парк, куда вкатила, миновав железные распахнутые ворота их коляска, будто расступался с обеих сторон вдоль мощёной дорожки.

   — Какое у тебя большое имение, — устало удивилась Анна. — Признаться, не ждала такого размаха.

   — Три тысячи душ.

   — Так много?

Но Виктор не ответил. По левую руку среди ветвей мелькнул белый кубический флигель с башенкой и, поворачивая голову, Анна ясно увидела сквозь ветви отблеск воды.

   — Там что, река? — она указала рукой в сторону отблеска.

   — Нет, озеро.

Скупость Виктора в ответах девушка отнесла к его усталости, но нехорошее предчувствие всё более и более овладевало ею.

«Чего же я боюсь? — подумала Анна Владиславовна. — Я не одна, я с законным мужем моим, а приехали мы в его родовое имение. Чего же испугалась я, глупая?»

Анна тряхнула головой, отобрала у Виктора кнут и изо всех сил ударила лошадей.

   — Но, пошли, пошли, милые! Быстрее прошли!

Усадьба появилась неожиданно. Она выплыла из-за деревьев в лунном белом свете огромным бесформенным массивом и сразу заполнила половину неба. Было очень тихо. Только звон в траве, собственное дыхание и собственные шаги.

Но, когда вслед за Виктором, Анна поднялась по осыпающимся каменным ступеням и подошла к огромным дверям, ей почудилась отдалённая речь. Девушка напрягла слух. Говорили, похоже, по-английски.

«Откуда здесь могут быть англичане, — подумала она. — Наверное, показалось мне».