- Вероника уже знает, что я буду ее главной подружкой на свадьбе?

- Я еще ничего не сказала ей, но это неважно, здесь командует не она... О боже, Вероника! Ты меня слышала!..

- Случайно, тетя, – любезно ответила незаметно подошедшая, задумчивая Вероника и с легкой усмешкой добавила, – впрочем, все, что ты сказала, я и сама знала. Не я готовила себе свадьбу, не мне и командовать. Поскольку ты сама выбирала подружек невесты, тетя, я догадывалась, что главной ты выберешь Вирхинию. Единственное, что меня поразило, так это то, что она согласилась.

- Тебя удивляет, что Вирхиния не держит на тебя зла за все твои деяния?

- Меня удивляет, что она захотела поучаствовать в свадебном кортеже дочери мошенника и вора, каким был, по ее словам, мой отец.

- Вероника, что ты говоришь? – негодующе укорил племянницу дон Теодоро.

- Прости меня, дядя, и ты тоже, прости, тетя Сара, но это были слова Вирхинии.

- Мои? – Вирхиния изобразила искреннее удивление.

- А ты уже забыла?

- Когда я могла сказать тебе подобное? Дядя Теодоро, тетечка, не верьте ей. Дядя Роберто умер, и нужно не иметь ни стыда, ни совести, чтобы говорить плохо об умерших. Они были такими, какими были. Я ни о ком не могла сказать такое… и тем более… тем более о несчастном дяде Роберто…

- Вирхиния, ты можешь лгать мне прямо в лицо, отказываясь от своих слов?

- Вероника, дорогая, не будь такой злой. Ты неправильно поняла меня или не расслышала. Я… Ты мне веришь, тетя Сара, правда? Веришь? Клянусь, я не говорила этого, все это – ложь, клянусь!..

- Тебе не нужно клясться, доченька, я никогда не верила этому. Одно время я думала, что Вероника, став счастливой, изменилась, что она перестала быть злой дрянью, стала лучше и добрее, но сейчас я вижу, что это не так!

- Злой дрянью?

- Вот именно, Вероника, хоть мне и больно говорить тебе это в последний день твоего пребывания в этом доме… Идем, Вирхиния…

- Ах, тетечка, миленькая!

- Не плачь, душенька, Вероника не заслуживает ни одной твоей слезинки. Хочет она или нет, но на свадьбе ты будешь главной подружкой и обновишь свое прелестное платье. Слава богу, это последний день, и мы не будем выносить сор из избы. Ну, идем, Вирхиния, идем!

- Дядя Теодоро, ты слышал? Видел это?

- Да, Вероника, видел и слышал... и, к несчастью, все еще вижу, что прискорбные, жалкие сцены до сих пор не закончились. Тебе обязательно нужно было поссориться и поругаться со всеми даже в свой последний день в этом доме.

- Мне?.. И ты туда же, дядя? Ты тоже говоришь мне о последнем дне?

- С болью в сердце, Вероника, с болью в сердце. Я думал, что ты останешься здесь и будешь самой лучшей из невесток. Я мечтал, что однажды ты станешь матерью моих внуков, и в глубине души надеялся на это.

- Дядя!

- Глупая, несбыточная мечта развеялась, как дым. Я не хочу понапрасну упрекать тебя, Вероника, у меня слишком мало времени на то, чтобы защитить единственного человека, кого я еще люблю в этом мире: моего сына.

- Дядя, я...

- Пойду, позвоню в усадьбу.

- Не нужно, дон Теодоро, – сказал подошедший Хулио Эстрада и посмотрел на Веронику взглядом, полным любви.

- Хулио? – удивился дон Теодоро.

- Мы только что приехали. Я оставил Джонни у дверей его комнаты и послал Вирхинию сказать, что мы уже здесь.

- Спасибо, Хулио, пожалуй, я пойду к нему прямо сейчас.

Вероника побелела, как полотно, и оперлась на спинку кресла, словно боясь, что подогнутся ее колени. Она по-прежнему молчала и не двигалась с места. Хулио Эстрада проводил взглядом медленно идущего по длинному коридору вмиг постаревшего дона Теодоро и подошел к Веронике.

- Прости меня за бестактность, – ласково сказал он, – но я слышал последние слова твоего дяди. Тебе горько и тяжело сейчас...

- Думаю, отрицать это бессмысленно и бесполезно, по крайней мере перед тобой.

