Ножевая рана, от которой наступила смерть, в рапортах не была упомянута. Бурса воспользовался своими обширными связями и дело замяли.

Второй раз за месяц жандармский ротмистр Удуев был письменно уведомлен о том, что не стоит ворошить случай на набережной Фонтанки. Князь Валентин Петрович погиб в результате несчастной неосторожности. Это твёрдо установлено произведённым следствием.

Но ротмистр Удуев уже закусил удила. Чутьё опытного жандарма подсказывала ему, что все эти случаи как-то связаны между собой.

За третий случай он брал мёртвое тело, обнаруженное на льду Мойки, близ Конюшенной.

Мертвец был одет в дорогое дорожное платье. Он был без каких бы то ни было драгоценностей и документов, без шубы. Этого человека закололи кухонным ножом в сердце. Он, явно, был вынесен из какого-то ближайшего дома.

Если бы не собаки, набросившиеся на мертвеца, то, непременно, мёртвое тело занесло бы к утру снегом, и оттаяв вместе с рекой, оно просто уплыло бы с ледоходом.

Собрать всё о тайном обществе «Пятиугольник» Удуеву не составило особого труда. В те годы кто только не устраивал тайных обществ. Но информация не была интересной. Члены «Пятиугольника» не только ратовали за ныне существующий порядок, а, похоже, даже находились под патронажем государя.

Вернувшийся из Франции специальный агент тайной экспедиции, докладывал, что в Париже недавно была полностью уничтожена подобная группа, но поплатилась она именно за связь с Петербургом из-за стремления поддержки самодержавия.

Члены «Пятиугольника» не призывали к насилию, не выбрасывали богохульных лозунгов, а напротив, хоть и устраивали на четвёртом этаже особняка на Конюшенной обряды, схожие по форме с масонскими, но призывали исключительно к добру и красоте — мелочь, не стоящая внимания.

Конечно, следовало разобраться поподробнее, но Михаил Валентинович отложил это на потом, и занялся вплотную поисками убийцы в лохматой шапке. Абсолютно уверенный в связи таинственный шапки, под которой явно прятался клеймёный каторжник, с богатым новгородским помещиком Иваном Бурсой, младшим братом магистра «Пятиугольника» Константина Бурсы, ротмистр Удуев, также как раньше, прикрываясь другими уголовными делами, назначил у петербургской квартиры Ивана Кузьмича наблюдательный пост.

Бурса снимал квартиру на Сенной, а известно какой ветер там, в особенности в январские холода, в особенности по ночам. В результате наблюдения, один младший чин отморозил себе пальцы на ноге, а другой ухо, но через неделю Удуев добился своего.

Наблюдающий за подъездом дома на Сенной, переодетый жандарм, отчётливо увидел, как в дом вошёл человек, в точности соответствующий описанию клеймёного убийцы.

   — Так, что же, он ещё там, в доме? — спросил Михаил Валентинович, пристёгивая пояс с саблей и собираясь выходить. — Как считаешь, не упустим его?

   — Почему же упускать. Поймаем. Я когда к вам упредить побежал, полицейского агента попросил: ежели подлец уходить будет, по городу проследить куда…

Но увы, как ни торопились, подгоняя своих коней верховые жандармы, когда они добрались до Сенной площади клеймёного там уже не оказалось. Не было, правда, и агента, поспешившего за каторжником.

   — По крайней мере, теперь я точно знаю, — подумал Удуев, разворачивая свою лошадь. — Я знаю, что убийство было организовано этим, Иваном Бурсой. Пока я ничего не могу доказать, но была бы уверенность, доказательства найдутся.

День 4 февраля, стал для Анны Владиславовны самым весёлым днём за последние годы, самым лёгким. А вечер того же дня обернулся для неё ударом.

Как обычно, они сидели с Трипольским рядом в санях, ледяной ветер резал лицо, и Андрей опять громко рассказывал о своих недавних парижских приключениях. Да всё вдруг закончилось, весь восторг. Лошади встали у парадного крыльца.

   — Приехали! — крикнул кучер

Анна хотела откинуть полость и выйти из саней, но Трипольский, поймав женскую руку, удержал.

   — Погодите, — прошептал он, — одну секунду, Анна Владиславовна.

   — Что ещё, — улыбнулась девушка.

