- Я отлично понимаю Ваши чувства, месье Кастело Бганко.

- Но и Вас она тоже не любит!..

- Дьявольщина!.. Это она сама сказала?..

- Она сказала только, что дала вам слово, но это слово вырвалось у нее в минуту отчаяния, когда она была одинока, и рядом с ней были только Вы. Она была прикована к Вам прочной цепью благодарности и думала, что у нее нет иного способа отблагодарить Вас за все, что Вы для нее сделали.

- Мне кажется, что Вы заговогились, месье, – резко сказал Бело.

- Вам не по нраву горькая правда?

- Мне не нгавится, когда мне лгут.

- По-вашему, я лгу?

- Вот именно, – гордо ответил Бело. – Вегоника дала мне слово по собственной воле, я и надеяться не смел на это. Конечно, ее гешение было поспешным, я бы даже сказал скогопалительным, но совегшенно добговольным.

- Этого не может быть! – горячо возразил Джонни. – Вероника любит лишь одного человека – Деметрио де Сан Тельмо. Да-да, месье Бело, только его одного, и если из гордости она не простит инженера, и в порыве благодарности выйдет замуж за Вас, то будет глубоко несчастна, а этого я не потерплю! Я смогу отступиться от Вероники и смотреть на нее как на далекую, недостижимую звезду, но я не смогу смириться с тем, что она несчастна, понимая, что другой из себялюбия лишил ее счастья! Вы поняли меня?

- Вы плохо судите обо мне, месье Кастело Бганко, – сухо ответил Бело, – хотя у Вас нет на это никаких оснований! Я никогда не совегшил бы подобную подлость.

- И тем не менее!..

- Вы не пгавы. Если бы все было так, как Вы говогите, я боголся бы по-другому. В моих гуках было огужие посильнее. Я мог бы помешать вашей встгече, вашему газговору, и тем не менее, я сам пгивез ее сюда, отлично зная, что она неизбежно встгетится и поговогит с вами обоими.

- Кто знает, с какой целью Вы привезли ее сюда?

- С одной-единственной: чтобы Вегоника сама выбгала свою догогу. Если она по-пгежнему любит Сан Тельмо, я не стану мешать ей и не стану пгибегать к гъязным, ковагным уловкам, чтобы она стала моей. Но, если она упадет в мои гуки, как чудесный даг судьбы, если она снизойдет ко мне как звезда с небес, я пготяну ей гуки, потому что глупо отказываться от счастья, не пгиняв такой подагок. Человеческая дугь хуже смегтного гъеха, месье Кастело Бранко.

Джонни обессиленно рухнул на диван и неподвижно застыл, словно раздавленный грузом своих мыслей.

- Так Вы говогите, они пошли в пагк? – вежливо спросил Бело, наклонившись к Джонни.

- Да, – тихо ответил тот.

- С Вашего позволения, месье, – откланялся Бело. – Постагаюсь найти их.

- Поступайте, как Вам угодно!

- Как я понимаю, вы собигаетесь уйти с догоги.

- Я отказался от счастья гораздо раньше, – горько усмехнулся Джонни.

- В двадцать лет это легче, чем в согок, но, если будет нужно, я постагаюсь поступить, как Вы.

***

- Вероника, Вероника!.. Выслушай меня, хотя бы из сострадания!..

Какая-то неведомая сила привела Веронику к аллее, вдоль которой росли кусты магнолии. Сама не зная, почему, девушка остановилась в нескольких шагах от белеющей во тьме мраморной скамейки, отражающей холодный, лунный свет.

- Между нами все сказано, Деметрио!..

- Нет, Вероника, есть кое-что несказанное, о чем ты не хотела думать и не дала мне сказать, – Деметрио шагнул навстречу жене и закрыл ей путь. – Даже злостному преступнику перед приговором позволено защищаться, – сказал он, глядя на нее с бесконечной, щемящей любовью.

- Я ни к чему тебя не приговариваю!.. Я просто возвращаю тебе свободу, – Вероника боролась с собой, пытаясь сохранить холодный и враждебный вид.

- Вероника, ты приговариваешь меня к смерти!..

- Неужели?..

- Ты отлично знаешь, что без тебя я не стану влачить свою жалкую, ничтожную жизнь…

- Почему же жалкую? Чего еще тебе не хватает для счастья? Ты молод, здоров, богат и обаятелен настолько, что заставил влюбиться в тебя женщину, которую ненавидел и которую никогда не полюбишь…

- Вероника, сейчас я, как нищий, стою перед единственной женщиной, которую люблю больше себя, перед той, что является всей моей жизнью, перед той, которую, боготворя, подвел к алтарю, и которая прогоняет меня. Вероника, я – несчастнейший из людей, ничтожество, жалкий, раздавленный червяк! Я стал таким с тех пор, как приехал в Рио. Ты и обращаешься со мной как с ничтожеством.