- Так должно было случиться, и все же этот день самый счастливый в твоей жизни.

- Что касается Деметрио – да. Я знаю, это из-за него и из-за моей любви к нему все ополчились против меня, словно я должна оплатить кровью право на его любовь. Но это не важно, ведь в жизни все самые важные права оплачиваются кровью и слезами. Вот я и учусь платить по счетам… это трудно, но я перетерплю и сумею выстоять.

- Вероника, я знаю, что ты сильная и отважная, но иногда даже сильным и отважным нужна поддержка, нужен друг, на которого можно опереться.

- Деметрио всегда будет мне опорой.

- Надеюсь, что так, и все же я от чистого сердца предлагаю тебе свою дружбу, хоть и знаю, что Сан Тельмо слишком ревнив, чтобы позволить тебе дружить со мной.

- Хулио, я благодарна тебе, благодарна от всей души.

- Джонни не хотел приезжать… Я чуть ли не силком привез его, чтобы тебе было спокойней.

- Хулио, я так благодарна тебе!

- Тебе не за что благодарить меня, Вероника. Сегодня последний день, когда ты можешь доставить мне удовольствие быть тебе полезным. Завтра ты будешь далеко... Ты станешь женой человека, который заслужит смерть, если не сделает тебя счастливой.

- Я буду счастлива, Хулио.

- Хотелось бы мне быть таким уверенным, как ты. Я знаю, что некрасиво и неправильно обсуждать с тобой подобные вопросы, знаю, что мои слова покажутся тебе напыщенными, неуместными и глупыми, но я должен сказать их: я всегда буду твоим другом, Вероника.

- Я знаю, Хулио.

- Что бы ни случилось, в любую минуту, при любых обстоятельствах, помни: я всегда буду твоим другом. А теперь – прощай, Вероника. Полагаю, тебе пора одеваться… Я увижу тебя в соборе, где соберется весь Рио-де-Жанейро, чтобы посмотреть на самую прекрасную из женщин в самом замечательном платье, который только может надеть женщина!.. До встречи.

***

- Вероника!.. Вероника, ты готова?..

- Да, дядя, заходи…

Самая красивая девушка Рио одевалась к свадьбе в полном одиночестве. Даже служанка не могла помочь ей надеть подвенечное платье, поскольку ее постоянно звали к себе донья Сара и Вирхиния.

Несмотря на то, что Вероника сама надела атласные туфельки, сама прикрепила фату и венок к своим черным волосам, она никогда не была столь прекрасна, как теперь. Беспомощность и одиночество разлили по ее нежным щекам матовую бледность гардении и омыли глаза пролитыми втихомолку слезами, но губы возбуждающе алели, потому что, вопреки всем свалившимся на нее печалям, неудачам и напастям, в этот величайший миг своей жизни Вероника была выше их. Она была любящей невестой, и шла к алтарю с душой, наполненной чистым огнем.

- Вероника, ты просто красавица…

- Спасибо, дядя.

- Вот твой букет… Тебе нравится?..

- Очень.

- Машина уже ждет.

- Тогда пойдем, дядя.

- Я хотел сказать тебе кое-что...

- Что, дядя?

- Я грубо разговаривал с тобой, и очень жалею об этом. Право, я не хотел вести себя так в твой последний день в нашем доме, но я очень волновался из-за того, что Джонни задержался, и все эти дни меня ужасно беспокоило поведение сына...

- Меня тоже.

- Я хочу верить, что в глубине души ты не плохая…

- О чем ты, дядя?..

- Я хочу сказать, что тебе больно видеть его страдания.

- Но, дядя, неужели ты усомнился в этом хотя бы на миг?..

- Подожди, дай мне хотя бы сейчас сказать тебе то, что я должен сказать. У нас мало времени, все уже ушли. Тетя поджидает тебя у алтаря вместе с мужчиной, который скоро станет твоим мужем, твои подружки уже собрались у двери собора, весь город ждет тебя…

- По-моему, это слишком большая честь для меня.

- Ты заслуживаешь это по своему рангу и общественному положению, по своей фамилии… Эти преимущества положения и имени должны оплачиваться определенными жертвами, и если однажды ты забыла об этом…

- Что ты имеешь в виду, дядя? О чем я однажды забыла?

- Я не хочу огорчать или ранить тебя. Если в моих словах есть что-то обидное, оскорбительное, забудь о них. Считай, что, я плохо выразился, сам того не желая.