   — Я прошу Вашей руки, — голос Трипольского стал серьёзным. Он, явно, не шутил уже. — Выходите за меня замуж, Анна Владиславовна.

Кучер покосился на хозяев и, спрыгнув, старался больше не поворачивать головы в сторону молодых людей.

   — Вы, что же, влюблены в меня? — всё ещё весело спросила Анна и, вырвав руку, соскочила с саней. Она повернулась, оскользаясь на льду. — Вот так, сразу замуж? Может быть немножко подождём? Может быть проверим наши чувства?

Трипольский нравился Анне, но подслушанный случайно разговор в кабинете дядюшки, стеною встал между нею и любимым человеком, предлагающим руку и сердце. «Не дамся замуж, не заставите, — думала она. — Если вы хотите, чтобы я замуж вышла, так я нарочно с этим подожду, назло».

   — Нет! — крикнула она с излишним пафосом. — Нет! Я не люблю Вас, Андрей.

Трипольский тоже соскользнул с саней и стоял рядом. Лицо его горело от возбуждения.

   — Но ведь только что Вы сказали, нужно подумать, проверить чувства. Значит, были чувства.

   — Не было никаких чувств, я ошиблась. Я сказала сгоряча.

В гостиной у Бурсы было шумно, впрочем как и обычно в этот час. Играла тихая музыка, вокруг разговоры, лёгкая карточная игра, шорох платьев и позвякивание гусарских шпорю.

Желая сразу укрыться в своих комнатах, Анна пробежала через зал, но возле двери её поймала знакомая княжна. Из вежливости, перекинувшись с ней парой слов, она упустила время.

   — Простите, но после мороза у меня разыгралась ужасная мигрень, — пытаясь высвободиться и убежать сказала Анна.

   — Никакой мигрени у Вас, Анна Владиславовна, нет. Ложь. Вы хотите скрыться от меня и не ответить на мой вопрос.

Это было сказано так резко и громко, что все разговоры в зале пересеклись. Зал замер, а сидящий в нескольких шагах от Анны за ломберным столом Василий Макаров, как подброшенный на пружине, вскочил на ноги.

   — Я Вам всё уже сказала, — Анна подалась назад к двери, — подите вон Андрей! Если хотите, то завтра… — она задохнулась, — завтра можем поговорить, но только не сейчас! Завтра!

   — Теперь же, — настаивал, подступая к ней, Трипольский, — сейчас!

Глаза Анны беспомощно побежали по залу и остановились на молодом поручике, замершем у ломберного стола.

   — Пустите барышню, — ответив на этот взгляд, излишне твёрдо сказал Василий Макаров. — Пустите её, граф. Если Вам сказано, что у барышни мигрень, вероятно, это так. Давайте, граф, не будем не будем сомневаться в её словах.

Воспользовавшись тем, что Трипольский отвлёкся, Анна легко скользнул за двустворчатые двери и исчезла из гостиной.

   — А, это опять Вы, — раздражённо спросил Трипольский. — Как Вы мне надоели, честное слово.

   — Вы мне тоже изрядно надоели, граф, — сказал Василий и предложил: — Может быть, мы, как люди чести, решим эту проблему?

   — Завтра, — сказал Трипольский, — с одиннадцати шагов.

   — Когда и где Вам будет угодно?

   — Давайте на Черной речке?

   — Нет!

   — От чего же нет?

   — По́шло на Черной речке стреляться. Там все стреляются и, как правило, без результата. Ранения одни, испуг. Потом каскад извинений.

   — Тогда на Пряжке.

   — Годится. Завтра в 5 часов на Пряжке. Сегодня можете прислать секундантов, граф.

Бурсы в этот момент не было в гостиной, и секретарь поспешил наверх в библиотеку проинформировать Константина Эммануиловича о произошедшем.

Со времени злополучной ночи, когда Сергей Филиппович отправился с письмом в особняк на Фонтанке, отношения хозяина и секретаря переменились.

Ни слова так и не было сказано о злополучном пакете, но пребывая в постоянном ожидании неприятного вопроса. Секретарь не мог скрыть своего напряжение.

   — Стреляться договорились? — спросил Бурса, даже не поднимая взгляда от бумаг, разложенных на столе. — Молодые, кровь кипит, завидую. — Он поднял глаза, и наконец глянул на секретаря. — Знаешь, Серёжа, я бы сам кого-нибудь сегодня на дуэли застрелил.