- Ты сильно преувеличиваешь, Деметрио, – надменно ответила Вероника, сохраняя холодность, – хотя представляю, как ты будешь теперь страдать, ведь ты привык всегда делать то, что пожелаешь, добиваться всего, что тебе заблагорассудится, успешно претворять в жизнь самые бредовые задумки, играть в свое удовольствие сердцами и чувствами людей, пробуждать любовь в своих интересах.

- Ты жестока, Вероника! – с упреком заметил Деметрио.

- Жестока? – Вероника задумалась. – Пожалуй, да... но это ты научил меня жестокости! Должна признаться, что мне отрадно видеть, как щетинится и извивается твоя гордость перед первой преградой, вставшей на пути.

- Моя гордость – всего лишь подстилка у твоих ног, Вероника. Ты топчешь ее в свое удовольствие, и с каким наслаждением!

- Чтобы этого не было, тебе достаточно уйти от меня…

- Я не уйду, – поспешно перебил жену Деметрио, – даже если ты оттолкнешь меня тысячу раз. Я не оставлю тебя, пока ты не поймешь, что моя любовь к тебе верная, чистая и искренняя. Впрочем, она была такой с первого дня, и с самого начала выдала меня. Я не лгал тебе, не притворялся, что люблю. Я действительно так отчаянно и страстно тебя любил, что тянулся к тебе несмотря на напускной лед моей злости, несмотря на планы мести… Неужели ты не помнишь мои поцелуи?.. Они без слов говорили тебе то, о чем я гордо молчал. В них я вложил всю свою душу и отдал ее тебе. – Деметрио, повесив голову, тяжело опустился на мраморную скамейку и уткнулся лицом в ладони.

Вероника понимала, что должна бежать от мужа, как можно дальше, но не могла сдвинуться с места. Ее ноги словно налились свинцом и не слушались ее.

- Твои поцелуи тоже были лживыми! – сама не желая того, сказала она, покорившись какой-то неведомой силе.

- Нет, Вероника, ты и сама знаешь, что это не так, – горячо возразил Деметрио. – Ты лжешь, говоря, что я не любил тебя. Ты отлично знаешь, что я всегда тебя боготворил. Я никогда не отрицал свою отчаянную любовь, и не женился бы на тебе, если бы не любил!

- Деметрио, какую новую игру ты затеял, какие новые уловки изобрел?

- Я сам того не понимая, связал наши судьбы узами, которые могла бы разрушить только смерть, но я сделал это не потому, что ненавидел тебя, а потому, что любил.

- О чем ты говоришь?

- Обезумев от горя, я поклялся отомстить за смерть брата. Разыскивая женщину, предавшую его, я вошел в этот дом, но, клянусь, если бы я узнал правду, что этой женщиной была не ты, а Вирхиния, я не сказал бы ей о любви, не придумал бы этот бредовый план мести. Я ограничился бы тем, что сорвал с нее маску, раскрыл ее низость и подлость, сказал бы, что она потеряла самый богатый рудник Мату-Гросу, но я не сжигал бы свою жизнь в горниле мести. Я загнал тебя в этот ад лишь потому, что вся моя жизнь целиком и полностью принадлежала тебе, и это было непоправимо. Я знал, что полюбил тебя на всю жизнь, и полюбить другую не смогу, но моя любовь была запретной, и тогда я решил идти ко дну вместе с тобой. Вероника, неужели ты этого не понимаешь, не видишь, не знаешь? – в отчаянии воскликнул Сан Тельмо.

- Поклянись, что все твои слова – правда!..

- Я клянусь тебе памятью Рикардо!!!

- Деметрио, – голос Вероники дрогнул.

- Вероника, любимая, жизнь моя, я сделаю все, что ты пожелаешь, – в глазах Деметрио затеплилась искорка надежды. – Я готов на любые испытания, жертвы, я искуплю свою вину, только не отталкивай меня, не говори, что твоя любовь умерла, иначе белый свет померкнет для меня.

- Деметрио, я не имею права прощать тебя. Я дала слово другому, тому, кто защитил меня в горький час печали, тому, кто был моей единственной опорой, когда мне было одиноко. Я не могу так вероломно предать его!