- Да я только этого и хочу – понять его! Узнать, почему он, – голос Вероники сорвался.

- Успокойтесь, прошу Вас, – урезонивала ее Адела, – у меня предчувствие, что все у вас наладится… А пока что я узнала от Аеши, что инженер разыскал индейца Игуасу, чтобы поговорить с ним…

- Аеша?.. Кто такая Аеша?..

- Одна довольно смышленая молоденькая индеаночка, хотя и сущее наказание, – пояснила Адела. –  Полагаю, что она – ваша служанка, поскольку Рикардо Сильвейра заплатил ей за год вперед.

- Рикардо Сильвейра, – тихо повторила Вероника.

- Своими приступами гнева и пьянством Ваш бедный деверь отдалил от себя всех, только преподобный Джонсон и Аеша, та самая индеанка, о которой я Вам сказала, находились рядом с ним до последней минуты. Аеша может быть очень полезной, если захочет, вот только хочет она этого крайне редко.

- Адела, Вы начали говорить об индейце Игуасу, – напомнила Вероника.

- Ой, и где только моя голова? – всплеснула руками Адела. – Я ведь и в самом деле, хотела сказать Вам о нем. Знаете, Ваш муж заказал ему кучу всякой всячины. Час тому назад Игуасу поспешно отплыл в Куйабу, и теперь вернется с плотом, полным разного добра. Похоже, инженер решил построить Вам достойный дом.

- Мне? Дом? Жить вместе с ним... здесь?

- Знаете, Ваш муж сказал, что собирается разрабатывать залежь лично, и поэтому ему необходимо жить в Мату-Гросу.

- Он может жить в этом аду, если хочет, а я уеду отсюда, как только смогу встать на ноги, – решительно заявила Вероника.

- Не думаю, что инженер Сан Тельмо позволит Вам уехать… Впрочем, вы поговорите с ним об этом, когда поправитесь.

- Вы не дадите мне ручку и бумагу, Адела? Мне нужно написать в Рио-де-Жанейро.

- Почему бы Вам не подождать, когда Вы окрепнете? Сейчас писать бесполезно: до тех пор, пока не вернется пирога, отправить Ваше письмо на почту в Куйабу никак нельзя. Два дня, чтобы спуститься, восемь – чтобы вернуться… итого – десять дней. Не спешите Вы так.

Руки Вероники безвольно опустились на одеяло, выражая безграничную скорбь. Ее ждала не только жизнь с Деметрио де Сан Тельмо, но и борьба с суровой, мрачной, угрюмой сельвой, такой же непостижимой, как он.

- Джонни…

- Да, папа?..

- Поступили известия от Вероники. Я сдержал свое слово, и пришел, чтобы сообщить их тебе.

- Что она прислала? Письмо… телеграмму?.. Дай мне посмотреть! – дрожа от нетерпения, попросил Джонни, и в его глазах мелькнули тревога и озабоченность.

По мнению врачей лихорадка уже прошла, и он начал поправляться, но пока еще не вставал с постели, а темные круги под глазами напоминали о недавней тяжелой болезни.

- Телеграмма не от нее, а от владельца отеля “Сан Педро”, некоего месье Бело, – быстро ответил дон Теодоро, в душе продолжая беспокоиться за сына, – но новости замечательные.

- Вот как, – разочарованно протянул Джонни.

- Этот самый месье Бело, несомненно, очень любезный господин. Он сообщил, что Вероника и Сан Тельмо остановились у него только на один день и сразу отправились дальше. Это было во вторник на прошлой неделе, так что они очень быстро добрались туда.

- И куда они поплыли?

- В Порто-Нуэво. Это самое близкое к руднику Сан Тельмо поселение. От Куябы до Порто-Нуэво можно доплыть только на индейских пирогах или плотах, так что немудрено, что письма оттуда могут задерживаться на несколько месяцев, – дон Теодоро, как мог, пытался утешить сына.

- А этот самый месье Бело видел их, разговаривал с ними?..

- Ну конечно, видел, сынок, бодрым голосом ответил дон Теодоро. – Сан Тельмо и Вероника пробыли целый день в его отеле. Похоже, месье обрадовался моей телеграмме и выполнил просьбу, прислал нам ответ. Так что теперь будем ждать новостей уже от самой Вероники.

- Порто-Нуэво, глухомань, в которую можно добраться только на пироге, или каноэ, – простонал Джонни.

- Сынок, Вероника сама выбрала свою судьбу, и она абсолютно права, разделяя участь любимого. Помнишь, ты обещал мне постараться забыть ее? Так прояви волю и будь сильным… А сейчас мне хотелось бы поговорить с тобой о Вирхинии.

- И ты туда же, папа? – пришел в отчаяние Джонни. – Мало того, что мама талдычит мне о ней каждый день, и сама Вирхиния... – Джонни замолчал, не договорив.

- Я знаю, что она без стеснения признается тебе в своей любви, – закончил за сына дон Теодоро. – Я уже говорил Саре, скажу и тебе: должен признаться, что Вирхиния весьма далека от идеала той девушки, которую я представлял твоей женой.

- У нас с тобой был один идеал, папа.

- Как бы мне хотелось, чтобы у тебя была моя выдержка, сын, чтобы ты мог перенести горькое разочарование и смириться с тем, что нельзя исправить.

- Возможно, когда-нибудь я и смирюсь, – равнодушно согласился Джонни.

- Но не так, как сейчас. Докажи это на деле.

- На деле?

- Сейчас я поясню тебе свои слова, – начал дон Теодоро. – Понимаешь, одна из причин, по которой мне не хотелось бы, чтобы матерью моих внуков была Вирхиния, – это ее слабое здоровье. Она всегда была болезненной. В последнее время я часто разговаривал о ней с доктором Ортега, и он считает, что с ее сердцем все в порядке.

- Я очень рад за нее и маму.

- Сделай милость, порадуйся и за себя. Послушай меня внимательно, сынок. Случай с Вирхинией очень необычный: похоже, что из-за нервного срыва у нее возникают мнимые симптомы болезни.

- Что это значит, папа?

- Все очевидно: Вирхиния больна из-за любви к тебе. Ты чахнешь, потому что тебя не любит Вероника, а Вирхиния больна, потому что ты не любишь ее.

- Я люблю ее, папа, но как сестру.

- Может, и так, – вздохнул дон Теодоро, – но она-то любит тебя не по-сестрински, а как женщина, и не хочет жить без твоей любви.

- Я все понял, папа, но должно пройти время…

- Ни в коем случае не торопись, сынок. У тебя будет время успокоиться и подумать, – дон Теодоро ласково похлопал сына по плечу. – А я пока пойду расскажу о новостях твоей маме. Мы скоро вернемся.

Дон Теодоро вышел из спальни, и Джонни остался один. Он разом приуныл, с тоской осознав, что потерял Веронику навсегда. Все в жизни стало вдруг безразличным, а в душе остались только глубокая жалость к родителям, чьи переживания огорчали его, и нежное сочувствие к застенчивой, робкой девушке с большими светлыми глазами и золотистыми волосами, которая была больна из-за отвергнутой им любви.

- Вам уже лучше, правда?.. По-моему, гораздо лучше, достаточно взглянуть на лицо, – радостно прощебетала Адела.

- Спасибо, Адела. Удивительно, но мне и в самом деле лучше.

- Я не собираюсь расхваливать Хайме, но все же он знатный врач, – с гордостью заявила сеньора Ботель.

Вероника лежала в кровати, удобно откинувшись на подушки. Теперь ее голова была забинтована не так сильно, как в прошлые дни. И вообще казалось, что она поправляется очень быстро, благодаря своему исключительному жизнелюбию.

Огромные, глубокие и печальные глаза Вероники сверкали каким-то внутренним, одухотворенным огнем, а губы снова стали сочными и красными, словно спелый, сладкий плод. Она была похожа на прелестный цветок.

- Кто это там бродит снаружи? – спросила она, услышав шум, доносившийся с веранды, и приподнялась. – Чьи это шаги? – не желая больше лежать, Вероника с легкостью уселась на кровати.

- Господи, ну чьи они могут быть, как не Вашего Деметрио? – ответила Адела. – Сеньор Сан Тельмо каждое утро раз сто пройдет от окна до угла дома, пока мой Хайме не выйдет, чтобы перевязать его и рассказать о Вас. А потом, узнав, как Вы, он идет смотреть, как строится новый дом.

- Новый дом?

- Да, он будет таким же просторным, как этот, и богато отделанным. Ничего не скажешь, красивый будет дом. Если хотите, я позову Деметрио, и он сам все расскажет, – предложила Адела.